Снежная королева - Виндж Джоан - Страница 66

Он посмотрел на нее и отвернулся — ему снова стало не по себе от столь откровенного приглашения к любовным утехам. Впрочем, здесь, в столице, такое с ним случалось сплошь и рядом.

— Нет, спасибо. Я очень спешу. — Серебристое платье на какое-то мгновение пробудило в нем воспоминание об отливающих серебром светлых волосах... Он быстро, стараясь не касаться проститутки, прошел мимо. Теперь он практически не замечал других женщин, кроме Ариенрод: она учила его желать такого, о чем он никогда даже и не мечтал. Да и сама идея продажной любви была ему противна, хотя он прекрасно знал, что по крайней мере половина тех женщин и мужчин, что предлагали себя за деньги, — граждане Зимы. От скуки или от жадности они приспособили свое естественное легкое отношение к здоровому сексу, свойственное обитателям планеты Тиамат, к алчным аппетитам инопланетян.

Впрочем, и многие инопланетяне занимались тем же под присмотром других инопланетян, обладавших чуть большей властью в той немыслимо сложной иерархической преступной структуре, что паутиной опутала весь Лабиринт. В Гегемонии существовали миры, где рабство было явлением естественным и законным, и Снежная королева не вмешивалась в обычаи своих гостей. Некоторые инопланетные торговцы собственным телом выглядели точно так же, как и местные (только, на взгляд Спаркса, чуть более экзотично); но попадались и зомби, наемные жертвы, обладавшие человеческой плотью и кровью и удовлетворявшие запросы тех клиентов, которым машинных снов было недостаточно. Зомби почти голышом бродили в толпе, выставляя напоказ свои шрамы — впрочем, нет, «выставляя напоказ» сказано неточно. Шрамы им были безразличны; живые мертвецы или безумцы, они двигались с пустыми, ничего не видящими глазами, словно лунатики во сне; да и само их существование было ужасным сном, ночным кошмаром. Они жили лишь под воздействием наркотиков, как объяснили Спарксу, и порой наркотики уже полностью успевали разрушить их тела и души. Ариенрод говорила, что зомби вообще ничего не чувствуют. И однажды, когда у него было особенно паршивое настроение, он уже почти нанял было...

Но воспоминание о том, как он лежал беспомощный в переулке, а четверо работорговцев называли его «красавчиком», оказалось сильнее дурного настроения, и он переломил себя точно так же, как была сломана в ту страшную ночь его флейта. Он так и не понял до сих пор, что же именно было ему тогда так отвратительно: то ли инопланетяне-работорговцы, то ли то, что сам он наполовину инопланетянин.

И снова Ариенрод тогда помогла ему, смахнула небрежным жестом мучившие его вопросы, нежно рассмеялась и сказала, что зло существовало и будет существовать всегда, в любом мире, в любом существе, ибо без зла нельзя было бы понять, что такое добро...

Спаркс глубоко вздохнул, когда дверь казино, наконец, захлопнулась за ним; немного постоял на крыльце, откашлялся и сплюнул накопившуюся в легких дрянь на ступени из редкого металла. Рыжеватая кошка скользнула мимо, задела боком об его ноги и исчезла в какой-то щели. Охотилась.

— ...Ну хватит, Съинг, дай передохнуть. — Что-то знакомое послышалось в этом странном голосе и заставило Спаркса обернуться. — Боги, я бы все на свете отдал, лишь бы выбраться из этой чертовой дыры и вернуться туда, где мне могут помочь! Где мне дадут нормальную работу... — Говоривший был явно инопланетянином, с густыми темными волосами, бронзовой кожей и редкой, полуотросшей бороденкой. Он сидел на ящике, прислонясь к стене, в грязной морской форме, лишенной каких бы то ни было знаков различия. Он, видимо, некогда был очень сильным человеком, но теперь медленно умирал от голода. Спаркс хотел уже было отвернуться и не смотреть на него, но снова услышал странно знакомый голос:

— Ты мне должен, Съинг, черт тебя побери!

Он увидел, что незнакомец оттолкнулся от стены каким-то неловким, нелепым движением и схватил за штанину второго мужчину.

Этот второй, судя по одежде, был либо капитаном грузового судна, либо помощником капитана; тяжеловесный, с покрытым шрамами лицом. Он резко вырвался, из-за чего сидевший на ящике первый мужчина упал на землю. Спаркс смотрел, как он беспомощно барахтается в грязи, с отвращением обнаружив, что ноги у этого типа парализованы. Человек со шрамами на лице засмеялся — таким смехом, какого Спаркс не хотел бы слышать никогда в жизни, — и сказал:

— Да ни фига я тебе не должен, Герне, ты хорошенько вспомни. — И пошел прочь, а вслед ему понеслись проклятия калеки.

Потом человек по имени Герне, мучительно волоча свои бесполезные ноги, долго пытался снова усесться, не обращая внимания на косые, исполненные презрения взгляды прохожих. Спаркс почему-то стоял среди прочих любопытных и смотрел на него, охваченный странным чувством жалости и болезненного интереса. Наконец он нерешительно двинулся с места, но тут калека, уже успевший взгромоздиться на свой ящик, посмотрел ему в лицо и вдруг снова соскользнул на тротуар.

— Ты! — Ненависть, звучавшая в этом возгласе, ударила Спаркса почти одновременно с узнаванием. — Это она тебя сюда послала? Это она подсказала тебе, где меня найти?.. Да, смотри хорошенько, малыш! Запомни — и глазами, и рассудком — и никогда не забывай, потому что в один прекрасный день она то же самое сделает с тобой. — Герне с отвращением отряхивал руки от налипшей на них грязи.

— Звездный Бык! — Спаркс не был уверен, что сказал это вслух, но не сомневался, кто именно перед ним. — Она... она сказала, что ты умер... — Он-то считал, что иначе и быть не могло: Герне ведь упал в Колодец глубиной в несколько километров. Но он не подумал о различных выступах и механизмах, вделанных прямо в скальную породу. Должно быть, что-то такое и помешало отвесному падению Звездного Быка... и он лишь сломал себе спину. И теперь считался мертвым — но был жив... Спаркс почувствовал внезапное облегчение — словно исчезла давящая тяжесть в груди, которую он заметил только тогда, когда она перестала его душить.

— Я рад...

Герне вздрогнул и в бессильной ярости посмотрел на него.

— Ах ты, сукин сын! Если б я только мог до тебя дотянуться! Не сомневайся, я непременно закончил бы начатое тогда! — Он обессилено оперся о стену, рука его, тянувшаяся к ноге Спаркса, упала. — Давай, радуйся жизни, малыш. Я и сейчас куда больше мужчина, чем ты. И Ариенрод тоже понимает это.