Дети капитана Блада - Виноградова Татьяна - Страница 8

– Да-да, «Семь провинций», стопушечный галеон с командой в 750 человек, спущен на воду в 1665 году – невозмутимо подтвердил дон Иларио (Диего злорадно взглянул на Бесс). – Однако речь не об этом. Лейтенантом у Блада был некто ван дер Киндерен. Этот лейтенант его просто боготворил. А позже он перебрался сюда – уже в качестве капитана капера, двадцатипушечного брига.

И вот представьте себе Блада, еще мало кому известного, который возвращается из первого, довольно тяжелого, полугодового похода. «Арабелла», требующая очистки днища и разнообразного ремонта, ползет курсом бейдевинд левого галса. Тут-то и появляется на сцене бриг «Эсмеральда», капитан которого, безошибочно оценив ходовые качества и степень загрузки «Арабеллы», вступает в бой.

Блад разрядил пушки правого борта, однако качка была сильной, и залп не причинил «Эсмеральде» вреда. «Эсмеральда» же, уклоняясь от залпа, успела развернуться носом к «Арабелле», и, продолжая начатый поворот, разрядила все свои восемь пушек левого борта в высокий борт «Арабеллы», слишком медленно начинавшей поворот оверштаг.

Результат был ужасен. Не раз уже латанный фальшборт «Арабеллы» был разбит, но самой большой неприятностью были две пробоины на уровне ватерлинии. Окно кормовой каюты разлетелось вдребезги. Блад отдал приказ сбросить пушки правого борта и приготовиться к отражению абордажа – команда капера вряд ли насчитывала более сотни человек, и у «Арабеллы» были все шансы отбиться.

И вот когда люди с «Эсмеральды» попрыгали на палубу «Арабеллы"и на шкафуте уже завязалась потасовка, Блад, остающийся на юте, внезапно хватается за подзорную трубу, затем подзывает горниста – и раздается сигнал „Слушайте все“. Все не то чтобы слушают, но недоуменно замирают. Перегнувшись через перила, Блад командует: „Прекратить свалку! Передайте на эту шаланду – капитана ван дер Киндерена – ко мне!“ („Что такое „шаланда“?“ – спросила донья Леонора. – „Это такое средиземноморское корыто“, – ответила Бесс.) Озадаченный ван дер Киндерен переходит на борт „Арабеллы“, пробирается к юту – и тут обе команды с изумлением наблюдают, как он, придерживая шпагу, вдруг бросается бегом, взлетает по трапу и вытягивается перед Бладом. А тот тихо так, проникновенно, начинает ему что-то говорить. Обе команды прислушиваются – однако только зычные ответы ван дер Киндерена позволяют догадываться, о чем идет речь. Выглядит это так: „Виноват, сэр! Так точно, сэр! Никак нет, сэр, не последний! (болван, очевидно). Не могу знать, сэр! (кой черт меня надоумил, – смекает команда). Есть, сэр! Будет сделано, сэр!“ Наконец Блад, повернувшись на каблуках в знак окончания разговора, бросает через плечо: „Исполняйте!“ – „Есть, сэр!“ – говорит ван дер Киндерен, но с места не трогается. – „В чем дело?“ – спрашивает Блад. – „Но, сэр, „Эсмеральда“ останется без пушек!“ – „Ничего подобного, – с удовольствием говорит Блад, – мне, как вы понимаете, нужны только восемнадцать пушек, которые я потерял по вашей милости, так что два ваши носовые орудия можете оставить себе.“ – „Но, сэр, как же мы доберемся до порта!“ – „Ну хорошо, – десять пушек на мой борт и бочонок рома для моей команды,“ – говорит Блад. „Есть, сэр!“ – радостно отвечает капитан „Эсмеральды“ и, повернувшись к команде, начинает распоряжаться: „Очистить палубу от хлама! Убрать крюки! Плотники – в трюм! Кока – ко мне!“ А Блад добавляет: „Команде „Арабеллы“ – отдыхать“.

– И они отправились обедать, – не удержался Диего.

– Ну, не сразу. Приведение в порядок «Арабеллы» и приготовление праздничного ужина на триста человек из запасов «Эсмеральды» отняли какое-то время. Пока команда «Эсмеральды» занималась всем этим, люди с «Арабеллы», которые, конечно, не могли пропустить такое зрелище, в качестве отдыха болтались по палубе, висели на вантах и давали тысячи ценных советов. На следующий день они вместе погнались за… за кем-то, но упустили – на «Эсмеральде» оказалось слишком мало пушек.

