Курица в полете - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 6

— Насколько я знаю, вполне. Вы думаете, что она решила вас найти, так сказать, на смертном одре?

Смею вас заверить, это не так. Ваша матушка весьма спортивная, энергичная и подтянутая дама. Но она не так давно овдовела… Впрочем, лучше она сама вам все расскажет. Записывайте телефон и адрес.

Элла покорно записала.

— А вы позволите мне дать ваши координаты госпоже Штойерманн?

— Да, пожалуйста.

— Благодарю вас. Что ж, я могу считать свою миссию исполненной. Всего наилучшего.

Элле было трудно дышать. Она встала и вышла на балкон. Во дворе гуляли собачники. Элла всегда немного завидовала им. У них был свой мир. Они общались, дружили, даже женились. Она частенько за ними наблюдала. В феврале среди них вдруг появилась молоденька женщина с маленькой, смешной собачонкой, дня через три к ней прилип мужчина со здоровенным догом, а в мае они сыграли свадьбу… У Эллы тогда даже мелькнула мысль тоже завести себе собачку, но она жила одна и хорошо помнила фильм своего детства «Белый Бим Черное Ухо». Нельзя держать собаку, когда живешь одна, мало ли что может с тобой случиться… Вот и сейчас на лавочке сидели двое: хозяйка таксы и хозяин тойтерьера. Элла точно знала, что у тойтерьера есть хозяйка, а у таксы хозяина нет. Как бы в результате этих прогулок семейная ситуация не поменялась, тем более что такса очень красива, вернее, ее хозяйка.

Внезапно раздался звонок. Элла в испуге бросилась к телефону — Ну что? — требовательно спросила Маша. — Дозвонилась?

— Да.

Элла вкратце пересказала ей разговор с Аксентьевым.

— В Вене живет? Здорово, смертельно красивый город.

— Ну и что?

— Как — что? Поедешь к мамочке в гости, в венскую оперу сходишь, пирожные там, говорят, обалденные. Слушай, а ты матери-то звонила?

— Нет. И не собираюсь.

— Как? Почему?

— Не хочу!

— Глупости, Элка, все-таки мать есть мать.

— Справедливо замечено, но не в моем случае.

— Ерунда! Она же наверняка раскаялась, ищет тебя…

— Ничего, поищет, а потом опять замуж выскочит — и ей не до меня будет.

— Надо же, я даже не подозревала, что ты такая твердокаменная… Сколько лет тебя знаю, ты всегда мне казалась немножко курицей, уж извини.

— Бабушка тоже считала, что я курица… Слушай, вот про корову, которая не телится, говорят «яловая», а про курицу, которая не несется?

— Элка, кончай! Этот твой юморок… Значит, будешь ждать звонка матери?

— Не буду! Я звонков не жду вообще, забыла?

— Так то от мужиков, а тут совсем другое дело.

— Да то же самое, только еще хуже. Когда мужики предают, это вроде естественно, я уж давно от них ничего не жду, а когда мать…

— Так и не простила?

— Я много лет уже об этом не думала, а сейчас все всколыхнулось…

— А если она позвонит, разговаривать будешь?

— Наверное. Послушаю, что она мне скажет.

Но она ждала этого звонка, боялась и ждала.

Он раздался в девять утра. Элла сразу поняла — это звонит мать.

— Элла? — раздался красивый, глубокий голос, показавшийся ей незнакомым. — Элка, это мама!

У Эллы вдруг пересохло во рту.

— Эллочка, ты меня слышишь? Алло, алло!

У нее появился акцент, мелькнуло в голове у Эллы.

— Алло! Алло!

— Да, мама, я слышу!

— Господи, Эллочка, детка моя, как ты живешь?

Эллочка, ты можешь меня простить, я так перед тобой виновата! Господи ты боже мой, я даже не знаю, как говорить-то с тобой.., ты же совсем уже большая, да? Ты, наверное, многое в жизни уже поняла и сможешь простить свою маму? Ну почему ты молчишь?

— Я… Я не знаю…

— Понимаю, тебе трудно, столько лет прошло. Знаешь, нам необходимо встретиться — чем скорее, тем лучше, поговорить, я готова на коленях просить у тебя прощения, я так боялась, что не найду тебя. Эллочка, детка, как ты, как тебе живется?

— Почему тебя вдруг это заинтересовало? Ты хотя бы знаешь, что бабушки уже нет?

