Тайны знаменитых пиратов, или «Сундук мертвеца» - Белоусов Роман Сергеевич - Страница 21

Случай этот обернулся красивой легендой. Будто он плыл, одной рукой рассекая волны, а в другой держал, подняв над головой, рукопись своей знаме­нитой поэмы. Возможно, легенда эта родилась из самой поэмы «Лузиады», где рассказывается о «певце Португалии, который будет искать на берегах Меконга со своими стихами приюта, весь измочен­ный пенящимися волнами».

Легенда эта вдохновила многих поэтов и худож­ников. И, пожалуй, чаще всего Камоэнса изображали в стихах и на картинах в момент спасения – на бе­регу с рукописью в руках.

Несколько месяцев поэт провел на земле Кам­боджи. Но ничто не радовало его: ни радушный народ, ни плодородные поля и красивые города. Все труднее стало преодолевать чувство тоски по роди­не. К этому добавлялась обида за несправедливое гонение, жертвой которого он стал.

Как удалось Камоэнсу добраться до Малакки, а оттуда до Гоа, неизвестно. Видимо, он нанялся на какой-то португальский парусник, поскольку на торговых судах всегда должен был находиться во­оруженный гарнизон для защиты от пиратов.

Снова в тюрьме

В начале лета 1561 года Камоэнс возвратился в Гоа, где его тут же заключили в тюрьму.

Вице-король Гоа дон Конштантину де Браганша, человек грубый и жестокий, не удосужился разо­браться в обвинениях, выдвинутых против Камоэнса.

К счастью для Камоэнса, правление Конштанти­ну де Браганши оказалось недолгим. Когда в сен­тябре 1561 года власть перешла к дону Франсишку Коутаньу, друзьям Камоэнса удалось доказать, что он стал жертвой подлого оговора, и его освободили.

Выйдя из тюрьмы, Камоэнс продолжал работу над поэмой. Готовые главы читал друзьям, совето­вался. Особенно ценную информацию он получал от Гаспара Коррейи, знаменитого автора книги «Ле­генды Индии», хорошо осведомленного о проникно­вении португальцев в Азию. Он внес некоторые уточнения в сочинение Камоэнса. Другим, кто ока­зал помощь автору, был не менее известный хро­нист Диогу де Коуту.

Вообще, надо сказать, Камоэнс был знаком со многими известными людьми своей эпохи. Особая дружба во время пребывания в Гоа связывала его с выдающимся ботаником и медиком Гарсиа да Ортой, которому Камоэнс помог издать его книгу о лекарственных растениях Индии.

Дело это, как ни странно, было нелегкое. В Гоа царили нетерпимость и религиозный фанатизм. Об­становка особенно накалилась, когда в 1561 году был учрежден трибунал инквизиции, и вскоре цер­ковь послала на огонь свою первую жертву, бакалав­ра медицины Жеронимуша Диаша. С этих пор ауто­дафе в Гоа (отличавшиеся особым великолепием и беспримерной жестокостью) стали постоянными. Инквизиция преследовала и душила каждое живое слово, тем более научные труды, основанные на ма­териалистических взглядах.

Книги, признанные еретическими, бросали в огонь нередко вместе с их авторами. В частных биб­лиотеках и в книжных лавках устраивали обыски, чтобы «выловить» запрещенные издания (к тому времени уже существовал «Индекс запрещенных книг», составленный инквизиторами по поручению папы Павла IV).

Не надеялся увидеть свой труд опубликованным и Гарсиа да Орта. Тогда Камоэнс обратился к вице-королю, которого хорошо знал, с просьбой предо­ставить ученому привилегию и издать его опус, на что тот и дал разрешение.

Приблизительно в это же время пришло извес­тие, что в Малакке убит выдающийся хронист Гаспар Коррейа. Он пал от руки наемного убийцы, по­досланного, как считали, губернатором доном Эстеваном да Гамой, правнуком знаменитого мореплава­теля. В Гоа погибли, умерли от заболеваний многие другие друзья Камоэнса. Он чувствовал себя одино­ким, жизнь в Золотом Гоа ему опостылела.

Заняв двести крузадо, Камоэнс отплыл в Африку, откуда было легче добраться до Лиссабона. Однако в суровом Мозамбике, как называет его Камоэнс, он оказался в новом изгнании и нищете. Если здесь он и завтракал, то не обедал, а если удавалось поужи­нать, то завтрака ждать было бесполезно. Он питал­ся скудным подаянием, которое из сострадания, как милостыню, подавали ему.

