Крутая дамочка или Нежнее чем польская панна - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 41

– А ты знаешь, ведь помогло… Все равно ненавижу эту суку! Слушай, а может, мне все-таки им заняться, а?

– Зачем? Только время потеряешь.

– Ой, брось… Слушай, а у него сейчас есть кто-нибудь?

– Насколько мне известно, он там топчет своих курочек на фирме, а влюбился в нашу Алю.

– А она?

– В том-то и беда, она тоже на него запала…

– Да, он это умеет. И смотри, никак ведь не угомонится, а уж скоро шестьдесят ему, да?

– Да.

– А ведь этой его швабре не позавидуешь.

– Ах, да по-моему все мужики вечно на сторону глядят.

– Что и Данька?

– А он что, чем-то отличается от собратьев по оружию?

– Маргаритка! – огорчилась Варвара. – Но с другой стороны ты же сама его на расстоянии держишь.

– Уже не держу, он теперь у нас живет.

– А знаешь что, ты наплюй. Он же тебя любит. А эти шалости… Бог с ним.

– Я и наплевала. Но все равно неприятно.

– Еще бы… он же как-никак муж… Мне вон тоже неприятно было слышать, что Левка топчет там кур. Вот что влюбился, мне все равно, а так… Противно.

– Теоретически все должно было бы быть наоборот.

– Ты же знаешь, Маргаритка, ко мне никакие теории неприменимы. А ты познакомишь меня с этой Алей? Любопытно на нее взглянуть. Чем она Левочку привлекла. Мне он как-то посмел намекнуть, мол, я для него уже старовата…

– Идиот! – в сердцах высказалась Марго. – Знаешь, Варька, мне надоело обсуждать половую жизнь старшего брата.

– Согласна, давай обсудим твою половую жизнь.

– Мы уже ее обсудили.

– Когда это? – искренне удивилась Варвара.

– Да только что.

– Ты про Даньку?

– Конечно.

– Да ну тебя.

– А у тебя как с половой жизнью?

– Разве это жизнь? – вздохнула Варвара.

Новоявленный папаша произвел на всех довольно приятное впечатление. Он был несколько смущен всеобщим вниманием, на дочь смотрел с искренним восторгом, и за обе щеки уплетал Эличкины яства. После ужина Марго передала ему все необходимые документы и они вышли в сад поговорить.

– Как жаль, Марго… – сказал он грустно, – что ты в свое время не познакомила меня со своей родней…

– А что, тогда бы ты влюбился в меня и не уехал в Америку? Ты ж всегда ею бредил. И как я понимаю, не зря?

– Не зря-то не зря, но все же…

– Ах брось, все сложилось так как должно было сложиться…

– Но тебе же наверно трудно было одной растить дочь, без отца?

– Знаешь, в те годы отцы как-то мало значили.

– То есть?

– Ну, одни ударились в бизнес, и им стало не до детей, даже уже давно родившихся, а другие сложили лапки и залегли на диван, ковырять свои болячки и раны, нанесенные перестройкой. Поэтому сам понимаешь… А мне было еще легче, чем многим другим, у меня есть мои обожаемые тетушки, которые вырастили нашу дочь… А я зарабатывала на всех, правда, папа тогда уже начал получать хорошие деньги, но у него была и своя жизнь… Все это неважно. Тошка выросла и я ею безмерно горжусь. Мы с ней как настоящие подружки…

– Да, вы все ее тут зовете Тошкой… – печально произнес он. – И все же, Марго, это несправедливо! Почему я должен был совершенно случайно в сущности от совершенно чужой женщины узнать, что у меня есть дочь?

– Слушай, что толку опять об этом говорить? Ну я даже в мыслях не имела, что тебе вдруг ребенок понадобится. Ты уехал и сгинул, что ж мне надо было тебя по миру искать? Как ты себе это представляешь? И вообще, какой смысл сейчас укорять друг друга? У нас есть дочь и давай радоваться этому факту!

– Наверное, ты права. Скажи, Марго, а ты вообще когда-нибудь сомневаешься в своей правоте?

Марго задумалась.

– Бывает. Но не часто, – засмеялась она. – Если бы я тратила силы и время на постоянные сомнения, я бы ничего в жизни не добилась. По крайней мере, мне так кажется.

– Знаешь, мне очень понравился твой брат.

– Да, он умеет нравится. Я хочу еще раз тебя попросить.

– Слушаю внимательно.

– Не надо пока говорить Тошке о наследстве и всех этих вещих.

– О, разумеется! Пусть девочка выучится, встанет на ноги… Кстати, я не понял пока, у нее есть какие-то специальные интересы?

– Пожалуй, да. Она чистейшей воды гуманитарий и хочет в будущем стать писательницей.

– О! Но тогда ей и в самом деле лучше учиться здесь.

– Ты что, уже вынашиваешь план, как отнять у меня дочь? – вдруг разозлилась Марго. И ей безумно захотелось разбить что-нибудь. Но под рукой ничего не было.

– Марго, прекрати, я ничего не вынашиваю, я просто интересуюсь своей дочерью.

– Нашей дочерью!

– А хочешь знать, почему я тогда не влюбился в тебя по уши, хотя ты была девушка хоть куда…

– Ну-ка, интересно послушать?

– Ты слишком властная, слишком авторитарная и при всей красоте и внешней женственности, в тебе по сути мало женского и с годами это еще усугубилось.

– А тебе, значит, нравятся слабые, никнущие, эдакие мимозы? Знаешь, в чем парадокс? В том, что я тоже тогда не увидела в тебе мужчину, как впрочем и теперь. Зачем ты красишь волосы? Тебе не идет.

– Так, дала сдачи… – вдруг усмехнулся он. – За тобой не заржавеет, да?

– Да, я такая, спуску не дам! И дело, мой дорогой, вовсе не в том, что мне не хватает женственности, а тебе мужественности, а всего лишь в том, что мы не любили друг друга. Мы просто друг другу не предназначены, вот и все.

– Зато дочка у нас получилась.

– Минус на минус дал плюс.

– Ой, что-то не верится, что ты себя причисляешь к минусам.

– Марго, где ты? Ау, где ты? – раздался голос Льва Александровича. Он был в изрядном подпитии. – Ау, сестренка!

– Марго, я пойду, а то мы с тобой черт знает до чего договоримся, а ты лучше побудь с братом.

Он ушел в дом.

– Маргоша, сестренка, можно я с тобой тут подышу?

– Подыши, подыши, я не против.

– Слушай, Марго, скажи откровенно…

– Что тебе сказать, Левочка?

– Ты с Вольником закрутила?

– Что за чушь! – вспыхнула Марго, но в темноте это было незаметно.

– Ой врешь, сестричка, ой врешь! Ну признайся братику, я же тебя не заложу.

– Левка, кончай базар… Чушь полная.

– Ты тихушница, Марго. Ладно, не хочешь говорить, не надо. Тогда скажи другое…

– Ну?

– Почему нет Али и ее девочки? Где они?