Водопад грез - Виндж Джоан - Страница 4

Я почувствовал, что вспотел — эти трое будто творили суд надо мною а не просто разглядывали меня. Они все родились с шестым чувством, с которым родился и я. Только я потерял его. Оно ушло, и в любую секунду их глаза могут стать холодными, в любую секунду они могут отвернуться…

Я дрожал, стоя в одежде, предназначенной для вечера, дрожал, как на каком-то углу Старого города, словно мне нужна была очередная доза наркотика. Перримид продолжал говорить, будто ничего не замечая. Я читал вопрос в глазах гидранов. Они стояли не то хмурясь, не то удивляясь, ведя между собой безмолвный мысленный разговор, в котором когда-то я мог бы принять участие. Мне показалось, что я почувствовал, как шепот ментального контакта прикоснулся к моим мыслям мягко, как поцелуй. Это было ощущение дара, с которым я был рожден, дара, которого я лишился так давно, что не был уверен, действительно ли что-либо ощутил.

— Ты не… — женщина замолчала, не договорив. Она коснулась своей головы рукой цвета мускатного ореха. Недоверие отразилось на ее лице, и я мог предположить, что за слово она хотела сказать. Я наблюдал, как меняются лица мужчин: лицо младшего выразило еле скрытое отвращение, что было в глазах старшего — я не мог понять.

Перримид ненадолго замолчал, затем начал говорить снова, как человек, отказывающийся признать, что все мы погружаемся в зыбучие пески. Он сказал, что мое присутствие в исследовательской команде значит, что там будет некто «более чувствительный к культурным интересам гидранов».

— И ты не… — Старший смотрел на меня в упор. Моя прилежная память услужливо подсказала его имя: Хэньен. Член Совета гидранов. Перримид назвал его «омбудзмен», то есть должность вроде посредника. Хэньен наклонил голову, ожидая ответа, который я дать не мог, или же чего-то другого, чего я тоже не мог сказать.

— Я предлагаю, — пробормотал он, словно я покачал головой (или я действительно покачал?), — я предлагаю тебе прийти и поговорить с нами об этом.

Я повернулся, пока кто-нибудь не сказал еще чего-нибудь, пока меня не остановили. Я прокладывал себе путь сквозь толпу, направляясь к дверям.

Глава 2

Я стоял на холодном ветру в густеющих сумерках над обрывом, вновь задаваясь вопросом, почему они зовут этот мир Убежищем? Город лежал позади меня, его отдаленные звуки напоминали, что рано или поздно я должен буду возвратиться и тем самым признать его существование: Тау Ривертон — аккуратная, бездушная решетка прославленных казарм граждан Тау, чьи лидеры все еще ели, напивались и лгали друг другу на вечере, с которого я сбежал.

Передо мной единственный мост перекинулся через каньон с обрывистыми стенами, мост, который соединял Тау Ривертон с городом на другой стороне. Каньон был очень глубок и широк, он когда-то был высечен многотонным водопадом. Сейчас же только тонкая струя речушки цвета латуни змеилась по дну каньона на глубине сотни метров.

Я снова взглянул на мост: он неестественно светился в наступающей темноте. На другом его конце лежал не просто другой город — другой мир или то, что осталось от него. Гидран. Изгой. Это так же точно, как и то, что запрограммированная система аэротакси доставит меня — или кого угодно — туда, за реку. Во Фриктаун.

Отсюда я не мог разглядеть город, лежащий от меня в полукилометре в фиолетовых сумерках. Я лишь пытался сделать это, двигаясь вдоль пустыря к концу плато. Призрачные голоса бормотали что-то мне в уши, когда моя лента данных пробуждала узко направленные пучки лучей радиовещания. Они шептали мне, что плевок в пешеходной зоне будет стоить мне пятидесяти кредиток, а если мне вздумается здесь мусорить, штраф будет в сотню кредиток, и штрафы до тысячи кредиток, включая тюремный срок, если я испорчу чью-то собственность. Эти послания сопровождались изображениями, действующими на подсознание, мелькающими перед моими глазами как яркие вспышки.

