Марафон в Испанском Гарлеме - де Вилье Жерар - Страница 2

– Как идут дела в вашей церкви?

– Бог мой, теперь все хуже и хуже. Но все же наши братья нуждаются в Боге. Где вы живете, доченька?

– В стандартном доме между 107-й и 108-й улицами.

В Испанском Гарлеме Парк-авеню, самая элегантная в Манхэттене, сразу же меняет свое лицо: по ее центру проложена железная дорога, связывающая с графством Вечестер, вдоль которой тянутся пустыри и трущобы, построенные штатом Нью-Йорк для расселения пуэрториканцев. Адский квартал.

– Бог наградил вас прекрасным телом, – неожиданно произнес пастор Освальдо глухим голосом.

Кристина Лампаро улыбнулась, весьма польщенная. Обычно ей говорили об этом в гораздо более откровенных выражениях. Она бросила взгляд на пастора. То, что она увидела, повергло ее в смущение: тот совершенно не скрывал явных проявлений своего желания.

Так они оставались несколько секунд. Неподвижные и молчаливые.

Вдруг Освальдо протянул руку, взял ее за запястье и заставил встать. Она покорилась с опущенными глазами и дрожащими ногами. Священник коснулся пальцами ее обнаженного бедра, и это пробудило волну удовольствия по всему ее позвоночнику. Он повел ее к деревянной исповедальне.

– Вам нельзя оставаться здесь, дочь моя, – сказал он бесцветным голосом. – Если кто-нибудь увидит вас, то это будет неправильно истолковано.

Он раздвинул полотняную занавеску, вошел задом в исповедальню и прижался спиной к стене.

Пастор Освальдо продолжал смотреть на нее, его глаза, казалось, выскочили из орбит. Он был охвачен чувствами, явно не имевшими ничего общего с религиозным таинством. Его рука оставила наконец запястье и коснулась бедра девушки как раз над резинкой трусиков. Кристина проглотила слюну. Освальдо прижался к ней. Она почувствовала, как пуговицы сутаны вдавились в ее тело. Одновременно она ощутила другой контакт, хорошо ей знакомый, через черную ткань сутаны.

Инстинктивно ее таз сделал движение навстречу, усилив контакт двух тел. Возбужденное желание пастора погрузилось в ее обнаженное тело. Несколько секунд они оставались в таком положении. Затем Кристина почувствовала, что ногти священника вонзаются в ее бедра, а его тело стало дергаться, словно в пляске Святого Витта. Казалось, через него пропускали переменный электрический ток, заставлявший его все более тесно прижиматься к ней. Послышался сдавленный стон.

– Падре, падре! – прошептала Кристина Лампаро. Не надо...

Неожиданно он оттолкнул ее. Его глаза сверкали, тело продолжало беспорядочно дергаться. Кристина уже была готова сказать ему, чтобы он вернулся к ней, как вдруг с улицы послышался страшный шум. Падре Освальдо решительно набросил на нее занавеску, и Кристина Лампаро сжалась в комочек в углу, гадая, кто это рвется молиться с такой активностью.

Падре Освальдо, все еще дрожащий от своего позорного оргазма, недоверчиво и зло разглядывал молодого пуэрториканца, одетого в красную майку и джинсы. Глаза скрыты за темными очками. Явно рассчитывает выбить из священника несколько долларов, чтобы купить партию наркотика.

Он уже готовился вытолкнуть его наружу, как в двери церкви появилось три человека. Парень обернулся, увидел их и бросился к священнику с выражением ужаса на лице.

– Пастор! Спасите! Они хотят убить меня!

Освальдо Барранкилья посмотрел на троих мужчин, медленно приближавшихся к ним. Он смутно припоминал, что юноша, просивший защиты, известен под именем «Чикитин». Немного босяк, живущий случайными заработками. Никто из троих вошедших не был ему знаком. Один из них был очень худощав, одет во все синее, в черных очках и с вьющейся гривой. Другой отличался широчайшими, как у гориллы, плечами. Желтые брюки и белые лакированные ботинки. Толстая цепь на запястье и огромный медный перстень весом не менее полфунта указывали на его профессию: местный сводник. Третий, коротконогий, круглый, с одутловатым лицом, толстыми губами, тоже в темных очках, пожалуй, был самым элегантным: светлый тропический пиджак с огромными пятнами пота поя мышками.

