Девушка с холмов - Вильямс Чарльз - Страница 24

— Прости меня, что я бываю таким.

— Значит, мы поедем, да?

— Да. Сегодня же.

— А почему бы нам не отправиться прямо сейчас? Тебе не кажется, что это будет здорово? Двинуться в путь в темноте. Я имею в виду, пока прохладно. В этом есть даже что-то волнующее!

— Ты сама достаточно волнующая! Разве нам нужно еще что-нибудь?

— Я вовсе не волнующая. Почему ты так думаешь?

— У меня есть кое-какие основания.

— Ну, так как насчет того, чтобы отправиться в Галвестон прямо сейчас? Я бы хотела, а ты?

— Вообще-то это сумасшедшее время, чтобы отправляться в путь. Но может быть, мы и есть сумасшедшие? Поехали!

По выезде из города мы заскочили в круглосуточное кафе, чтобы выпить по чашке кофе. Там нам встретился лишь сонный человек за стойкой. Пока он готовил кофе, я взглянул на наши отражения в зеркале над стойкой. Анджелина возбужденно оглядывалась по сторонам, а я, изучая ее лицо в стекле, удивлялся, почему я раньше не замечал в нем оживления? Может быть, на ферме этого и не было, но теперь оно просто светилось. Глаза ее сияли. Она посмотрела в зеркало и поймала мой взгляд. Она улыбнулась мне:

— Мы хорошо смотримся, да?

— Да. И ты особенно.

— У тебя белые брови. Правда забавно, что мы оба блондины?

— Мы могли бы быть сестрами, — сострил я.

— Подумай, я ведь ничего о тебе не знаю. Сколько тебе лет, какое у тебя второе имя, что ты любишь и что не любишь, ведь так?

— Когда я буду писать мемуары, я обязательно пошлю тебе экземпляр.

— Ты играл в футбол?

— Да.

— В средней школе или в колледже?

— И там и там.

— Ты не очень разговорчив. Почему я должна все из тебя вытягивать? Ручаюсь, ты был хорошим футболистом.

— Я играл на линии. Меня никогда не приглашали в команду. Мое имя печаталось обычно внизу программы: Крейн, ПБ.

— А что означает ПБ?

— Правый бек. Правый защитник.

— Ты вел мяч мелкими пасами?

— Нет, не в этих розыгрышах.

— Почему? — потребовала она. — Ты, вероятно, мог вести мяч лучше всех?

— Не знаю. Мне никогда не пасовали. Популярностью я как-то не пользовался.

— Ты меня разыгрываешь.

— Забудем о футболе. Ничто не ушло так далеко в прошлое, как футбольные матчи.

Когда мы выехали из города на шоссе, еще было темно. Я вылез и откинул верх машины, и в лицо нам ударил прохладный ветер. Я смотрел на освещенный тоннель, который создавали огни фар, и время от времени поворачивался к Анджелине. Она сидела, положив руки на колени, как и раньше. Но только теперь в глазах ее не было угрюмого вызова и, когда я встречался с ней взглядом, они счастливо улыбались мне.

Перевалив через холм, мы начали спускаться в долину реки. Впереди, на востоке, занималась заря. Было тихо и безоблачно, и летнее утро обещало жару. Но в долине воздух все же оставался прохладным, и вдоль дороги у земли лежали лоскутья легкого тумана.

В сером свете утра я остановил машину слева у обочины в конце моста, чтобы посмотреть на реку. Под мостом находилась большая заводь и песчаная отмель, где вода была чистой и прозрачной. Среди разбросанных клочьев тумана большие дубы в долине выглядели призрачными и темными. А на тех, что росли вблизи, виднелись серо-коричневые кольца от воды зимнего половодья. Под журчание воды над песчаной отмелью вдруг раздалось пение птицы пересмешника.

— Правда красиво? — спросила Анджелина.

— Да. В реках всегда есть что-то такое… На дороге не было никакого движения, и вся долина вокруг принадлежала нам, нам двоим и пересмешнику. Мы долго молчали, глядя на реку. И вдруг я почувствовал на себе пристальный взгляд Анджелины. Она повернулась ко мне, откинув голову на спинку сиденья, прижавшись щекой к коже.

