Два зайца, три сосны - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 12

– А я что говорю? Я изменился, и мы будем работать на совершенно новых основаниях. Когда я смогу заехать? Через полчаса удобно? Я понимаю, уже поздно, но раньше я не мог… Зато тогда я завтра с самого утра сунусь в посольство.

– Хорошо, приезжай!

Интересно, он хоть с цветами приедет? Хотя зачем мне цветы? И, конечно, лезть ко мне он сегодня не будет, понимает, что тогда не видать ему ни меня, ни моего брэнда. Я торжествовала. Главное в жизни уметь превратить свое поражение в победу, а я, похоже, этому научилась!

Он приехал, конечно, без цветов, и вид у него был усталый и замученный.

– О! – воскликнул он с порога. – Я не ошибся, приглашая тебя на этот проект, молодец, моя школа! Выжала из однокомнатной квартиры все, что только возможно! И с фантазией… Этот зеленый цвет на первый взгляд шокирует, но на самом деле – это класс! Поздравляю себя с удачной идеей! Ты меня не посрамишь!

– Миклашевич, у тебя усталый вид, ты есть хочешь?

– Да нет, я так устал, что хочу уже только добраться до дому. Давай паспорт, я завтра позвоню, пока, детка!

И он ушел.

Утром, часов в девять, позвонила Лерка. Голос у нее был трагический.

– Олеська, свинюга, совсем меня забыла, а я, между прочим, глубоко травмирована!

– А сама чего не звонишь? И чем это ты травмирована?

– Курицей.

– У тебя что ли птичий грипп?

– Слава богу, нет, но я сломала палец на ноге.

– Господи, как тебя угораздило? – огорчилась я. – Играла в футбол мороженой курицей?

– Почти, – всхлипнула она. – Я от боли сознание потеряла.

– Но как это случилось?

– Помнишь Розу?

– Какую?

– Ну, барона, Гришкиного друга детства?

– Такое не забывается! При чем тут он? А главное, при чем тут курица?

– Ты не очень спешишь?

– Да нет, а что, рассказ будет долгим?

– Да! Представляешь, Олеська, Роза пригласил нас в гости, у него дом за городом, шикарный, между прочим. Ну мы приехали. Сад у них такой клевый и все так приятно, зелено, трава такая свежая, я как дура малолетняя обрадовалась. Там еще пес чудесный, забыла какой породы, но такой миляга, мы с ним сразу подружились, он мне в зубах мячик припер, чтобы я с ним играла. Я и стала играть, я подбрасываю, он ловит, я подбрасываю, он ловит и мне опять приносит, а тут вдруг его кто-то позвал, он мячик бросил и побежал к дому, а я хотела мячик ногой подкинуть, как размахнусь и… думала умру на фиг, такая боль. Там в траве курица фарфоровая здоровенная стояла. Траву не выкосили, вот я ее и не заметила, эту окаянную курицу.

– Господи, Лерка, мне даже нехорошо стало, как я представила себе… Ужас! Зачем там эта курица?

– Хрен ее знает, для красоты. У Розиной жены, видишь ли особое пристрастие к курицам… У них в бассейне кафель бледно-зелененький, а как декор – курочки с цыплятками, и полотенца с курочками, представляешь, гадость какая.

– Она что, птичница в прошлом?

– Да кто ее знает, но я ее возненавидела! Это ж надо выдумать – куры в траве…

– Идея довольно безвкусная, но не оригинальная.

– Ну я тоже видала гномов, зайцев ставят, но там они не прячутся в траве, а тут на этот еврокитч русская безалаберность наложилась, и в результате – тяжелая травма.

– Ну хоть курица-то разбилась?

– Хренушки! Ничего ей не сделалось! Зато Роза так ругался, так орал!

– На тебя?

– На меня-то за что? На женушку свою! Меня они с Гришкой сразу уложили в машину, отвезли в больницу, мне там рентген сделали, сказали, что у меня еще и ноготь сойдет… А вот Гришка как резаный на меня орал…

– Это он с перепугу и от сочувствия.

– Да знаю я…

– А какая жена у Розы?

– Дура, куроманка!

– Куроманка? Хороший термин. Ну, а как она выглядит?

– А тебе зачем?

– Просто любопытно.

– Ну как тебе сказать, собственно, она никакая… Усредненная, я бы сказала, среднеевропейская. Блондинка, под пятьдесят, ухоженная, Роза верит, что она идеал хозяйки…

– Ну после твоей травмы вряд ли, у идеальной хозяйки траву бы выкосили.