Вошедшие находились уже на расстоянии не более одного метра. Они угрожающе молчали.

Священник увидел, что Чикитин дрожит возле него. Опять история с наркотиками. Видимо, он их обокрал.

– Чикитин, – сказал он, пытаясь сохранить достоинство. – Никто не нападет на тебя в Божьем доме. Почему эти люди преследуют тебя? Что ты им сделал?

– Матерь Божья! – простонал тот. – Они хотят убить меня! – Его голос перешел в крик.

Священник вздрогнул. В Испанском Гарлеме случалось, что резали глотку за десять центов. Он сделал шаг назад. Чикитин по-прежнему цеплялся за его сутану. Он подавил трусливый порыв, заставлявший его оттолкнуть парня и сделать вид, что он ничего не слышал. Выдав целую порцию похабщины, от которой небо должно было обрушиться на землю, парень стал умолять пастора плаксивым тоном:

– Пастор, во имя Божьей матери, помогите мне!

Потрясенный, Освальдо сказал:

– Подожди меня в ризнице, в правом углу. Я с ними поговорю.

«Ризницей» он называл темный закуток, где была устроена его постель. Неожиданно он вспомнил про девушку-полицейского, которая все еще пряталась в исповедальне. Только бы она не выскочила в таком виде в присутствии посетителей...

Увидев, что Чикитин направляется в глубину церкви, мужчина в желтых брюках сделал несколько шагов и угрожающе спросил:

– Эй, педераст, куда идешь?

– В мою спальню, – ответил пастор.

Расправив сутану, он двинулся навстречу неизвестным, но страх сковывал его горло. Стало так тихо, что слышались удары костей домино на улице.

– Братья, что вы хотите от этого юноши? – спросил он невольно дрожащим голосом.

Длинный засмеялся.

– Не лезь не в свои дела, папаша. Не мешай нам увести эту дрянь.

Падре Освальдо усиленно заморгал. Собрав все остатки мужества, он ответил:

– Здесь он под покровительством Бога. Я...

Мощным ударом прямо в грудь горилла в лакированных ботинках отправил его прямо в середину скамей. Не ожидавший такого удара, падре Освальдо упал на спину, задыхаясь. Нападавший бросился за ним, перевернул его на живот и начал водить лицом по грязному полу, держа за уши. Священник закричал, попытался освободиться изо всех сил.

– Оставь его! – неожиданно приказал толстяк.

Горилла поднял священника на ноги. Нос и губы были в крови, руки дрожали. Сквозь слезы он разглядел черные очки, жирные губы с пеной в уголках. Это был самый элегантный из троих. Тот, который в пиджаке.

– Приведи сюда этого педераста, – сказал он спокойно. – Иначе...

Священник провел языком по губам и ощутил вкус крови. В ушах шумело. Сердце громко стучало. Куда же делась Мария с полицейской формой девушки?

– Чего вы хотите?

Тип в желтых брюках вынул из кармана небольшой цилиндр, диаметром как у ножки стула и длиной около двадцати сантиметров, завернутый в красный блестящий картон, и помахал перед носом Освальдо Барранкилья.

– Мы воткнем это ему в задницу и подожжем!

Священник с ужасом узнал динамитный заряд! Его глаза перебегали от динамита к бесстрастному лицу толстяка. Не может быть! Это неумная шутка.

– Приведи его сюда, – повторил горилла, размахивая динамитом.

Священник с трудом удержался, чтобы не побежать.

– Но вы же не сделаете этого... – промолвил он дрожащим голосом. – Это же ужасно...

Горилла подошел к нему.

– Это наше дело. Тащи его сюда, иначе мы найдем такой же заряд и для тебя.

Падре Освальдо с грустью посмотрел на светлый квадрат двери, которая вела на улицу. Дети кричали, машины проезжали мимо. Никто даже не предполагал, какая здесь разыгрывается драма. Занавеска исповедальни не шевелилась. К тому же у девушки нет оружия. Совершенно растерянный, он сложил руки крестом на грязной сутане и вздохнул:

– Бог мой, пожалейте меня!

Так хорошо начавшийся день превратился в кошмар.

– Кончай кривляться, – бросил ему толстяк, – и тащи его сюда.

– Нет-нет, вы не сделаете этого, – повторил падре, будучи не в состоянии оторвать глаз от динамитного патрона.