Клуб маньяков - Белов Руслан - Страница 26

Короче, надломился я. А как не надломиться? Все надо мной смеются, все меня жалеют – и честные предприниматели, и бандиты, и друзья удачливые, и даже родственники.

В общем, надломился я, а все надломленные злые, как черти. И я злой стал как никогда. А злой как никогда – он наполовину маньяк. Они, Верины соучастники, то есть литературоведы, знают, что делать. Выдержали в дерьме, потом окучили, как картошку и втащили в свой круг, безвозвратно втащили.

...Время шло, и, знаете, я втянулся. Не захотел расставаться с дочерью. Да и к Вере привык.

Она такая лапушка. Кисонька. Львушечка. Такая любовь у нас открылась! Правду говорят, что истинная любовь – это когда не друг на друга смотришь, а в одну сторону... Заботиться обо мне стала, вещи хорошие покупать, а раньше ведь один ширпотреб носил. Выйдешь на рынок, или куда, а там все в точно таких же рубашках.

И спиртное начала покупать сама. Самое дорогое. Виски, мартини, вина по триста рублей за бутылку... Сигары, опять-таки кубинские. Толстые, вкусные, ручного изготовления.

А я заважничал. Снобом стал. Того не хочу, этого не буду, а она в рот смотрит и радуется, что я такой весь изобразительный из себя стал. А со временем и работу мне по своим ненашенским каналам подобрала. Сидеть надо было в одной обувной фирме, и строго на работников смотреть. За полторы тысячи баксов. Поднялся я, будь здоров! Рулетка, сауны с красавицами, массаж, омары, рауты, трюфеля, презентации, устрицы... И не по субботам, а каждый день.

Тяжело поначалу было с моим прошлым. Особенно с новыми знакомыми... Они все такие сдержанные... Понимают, что от хозяина все зависит. И от удачи еще, если хозяин простак. И если чего не поймешь, не унюхаешь, не пресечешь, то завтра вместо павлинов фаршированных будешь кильку лежалую с картошкой есть и запивать все это жиденьким разливным «Жигулевским».

Раньше меня удивляли сообщения типа «разорился и застрелился». Фермер, предприниматель. А в новой своей шкуре я все понял. Оказаться в толпе хамов, которые «Сахру» пьют и килькой закусывают? И которые в отпуск едут в Измайловский парк или Кусково, а не на Сейшельские острова или Флориду? Н-е-е-т... Лучше пулю в висок.

Литературный клуб действительно оказался с маньяческим уклоном. Если не сказать – креном. На первом же заседании с моим участием мне шепнули, что в списках на устранение я стоял первым. И что я вовремя сдался.

С Маргаритой и ее мужем мы встретились раз два. Мне понравилось. А Вере нет. В постели с Маргаритой она сильно проигрывала. Предлагала мне (для разнообразия, мол) Алевтину с ее любовником, сержантом милиции. Но я отказался. Сказал, что опасаюсь с милиционером в постель ложиться.

А клуб... Он меня разочаровал... Неизобретательно они людей мучили. Без искорки умственной. Бесталанно, короче. Подберут где-нибудь на вокзале пьяницу, – страшного, избитого, неприятно пахнущего – и мучают. Один по глазам специалист, другой по ушам, третий по половым органам, четвертый вообще ортопед...

Окружат беднягу, слюну нетерпеливо сглатывая, и начинают каждый свое мусолить. Емельян ступни отпиливает... Близорукая Алевтина глаза бедняге выжимает... Олег-ламаист и женоненавистник откручивает. Понятно что. А у пьяницы вши и запах изо рта. Ногти черные. Грибок, опять-таки, меж пальцев ног. Емельян Емельяныч однажды по особенному увлекся и подхватил, в конце концов, месяц потом руки свои «Низоралом» лечил, и никто с ним не здоровался.

Походил, походил я на эти «литературные» безобразия и предложил Вере самоопределиться. Она согласилась, не сразу, но согласилась.

И начали мы по крупному играть. Рисково. Сняли квартирку в городе, оборудовали ее по последнему слову техники, звукоизолировали, полы пластиком покрыли, чтобы, значит, кровь легко отмывалась.

На новоселье одного Вериного знакомого затащили. Американца из штата Огайо. Толстенький такой, общительный. Посидели с ним, поели, как следует, выпили, естественно, виски с содовой, анекдоты про новых русских потравили. Потом предложили ему, уже в доску пьяному, в дартс поиграть. Привязали к скобам на пыточной стене и стали дротики в него метать.

