Прикосновение - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол - Страница 14

Что ж предлагает ему новый законопроект? Пациент номер такой-то обслуживается врачом таким-то — чиновником, который работает на правительство или на клинику, обследует "X" пациентов в час в течение "У" рабочих часов в день, а затем подписывает бумаги и отправляется домой, как любой другой чиновник.

Нельзя сказать, чтобы Алан был абсолютно безразличен к преимуществу фиксированного рабочего дня — от девяти утра до пяти вечера. Нормальные часы работы, гарантированный доход и льготы, никаких вызовов среди ночи или в воскресенье вечером, в разгар спортивных игр. Все это очень заманчиво...

Но это, пожалуй, приемлемо скорее для роботов, а не для таких динозавров, как Алан.

Свитцер выступал в качестве защитника прав американских врачей, но сколько в этом выступлении было искреннего и сколько притворного, Алану трудно было сказать. Он был знаком с Майком еще со времен их совместной учебы в Нью-йоркском университете. Они были довольно хорошими друзьями до тех пор, пока после защиты дипломов не разошлись в разные стороны: Майк — по юридической части, а Алан — по медицинской. Майк всегда считался очень приличным парнем, но теперь, занимая достаточно высокий пост, он просто не мог не следить за тем, откуда и куда дует ветер.

И, конечно же, он хорошо знал, какой линии придерживаться: как в городском Отделе здравоохранения, так и на национальном уровне, где он сталкивался с сенатором Мак-Криди. В какой мере противостояние законопроекту о «Своде норм медицинского обслуживания», поддерживаемому Мак-Криди, определялось его личными убеждениями, а в какой-то тем, что Мак-Криди и глава городского Отдела Каннигхэм были членами другой партии, нежели Мак-Криди.

Алан этого не знал и посему его позиция была уязвима. Однако в настоящий момент ему приходилось доверять Свитцеру, поскольку у него не было другого выбора.

«Итак, завтра я положу свою голову на плаху...»

Слушания начинались очень рано — в 7.00 утра. Поэтому Алан выключил телевизор, разделся, налил себе еще порцию виски и, погасив свет, лег спать. Поначалу он попытался поймать по радио какую-нибудь старомодную музыку, но слышимость была плохой, и ему пришлось засыпать в тишине. Алан чувствовал, что ему придется запастись терпением, потому что было ясно, что ему предстоит та еще ночь.

Это случалось всякий раз, когда ему приходилось уезжать из города: первую ночь он неизменно мучился от бессонницы.

Ворочаясь на непривычной кровати, он боролся с одеялами, и в это время его взору представали образы нынешних пациентов — больных, которых он покинул. Алан судорожно принимался вспоминать, не сделал ли он каких-либо ошибок в диагнозе и не назначил ли неправильного лечения, а если сделал, то не обнаружится ли это слишком поздно. Подобные заботы одолевали его каждую ночь, но особенной силы они достигали тогда, когда он находился вне города.

Алан задавался вопросом: неужели и все остальные врачи также лежали по ночам без сна, беспокоясь о своих пациентах. Он никогда и никому об этом не рассказывал, боясь показаться наигранным.

Видения нынешних пациентов, естественно, сменились видениями будущих — результат постоянного стремления держаться в курсе всех достижений современной медицины. Алан знал, что эта задача практически недостижима, но его неизменно мучило то, что он мог не знать какого-то нового средства диагностики или вида терапии, которые были бы способны изменить течение болезни пациента.

И наконец его подсознание всегда приберегало самое худшее: видения прошлых пациентов. Их он боялся больше всего. Подобно молчаливой толпе, собравшейся вокруг места автомобильной катастрофы, его постель обступали все ошибки, допущенные им когда-либо за время его врачебной практики. Они взбирались на его одеяло и кружились над его головой до тех пор, пока он окончательно не погружался в сон.

Первой у изголовья его кровати появилась Кэролайн Венделл. Она обнажила свои плечи и ноги, чтобы показать ему появившиеся у нее на теле жуткие кровоподтеки. Во время первого своего визита к Алану эта девушка еще не знала, что клетки ее костного мозга поражены и что она обречена. Не сразу узнал об этом и Алан. И теперь он с отвращением вспоминал болезненное, тошнотворное чувство, охватившее его после того, как он сделал анализ крови и увидел, что количество белых телец в капиллярном столбике во много раз превышает норму. Кэролайн вскоре умерла от острой лимфатической лейкемии, так и не дожив до зрелого возраста.

Затем к нему на кровать вскарабкался маленький Бобби Гривс. Его случай наглядно демонстрировал, что тот вред, который могут причинить друг другу люди, значительно превосходит тот, что причинили телу молодой девушки взбесившиеся клетки костного мозга. Бобби числился пациентом Алана еще со времен его студенческой практики. И вот теперь мальчик доверчиво повернулся, чтобы показать доктору свою спинку — на ней был виден огромный багровый ожог второй степени в виде отчетливого треугольного отпечатка парового утюга, принадлежавшего его пьянице матери.

Вслед за Бобби в видениях Алана почти всегда появлялась Табата — маленькая семимесячная девочка, потерявшая зрение оттого, что ее часто били по голове. Несмотря на просьбы, мольбы и решительные протесты Алана, суд принял решение возвратить обоих детей родителям, и он уже больше никогда их не видел воочию.

На смену Бобби и Табате появилась Мария Кардоза. Ее образ чаще других посещал Алана. Это была красивая девятнадцатилетняя девушка. Как обычно, она лежала в своей больничной кровати обнаженная, и кровь сочилась у нее изо рта, носа, из разрезов на животе, из ануса и влагалища. Такой он видел ее в последний раз, и это видение навсегда запечатлелось в его сознании. Четыре года тому назад он впервые встретился с Марией, проходя через приемный покой, куда после автомобильной аварии на шоссе №107 ее привезла «скорая помощь». Поскольку в этот момент в клинике не оказалось других врачей, Алан ассистировал хирургу, удаляющему девушке разорванную селезенку, помог сшить разорванную печень. Операция прошла удачно, но в организме были разрушены факторы свертывания крови, и кровотечение невозможно было остановить. Алан поднял с постели врача-гематолога, но несмотря ни на что кровь у Марии не сворачивалась. Алан стоял у изголовья ее кровати и наблюдал, как медсестры вливали в вены девушке различные растворы и препараты и как все это мгновенно выливалось обратно через разрезы на животе. В этот миг он испытал чувство ужасного, почти истеричного отчаяния от своего бессилия, от бесплодности всех своих потуг спасти девушку. Через некоторое время у нее отказали почки, потом наступил паралич сердца, и наконец Мария отошла.