— Я почему-то так и думала, — упавшим голосом проговорила мать. — Я перед ней страшно виновата… Страшно… Но все было так сложно… Я расскажу тебе свою жизнь… Я надеюсь, ты поймешь и простишь свою беспутную мать… — Она всхлипнула. — Скажи, а у меня есть внуки?

— Нет и никогда не будет, — жестко ответила Элла.

Она не слишком грустила из-за бегства Ивана Аркадьевича, только боялась, не залетела ли. Но через несколько дней все страхи улетучились. Зато теперь, собираясь в кино или в гости, она слегка подкрашивала глаза. Бабушка как будто не замечала этого. Поняла, наверное. А однажды Элла застала ее у зеркала в ванной, где бабушка красила ресницы ее тушью. Это показалось Элле настолько диким, что она громко ахнула. Бабушка обернулась.

Один глаз был густо накрашен.

— Ты что делаешь? — воскликнула внучка.

— Да вот, решила посмотреть, не слишком ли это… По-моему, вполне, ты как считаешь?

От изумления Элла только головой покачала.

— Тебе, кстати, тоже очень идет, — как ни в чем не бывало заметила бабушка.

— А ты куда это красишься, ба? На свиданку с Люсиком?

— А хоть бы и так! Я была уверена, что ты уже в курсе, Розка небось настучала? Я как твою косметику нашла, сразу смекнула: внучка решила свободу отвоевать! — засмеялась бабушка. — А ты красивая стала, и взрослая совсем. Ты только поосторожнее с парнями, помнишь, что я тебе говорила? — Бабушка поцеловала ее. — Знаешь что, эта тушь не очень… Давай в воскресенье на толчок смотаемся, купим себе хорошую, импортную, одну на двоих, а? — Бабушка подмигнула ошалевшей Элле, и та вдруг поняла, что ее бабка, хоть и старая — пятьдесят восемь лет, — но еще привлекательная женщина, несмотря на седину, морщинки, прокуренный голос и огрубевшие руки. И еще — она очень неожиданная, ее бабушка.

Прошло несколько дней. Она брела домой из школы, в задумчивости не глядя по сторонам.

А думала о том, что сегодня ей шепнул один парень из десятого класса, незаметно ущипнув за пышное бедро: «Ух, горячая штучка! На таком бюсте небось яичницу жарить можно!» Элла в испуге шарахнулась, десятиклассник был противный, и слова его показались обидными, но отчего-то она сомлела. Это быстро прошло, но заставило задуматься.

— Элюня, это ты?

Она подняла глаза и опешила. Перед ней стоял Витька Шебанов по кличке Шеба. Он был старше Эллы года на три, и она давно его не видела. Он сидел в колонии. Его мама говорила, что Витеньку подставили, что он не виноват, но отмазать его ей не удалось. Все девчонки во дворе умирали по нему и раньше, а теперь перед ней стоял настоящий красавец, хоть и остриженный наголо. Это было заметно, несмотря на модную клетчатую кепочку.

— Витя, ты освободился?

— Как видишь, красотуля! Ну ты и вымахала, выглядишь — зашибись!

— Ты тоже…

— Слушай, ты все с бабкой живешь?

— Да.

— Она тебя в ежовых держит, а?

— Почему? Нет.

— Может, сходим вечером в киношку, а?

— Вечером не выйдет, — вздохнула Элла, — я должна бабушке помогать.

— До ночи, что ли?

— Ну я не знаю, как получится, — смущенно потупив глаза, пролепетала Элла.

— А если я приду к твоей бабке и попрошу отпустить тебя со мной в кино?

— Не знаю. — Элла задохнулась от безумного желания пойти с ним в кино. Но лучше бы тайком от бабушки — и вообще от всех. Все-таки Витька уголовник, что бы там ни говорила его мать.

— Да не боись, не пойду я к бабке твоей — охота была нарываться! Но до завтра ждать тоже кисло. Давай ты что-нибудь наври бабке или помогай в диком темпе, а лучше и то и другое — полвосьмого встретимся за углом у булочной, зачем всему двору знать, правда же?

— Ну да… А если я все же не смогу?

— Не сможешь — значит не сможешь! Буду ждать полчаса — до восьми.

— А потом что?

— Да уж сумею время провести, — засмеялся он так, что Элла поняла: она не переживет, если он пойдет в кино с кем-то другим.

— Ладно, я постараюсь. А какой фильм?

— Не все ли равно?

— Как? — поразилась она.