Развеселились – страсть! Вера в лицо бросала, я – в толстый живот.

Как он орал! Особенно, когда супружница прямо в самую середину лба ему зафиндилила.

Потом разделись донага и начали кожу с него снимать. Вымазались с ног до головы кровью и любовью занялись. Я, как молодой, три раза за полтора часа сходил.

После секса утомились, да и домой было пора: Светлана Анатольевна просила пораньше вернуться. И решили заканчивать с американцем. Кровь выпустили – полтора ведра оказалось! Потом расчленили и в мясорубку на кухне. Не в обычную, в обычной на кручение часа три бы ушло, да и кости куда девать? А в общепитовскую, промышленную, сунешь ногу, хоть сорок пятого размера, нажмешь кнопку и готово! В пятнадцать минут уложился, и это включая спуск полученного продукта в канализацию. Вера за это время кровь в комнате подтерла и вообще порядок навела.

Потом в ванную полезли. Она у нас большая, двухместная, вся в мраморе, зеркалах и золоте. Ну и там, естественно, от любви не удержались. В электричке рядышком устроились. Бочок об бочок, как голубки. Хорошо было! Я пивка попил, Вера мороженое скушала... Такая она была вся одухотворенная, что все мужики мне откровенно завидовали. А ей – женщины.

Тем же вечером, уже в постельке, Вера призналась мне на ушко, что есть у нее мечта. Мучить людей психически...

– Утюги, – сказала, – паяльники, мясорубки – это так пошло... Пошло, грубо и совсем не по-женски... Не утонченно. Да и возни потом с уборкой много...

– А как ты хочешь? – поинтересовался я, вдыхая такой родной запах ее волос, ее ушка.

– Представь, мы с тобой берем девушку, женщину, мужчину, не важно... Поселяем в московскую свою квартирку... Ну, положим, в будущее воскресенье... И делаем все без рук, все, для того, чтобы она или он покончила или покончил с жизнью ровно через три месяца... Понимаешь, ровно через три месяца, в заранее определенный день и час!

– Ты гений!

– Представляешь, какой простор откроется для твоего, для нашего воображения! Для достижения цели нам придется тонко использовать все человеческие чувства – любовь, ненависть, ревность, жадность до жизни, стремление к смерти, к свободе, к одиночеству, к людям... Надо будет тонко чередовать воздействия ими, дозировать, исправлять перегибы кнутом и пряником, вышибать и вгонять клинья, ласкать и шлепать...

– И надо будет анализировать прошлое, выявлять детские переживания, сформировавшие характер, выявлять неврозы, мании склонности! Ты знаешь, киска, у меня прямо руки зачесались! Давай, начнем завтра же?

Я перевернулся на Веру и запечатал ее уста долгим, чувственным поцелуем. Точнее, хотел запечатать долгим, чувственным поцелуем, хотел, но не вышло, Вера отняла губы и неистово зашептала мне в ухо:

– Ты представляешь, со временем мы приобретем опыт, и сможем проделывать все это на воле! Понимаешь, на воле, без заточения, без оков, кляпов и клеток! Наша жертва будет жить на свободе, а мы будем вокруг нее, мы будем везде, мы будем контролировать все ее чувства и поступки, контролировать с тем, чтобы, к примеру, 1-го января 2001-го, в шесть часов утра она в полном одиночестве вскрыла себе вены!

– Грандиозно! – восхитился я и тут же попытался вновь заняться губами супруги.

Но Веру было не остановить. Вырвавшись, она перевернула меня на спину, накрыла горячим телом и, занавесив лицо распущенными волосами, зашептала вновь:

– Ты представляешь, какая интересная жизнь у нас начнется! Каждые три месяца – увлекательнейшая шахматная партия на время, шахматная партия с одной белой фигурой! Представь, она одна посереди доски, а вокруг нее мы, черные, мы, весь наш клуб!

Мне вдруг стало скучно. Опять этот Митька, опять этот маньяческий колхоз, опять трудодни и соревнования...

– Весь наш клуб... – скривился я. – Представляю... Туча черных муравьев травят бедную зеленую гусеницу, бедную гусеницу, которая никогда не станет нарядной бабочкой...