Неизвестно, сколько времени провел бы Камоэнс в Богом забытом Мозамбике, если бы не случай. Однажды в гавань вошел корабль, на котором воз­вращался в Лиссабон дон Антан де Норонья, бывший вице-король и добрый знакомый поэта. Друзья, а их оказалось немало на прибывшем судне, организова­ли подписку и собрали необходимые двести крузадо, чтобы Камоэнс расплатился с кредиторами.

В ноябре 1569 года он покинул Мозамбик.

Разрешение короля

И вот сбылась мечта поэта – он увидел горы Синтры, с которыми расстался семнадцать лет назад. Это случилось в начале апреля 1570 года.

Столица встретила мореходов тревожным колокольным звоном. Так оповещали о смерти. В городе свирепствовала чума. Чтобы сойти на берег, необхо­димо было разрешение короля. Спустя пару дней оно было получено, и Камоэнс ступил на родную землю.

Обезлюдевший Лиссабон мало походил на весе­лый и шумный город тех времен, когда его покинул Камоэнс. Город словно вымер: страшная эпидемия унесла почти всех его жителей, особенно, конечно, бедняков, которые не могли укрыться в загородных поместьях. «Черная смерть» уносила в день по пять­сот человек. Кладбищ не хватало, в могилах хорони­ли сразу по 30—50 трупов. Но освященной земли было мало, и тогда, как говорится в старинной ру­кописи, стали освящать горные склоны, оливковые рощи, побережье, чтобы зарывать там мертвецов. Доставлять же к месту погребения умерших застав­ляли преступников, за что им смягчали наказание.

К счастью, эпидемия пошла на убыль, и вскоре Камоэнс мог заняться тем, что его занимало прежде всего: изданием поэмы «Лузиады». Но как добиться разрешения короля на публикацию, а главное, как обойти основное препятствие – церковную цензу­ру? Действовать открыто – значило потерпеть не­удачу, хотя бы потому, что тщеславный и заносчи­вый семнадцатилетний король дон Себастьян, про­званный «Желанным», питал неприязнь к любой просьбе, с которой к нему обращались.

Требовалось найти человека, приближенного ко­роля, с мнением которого тот бы считался. Дон Се­бастьян был столько же непокорен чужой воле, сколь непоследователен в собственных деяниях.

События, происходившие в стране, мешали со­средоточиться на духовной жизни и должным обра­зом оценить «грубую песнь», как называл сам поэт свое творение. Однако, вопреки ожиданиям, поэма произвела впечатление на многих, кто с ней успел познакомиться до опубликования.

Таким человеком стал знатный вельможа Педро де Алкасова Корнейра. На вопрос, в чем, по его мнению, недостаток поэмы, он ответил: «Она слиш­ком длинна, чтобы выучить ее наизусть, и слишком коротка, чтобы ею пресытиться». Ему удалось убе­дить дона Себастьяна, что книга подобного рода будет способствовать осуществлению его замыслов. На гравюрах нередко изображали поэта, читающего свою поэму королю. Это маловероятно. Однако португальские биографы не сомневаются: Камоэнс преподнес монарху экземпляр поэмы с надписью, в которой предрекал молодому монарху многие побе­ды.

Камоэнс действительно верил в счастливую звез­ду дона Себастьяна. Он был убежден, что король, с виду решительный и отважный, откроет для своего народа новую эру величия и славы. Ослепленный этой одной лишь видимостью, поэт, как, впрочем, и многие другие его соотечественники, не увидел, что кроме напыщенных поз и театральных жестов у ко­роля не было за душой ничего. В сущности, слабый и бессильный, одержимый манией величия, он без­рассудно пускался в рискованные военные авантю­ры, тяжелым бременем ложившиеся на плечи наро­да. Дон Себастьян бесславно погибнет в африкан­ских песках в 1578 году.

Впрочем, это произойдет восемью годами позже, а пока что с помощью нехитрой уловки монарха пре­вратили в покровителя великого поэта, который, в свою очередь, не замедлил воспеть своего благодете­ля за покровительство его вдохновению. После этого не составляло особого труда миновать порог церков­ной цензуры.