Я долго смотрел на нее. Никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Теперь я знал, что будет с нами дальше. Потом я обнял ее и стал целовать страстно и нежно. Я поцеловал ее в закрытые глаза.

— Поцелуй еще раз, — мягко попросила она, — мне нравится, когда ты целуешь меня так!

Я уже потянулся к ней, как внезапно с отвращением подумал, что занимаюсь с ней любовью в машине Ли. Неожиданно руки мои застыли, и я почувствовал тошноту в желудке, как при ударе ниже пояса. Вспомнились слова Ли: “Боже, но ей это нравится! Она может просто до смерти затрахать тебя на сиденье машины!"

Она вопросительно посмотрела на меня. А я отодвинулся и достал сигарету.

— В чем дело. Боб? — Она непонимающе посмотрела на меня.

— О Боже, ни в чем! Просто мне захотелось закурить.

— Что-то случилось? Пожалуйста, скажи мне!

— Я просто вспомнил о твоем опыте. Говорят, ты потрясающа на сиденье автомобиля!

— Не понимаю, о чем ты. Почему ты вдруг переменился?

Не знаю, почему я не заткнулся сразу. Но меня понесло:

— Черт возьми, почему мы так церемонимся? Нам не надо проходить через эти вздохи под июньской луной, чтобы просто получить удовольствие в машине, да?! Я не представляю, как ты могла так долго оставаться в ней в штанах! Или ты снимала их только для Ли?

Она отпрянула, словно от удара.

— Тебе обязательно надо это говорить? — И это все, что она сказала, спокойно глядя на воду.

— А почему я не должен говорить этого?

— Да, действительно, почему? — произнесла она грустно и вяло.

— Ну конечно. Ты могла бы вообразить, что я — это Ли, если ты в него влюблена. И здесь где-нибудь наверняка лежат твои старые трусы. Может быть, в отделении для перчаток, чтобы ты чувствовала себя более по-домашнему, привычно.

И тогда в ее глазах я прочел прежний вызов, это выражение: “Иди ты к черту!"

, Я снова схватил ее, грубо, как пьяный матрос с танкера тискает свою двухдолларовую шлюху, и опрокинул ее, целуя. Она сильно ударила меня по лицу, не царапаясь, как поступило бы большинство девушек, а кулаком. Из моих глаз брызнули слезы, а во рту возник соленый привкус крови, так как она разбила мне губы. Но я рассмеялся и снова поцеловал ее. Ее левая рука упиралась мне в грудь, а правой она продолжала бить меня по лицу. Я снова рассмеялся и поймал ее руку. Тогда она остановилась и ослабла.

— Ладно, — сказала она, — ладно.

Анджелина уставилась в пол. И все, что я видел, это затылок ее наклоненной головы, волосы цвета темного меда и безнадежно опущенные плечи. Она не плакала. Думаю, она не смогла бы заплакать, даже если бы хотела. Она всегда отбивалась, всю свою жизнь. Когда ее стегали ремнем, она молча переносила побои, ненавидя, но не плача.

Теперь она лежала в моих объятиях, безразличная ко всему. Она не могла противостоять моей силе. Поняв наконец ее отвращение, я отпустил Анджелину и отодвинулся. Я сжал руль так, что косточки моих пальцев побелели.

Она попыталась привести в порядок смятую одежду. Затем открыла дверцу и вылезла из машины, взяв свою новую сумочку с сиденья. Она пошла по дороге, не оглядываясь.

Опустив голову на руль, я не смотрел ей вслед, но слышал постукивание каблучков по мосту. Звук удалялся все дальше и дальше. Потом не стало слышно ничего, кроме журчания воды внизу, над отмелью.

Когда я поднял голову, то увидел в отдалении ее все уменьшающуюся фигурку. Дорога здесь была прямой на протяжении пары миль, а затем поднималась вверх по высокой насыпи. Я смотрел ей вслед, пока она почти совсем не исчезла из виду. И тут из-за моей спины появилась машина. Именно в нее через несколько секунд села Анджелина. В следующее мгновение машина исчезла за холмом.