– Теперь я припоминаю, – сказала Бесс, – что в журнале Питта меня интриговала одна странная запись: «На широте 1950'N и долготе 7330'W имели совместный ужин с экипажем „Эсмеральды“. Ремонт корпуса произведен на месте».

– Диего мог бы сказать вам, что это – официальная версия, – с улыбкой пояснил дон Иларио.

– И вы действительно верите в эту историю, сеньор? – осторожно спросил Диего.

– Ее действительно так рассказывают, – отвечал дон Иларио. – А сеньорита видела журнал. Так что, наверное, встреча и вправду была, и капитаны действительно не сразу узнали друг друга. А в остальном… Такие истории, племянник, не всегда во всем следуют фактам, зато правду характеров передают удивительно хорошо…

Через три дня Бесс и Диего покидали дом дона Иларио. Гардероб Диего пополнился двумя камзолами; узелок Бесс также выглядел более объемистым.

– Сеньорита, – говорил дон Иларио в той своей мягкой и учтивой манере, в которой он обращался к любой девушке старше восьми лет, – путешествие до Лондона может затянуться, и, хотя вы, несомненно, способны с честью выдержать любые испытания, я никогда не прощу себе, если отпущу вас, дочь моего старого друга, без надлежащего сопровождения. Будьте снисходительны к моему беспокойству и разрешите мне приказать своему племяннику сопровождать вас до самого Лондона. Он – славный мальчик, хотя и изрядный шалопай… Могу ли я сделать для вас еще что-нибудь?

– Благодарю вас, сеньор, вы и так делаете для меня слишком много. А дни, проведенные в вашем доме, я никогда не забуду – это было так чудесно, – отвечала Бесс, грациозно склонив голову («Все-таки не зря эта злющая гувернантка меня школила»). Впрочем, эти дни и впрямь были чудесны. Особенно прогулки верхом – как же давно она не ездила верхом! Ее неизменно сопровождали дон Иларио, непринужденно откинувшийся в седле и несущий поводья бережно, как драгоценную чашу, и Диего, который усердно старался перенять неподражаемую манеру езды старого кабальеро. Постоянные, но ненавязчивые знаки внимания со стороны последнего заставляли Бесс выше держать голову. Девушка была в приподнятом настроении – казалось, что цель ее пути уже достигнута или же будет достигнута завтра.

Когда они поднимались на галеон, дон Эстебан не удержался от изумленного взгляда при виде цветущей и оживленной девушки. Положительно, судьба игнорировала его вмешательство. Девчонка, кажется, не горит в огне. Дон Эстебан испытывал сильное искушение проверить, способна ли она тонуть в воде? Или – все-таки не дразнить судьбу, так явно благосклонную к сей юной особе?

… А накануне вечером Диего решился закончить начатый в первый день разговор. Бесс ушла в свою комнату, и они с доном Иларио одни сидели на веранде, прихлебывая редкую в этих краях малагу и глядя на звезды, загорающиеся в быстро чернеющем небе.

Диего решился.

– Дядя…

– Да?

– И все-таки… Что, если я его найду? – тихо и хмуро спросил он. – Меня учили… Я знаю, что семейная честь может быть восстановлена только ударом шпаги, но я… но мне…

Он не сказал «невозможно», но слово пришло и повисло в воздухе.

Дон Иларио не удержался от короткого взгляда – полного интереса и одновременно оценивающего.

– Я боялся, что ты не спросишь об этом, – задумчиво сказал он. – Да. Многие меня не поймут, но тебе этого делать не следует. По ряду причин. Вот если бы в свое время это сделал я – это было бы естественно… Но ты и сейчас – нет.

Ни один из них не думал в этот момент о том, что у Диего никогда не было возможности заниматься фехтованием систематически. Речь шла не о возможном результате, а об образе действия. Диего сам не заметил, что облегченно перевел дух.

– Да… – сказал Диего. – Наверное, так. Но тогда зачем я…

– Диего, как старший мужчина в семье я сказал тебе то, что сказал. В остальном же… Пойми, что здесь я не имею права давать тебе советы, – закончил дон Иларио.

Любой другой родственник Диего счел бы своим святым и непреложным долгом дать Диего множество советов. Кучу советов. Гору.

Должно быть, хорошо было иметь такого отца, как дон Иларио…