Снежная королева - Виндж Джоан - Страница 60

Этого не может быть. Джеруша, стиснув руки за спиной, стояла посреди элегантного дома в верхнем городе и смотрела в шестиугольное окно на улицу. Дети приплясывали среди каких-то немыслимых кружков, нарисованных ими на древних плитах тротуара, — дети зажиточных горожан и инопланетян играли вместе, равнодушные и к космическим расстояниям, что разделяли их родные планеты, и ко взглядам, что разделяли их родителей. Джеруше не хотелось думать о расстояниях, о различиях, об ужасном... Этого просто не может быть!

Но даже столь яростное неприятие не могло отвлечь ее от того, что вновь и вновь воскресало в ее памяти и душе, от той ночи, когда сигнал тревоги — она как раз дежурила — заставил ее выскочить из-за стола и помчаться вверх по темным улицам Карбункула. И она никогда не забудет того, что услышала, влетев в дом ЛиуСкеда, — то был не человеческий голос, но рев и стон измученной бессловесной твари.

А потом, включив свет, она закричала. Она не кричала так, по крайней мере, лет двадцать, давно научившись владеть собой, но тут не смогла сдержать ни крика ужаса, ни слез. Она оказалась не в силах воспринять случившееся: ей не хотелось видеть это окровавленное существо — то ли человека, то ли животное, — что с каким-то блеянием ползало по полу наполненной отвратительным смрадом комнаты... бредовый, кошмарный призрак того, кто некогда был человеком. И не просто человеком, но КОМИССАРОМ ПОЛИЦИИ ПЛАНЕТЫ ТИАМАТ! Который сжег свой мозг, приняв сверхдозу спага. Боги, да проживи она еще хоть тысячу лет, и то никогда не забудет этого зрелища! Джеруша яростно заморгала, потому что дети, игравшие на улице, вдруг расплылись у нее перед глазами. Сколько она ни старалась выбросить эти воспоминания из головы, они липли к ней, словно трупный запах, путали чувства и мысли. Работая в полиции, она повидала немало такого, что способно было закалить даже самую нежную душу; но когда с кем-то из твоего непосредственного окружения случается такое... Она не очень-то любила ЛиуСкеда, но никто в мире не заслуживал подобной участи, подобного самоуничтожения. Хотя, возможно, ЛиуСкеду теперь на все наплевать, Но ведь у него были дети, семья. Мантаньес, исполняющий обязанности комиссара полиции, поручил Джеруше «оказать всестороннюю помощь супруге ЛиуСкеда в подготовке к отъезду с Тиамат». «Лучше, если в такое время рядом с Марикой будет женщина», — сказал ей Мантаньес и, надо отметить, вполне искренне. Она прикусила язык, не решившись возражать. Что ж, черт побери, может, он и прав.

Она не слишком хорошо представляла себе, как встретится теперь с Марикой ЛиуСкед и двумя ее маленькими дочками — после увиденного и услышанного в ту ночь. Но длительная выучка и богатый опыт помогли, и она, взяв себя в руки, похоже, произвела весьма благоприятное впечатление на растерявшуюся и убитую горем женщину.

Лесу Марика всегда держалась отчужденно и холодно во время их предыдущих встреч: ЛиуСкед частенько заставлял Джерушу играть роль любимой нянюшки, вместе с семьей хозяев посещающей Лабиринт. Теперь роли переменились. Как и большая часть живущих на Тиамат полицейских — как и сама Джеруша, — ЛиуСкед и его семья были с планеты Ньюхевен; и теперь, вспомнив родной язык и обычаи, Марика вела себя с Джерушей так, точно прежде они не были знакомы, но, случайно встретившись на чужой планете, вдруг обнаружили, что у них много общего. Жена ЛиуСкеда и его дети теперь возвращались домой, к семье и старым друзьям (комиссар тоже летел с ними, чтобы провести остаток жизни в специальном медицинском учреждении; но этой темы они всячески избегали), так что Джеруша старалась затрагивать только спасительные общие темы. Все они мечтали поскорее снова увидеть родную планету, и она говорила с отъезжающими о выцветших от летнего зноя полуднях Ньюхевена, об энергичных, быстрых как ртуть его обитателях, о космодроме Метрополиса, где она впервые видела великолепный праздник, устроенный в честь визита на планету премьер-министра, и была совершенно очарована этим празднеством; о тех днях, когда она сама еще только мечтала о полетах в иные миры...

Джеруша услышала, что кто-то молча подошел и остановился с ней рядом; глянула искоса и увидела десятилетнюю Лесу Андради, младшую из двух дочерей ЛиуСкеда. Это была умненькая, любознательная девочка, очень непохожая на свою старшую жеманную сестрицу, и Джеруша успела даже полюбить ее: И только то, что Андради, вечно висевшая у нее на руке, смотрела на нее, одетую в полицейскую форму, с тем же благоговейным обожанием и восхищением, что и на служивших в полиции отца и старшего брата, заставляло ее как-то терпеть унизительную роль няньки, которую отводил ей ЛиуСкед в своем доме.

Сейчас Андради, сгорбившись, как и сама Джеруша, стояла с ней рядом у окна — маленькая, несчастная, в бесформенном сереньком платье, с вымазанным золой лбом... Семейство было в трауре, как если бы ЛиуСкед умер по-настоящему. Но боги не были к нему так милосердны... Какие там боги! Джеруша поджала губы так, что они превратились в тонкую нитку. Боги-то как раз не имели к этому ни малейшего отношения; здесь прямо-таки разило человеческой подлостью и предательством!

Андради тайком смахивала слезы, глядя, как играют другие ребятишки — в том мире, от которого сама она теперь оказалась вдруг полностью отрезанной.

— Жаль, что я не могу попрощаться со Скелли и Минук. Но мама не разрешает нам выходить, потому что... из-за папы.

Джеруша подумала: неужели ее мать считает подобное прощание неуместным только из-за траура? А может, просто боится, что другие дети могут обидеть ее девочек? И сказала Андради:

— Ничего, они не обидятся и все поймут.

— Но я не хочу уезжать и навсегда расставаться с ними! Я ненавижу этот Ньюхевен! — Андради родилась на Тиамат, а ее весьма заботившиеся о собственной репутации родители во всем предпочитали следовать претенциозным правилам светской жизни Харему, так что родная планета была для девочки не более чем просто названием, бездушным символом того, что вдруг так внезапно и неприятно поломало ее судьбу.

Джеруша обняла Андради за худенькие плечи, оглядывая поверх; ее головы холодно-стерильное убранство комнаты. Она слышала приглушенный шум на верхних этажах, где Марика с помощью слуг заканчивала паковать багаж. Большая часть дорогой мебели оставалась здесь — не из-за того, что везти ее ракетой было Марике не по карману, но скорее, как подозревала Джеруша, из-за тех болезненных ассоциаций, которые отныне всегда будут вызывать эти предметы.