В подобном городе корпорации я никогда не был и удивлялся, как его жители еще не сошли с ума, преследуемые по пятам таким внушением. Может быть, они просто научились не смотреть, не слушать. И уж наверняка они научились не плевать на улицах.

То, что осталось от реки, лилось как мутный осадок из разбитой бутылки с едва видимого в вышине обрыва. Гнездо парило в небе, как хищная птица. Струящиеся формы, восковая прозрачность здания, вытянувшегося над миром, как желание смерти, казалось, протестуют против розовато-лилового и золотого закатного света.

Я вспомнил, как покинул его, подумал о выпитом там спиртном, которого, по-видимому, было все-таки много. Я вспомнил, что брал с собой на вечер транквилизатор, прилепив его на шею.

Я снял пластырь, уже использованный, бесполезный. Нащупал в кармане камфору, забыв, что на вечере выплюнул такую же. Возможно, она подействует. Мой язык слегка онемел, я вздохнул, ожидая, когда же наконец успокоятся нервы. Не помогло. Сегодня ничто не помогает. Не может помочь.

Только одна вещь могла дать мне то, в чем я так нуждался сегодня. Я и не предполагал найти ее в Тау Ривертоне. И с каждым биением сердца, если я не смотрел за реку, мое желание становилось все сильнее.

Проклятье! Я потряс головой, еще не зная, кому предназначался мой возглас. Оказалось, я остановился напротив рекламного киоска, и прыгающие цвета на его дисплее изливались на меня. Голоса жужжали в ушах, меняясь, когда я менял положение, то убеждая меня идти сюда, покупать это, то напоминая мне о штрафе за бездельничанье, за порчу дисплея. Эти цвета превратили мою одежду в нечто импрессионистическое, подобное моим воспоминаниям о сегодняшнем приеме.

Я снова взглянул за реку и засунул руки в карманы. Была весна, но Ривертон располагался слишком далеко на юге, около сорок пятой параллели Убежища, в центре того, что должно было быть пустыней. Ночной воздух становился все холоднее. Заныли руки, не раз отмороженные в Старом городе. Весна в Куарро тоже была холодна. Я видел, как облачка пара вылетали изо рта, притрагиваясь к моему лицу холодными, влажными пальцами.

Я медленно пошел обратно, убеждая себя, что могу согреться, только двигаясь. Но я шел к мосту — единственной точке пересечения двух народов, живущих на одной планете, но в разных мирах.

На этот раз я подошел достаточно близко, чтобы все рассмотреть: две арки ворот, детали строения. Двое легионеров. Двое вооруженных мужчин в форме Службы безопасности Тау.

Я остановился, когда их головы повернулись ко мне. Не знаю отчего, но я внезапно почувствовал раздражение или на то, что говорила их униформа о проходе из этого мира в мир на другой стороне, или на то, что эти люди были легионерами, а прошло немного времени с тех пор, как сам вид службистов перестал завязывать узлом мои внутренности.

Я заставил себя подойти к ним, с руками, опущенными вдоль тела, в приличной, опрятной одежде и с браслетом на руке.

Они смотрели на меня с полным безразличием, пока я не дошел до арки и не оказался в нескольких шагах до них. Под аркой было тепло.

Мой браслет привел в действие контрольное устройство по обе стороны от меня, Столбы ожили дисплеями бесконечных данных: карты, диаграммы, предупреждения, перечни правил. Я увидел собственное изображение в полный рост на одном из дисплеев, показывающее, что я безоружен, платежеспособен… и не совсем трезв.

Я смотрел на двойное изображение моего лица, пытаясь делать это с точки зрения стражника. Мои волосы выглядели в искусственном свете почти голубыми. Я когда-то отрастил их до плеч и теперь закалывал сзади на шее, как принято у студентов Космического университета. Золотая серьга в ухе была сегодня так же скромна, как и все мое одеяние. Свет придал моей коже странный призрачный оттенок, но он был не более странным, чем цвет кожи стражников. Я опустил глаза, надеясь, что они не будут их разглядывать.

Один из легионеров изучал дисплей, в то время как другой изучал меня. Первый кивнул второму и пожал плечами.

— Все в порядке, — сказал он.