– Я ж говорю… Больше я к ним не поеду, хватит с меня.

– Сама виновата, чего вздумала с собакой носиться? Сидела бы чинно-благородно, как полагается сорокалетней женщине…

– Ага, посидишь там, я чуть с тоски не сдохла. Она из себя светскую даму строит, а я, сама знаешь, как это люблю… И потом все светские новости у нее, по-моему, из журнала «Семь дней». Думаю, он изменяет ей на каждом шагу, и правильно делает, между прочим. Такие бабы созданы, чтобы им изменяли.

– Добрая ты, Лерка, истинная христианка! – засмеялась я. – Ну забыла она траву выкосить вокруг курочки, а ты уж ее во всех смертных грехах винишь.

– Понимаешь, мне Роза очень нравится… – тихо призналась Лерка. – Такой обаятельный мужик…

– Господи, Лерка, что я слышу, а как же Гришка?

– При чем тут Гришка? Я ж не в том смысле! Если хочешь знать, я вот что придумала – надо мне как-нибудь тебя с ним познакомить. Вдруг у вас что-то получится…

– Не было печали, черти накачали! Зачем мне нужны женатые Розы? Лерка, а хочешь, я тебя удивлю?

– Есть чем?

– Не то слово!

– Олеська, миленькая, садись-ка в машину и подваливай ко мне. Меня надо навещать, я раненая…

– Ага, как у Чехова: «Я человек болезненный, ревматический, я человек раненый…» А вообще неплохая мысль. Тебе чего-нибудь привезти?

– Мороженого, Олеська, знаешь мое любимое с шоколадной стружкой.

– Может, еще будут пожелания?

– Олесечка, пожалуйста, намекни, что за новости у тебя!

– Еще чего!

– Ну пожалуйста, а то я умру от любопытства.

– Вся ты не умрешь!

– Олеська, у тебя кто-то появился?

– Не появился, а реанимировался.

– Миклашевич, да?

– А ты почем знаешь?

– Просто я всегда знала, что эта история еще не исчерпана. А вообще, ну его, Олеська… Давай я лучше тебя с Розой познакомлю!

– Лерка, может, мне и приезжать не стоит?

– Стоит, стоит, Олесечка! Жду!

Я еще сидела у Лерки, когда позвонил Миклашевич с известием, что визы будут послезавтра, и послезавтра же мы вылетаем в Вильнюс… Я обрадовалась.

– Ну что? – требовательно спросила Лерка, уписывая уже третью вазочку мороженого.

– Лер, ты спятила, столько мороженого жрать? Все твои диетстрадания пойдут насмарку!

– Олеська, понимаешь, – таинственным шепотом произнесла Лерка, – Гришка сказал, что мне не мешало бы набрать килограмма четыре, можешь себе представить?

– Он прав, подруга.

– Гришка у меня золото! – вздохнула Лерка.

– Ты его подозреваешь всегда черт знает в чем, а у него даже Роза оказалась мужского пола.

Почему-то я не рассказала Лерке о своей встрече с Розой. Она не очень умеет держать язык за зубами, а мне не хочется, чтобы он разгадал мою загадку. Я почему-то была уверена, что жизнь обязательно еще столкнет нас… И рассказ Лерки о его жене, о его доме был мне даже неприятен.

– Это Миклашевич звонил?

– Он, – вздохнула я. И, чтобы перевести разговор, рассказала ей о приезде сестры. Это малоинтересная новость для светских знакомых Лерки.

Глаза Лерки наполнились слезами.

– Ну надо же… Как странно… Олеська, это же целый сюжет для романа. Представляешь, какие турусы на колесах можно развести…

– Что-то не вдохновляет…

– Ты не думай, я не проболтаюсь.

– Если б думала, не рассказала бы.

– Олесь, ну неужели ее не проняло?

– Откуда я знаю? Меня самое поначалу так проняло, что я ничегошеньки не заметила, а потом вдруг как что-то стукнуло… И очень сильно стукнуло, должна сказать. Я потому и согласилась с Миклашевичем в Литву поехать…

– Так ты все-таки едешь с ним в Литву?

– Ага, еду.

– Олеська, это он под тебя клинья подбивает, потому что ты прославилась…

– Я тебя умоляю! – поморщилась я.

– А что? Я тут от нечего делать покопалась в Интернете, просто от скуки, и узнала, что ты… как это… ага, вспомнила: один из самых рулёзных авторов…