Ветер с севера - Вилар Симона - Страница 56

Сквозь завитки дыма и колеблющиеся тени к нему медленно приближалось ослепительно прекрасное видение. Невесомо грациозная фигура девушки, феи, валькирии – он не знал, чья, – в длинной белой одежде, обворожительная и изящная, с длинными волосами, окутывающими ее подобно плащу из красно-золотистой пышной пряжи. Ролло, как зачарованный, следил за тем, как Эмма, придерживая край платья, переступала через пьяных, любовался ее походкой – прямой, со свободно развернутыми плечами, придававшей величавость ее невысокой хрупкой фигуре. Перед ним был образ светлого альва, неведомо как попавшего в это дымное, грязное, смрадное помещение. Ролло слышал также, как в зале смолкает гомон, видел, как ошарашенно расступаются пляшущие викинги. Она прошла между них, словно не заметив, гордо откинув голову и глядя прямо ему в глаза, и он увидел прекрасное лицо с широко расставленными темными звездами глаз, с нежной, гладкой, смугловато-бледной кожей и ярким, свежим, как у ребенка, ртом.

Она оказалась совсем близко, и он поймал ее взгляд – дерзкий и испуганный одновременно. Теперь он ее узнал!

Зажмурившись, Ролло затряс головой, словно отгоняя наваждение. Красавица, так поразившая его, эта валькирия из облака, была всего лишь той грязной и дерзкой девчонкой с опухшим от слез и побоев лицом, которую он отдал своим людям, а потом едва отобрал ради безумной страсти его брата Атли.

– Клянусь Валгаллой! – невольно пробормотал он, приходя в себя, и, заметив красноватый рубец на ее скуле, вспомнил, как дерзка была эта злая девчонка, осмелившаяся плюнуть ему в лицо, вспомнил также, что именно она отняла жизнь у его верного старого Ингольфа, и где-то в глубине его души шевельнулся отголосок былой ярости. Лицо его стало жестким. Ролло медленно поднялся и шагнул к ней.

Девушка невольно отшатнулась, но сдержала себя и, сжав кулачки, осталась стоять на месте, закрыв глаза и дрожа, словно в ожидании новых побоев. Она казалась такой беззащитной, но вместе с тем, несмотря на испуг, и такой храброй, что Ролло невольно смягчился.

Спустившись с возвышения, он обошел ее вокруг, разглядывая с явным интересом и добродушным удовольствием. Светлое мягкое платье скорее подчеркивало, чем скрывало, совершенство ее тела, но Ролло помнил его совсем обнаженным, живым и трепещущим. Он подошел к ней совсем близко.

– А ведь мой брат Атли был не так глуп, когда выбрал тебя, – негромко проговорил он по-франкски.

Больше он не произнес ни слова, но остался стоять, с улыбкой глядя на нее. Эмма медленно открыла глаза. Викинг стоял совсем близко, и она ощущала исходящий от него запах вина и дыма коптящих факелов. Девушка почувствовала себя крохотной и беспомощной рядом с ним, но усилием воли медленно подняла голову, разглядывая своего врага. Знакомые сапоги со шнуровкой, в которые заправлены черные замшевые штаны, мягко облегающие длинные, сильные ноги викинга… Темно-коричневая кожаная безрукавка до середины бедер, зашнурованная по бокам, но внизу шнуровка ослаблена, открывая богатый чеканный пояс, с левой стороны которого свисает меч с богатой рукоятью, рдеющей крупным рубином, а с другой – простой кинжал в костяной оправе. На руках Ролло блестели широкие браслеты, а на груди висело простое ожерелье из медвежьих клыков. От этого полудикаря исходило такое ощущение мощи и мужской силы, что Эмме понадобилось все ее мужество, чтобы прямо взглянуть в лицо своему врагу.

На этом гладко выбритом лице с энергичным подбородком блестели серые, как сталь, и холодные, как лед, глаза. В них ясно читались ум и сила воли, а также властность. И что-то еще. Искра какой-то до времени спрятанной насмешки. Эмма смотрела прямо в эти немигающие жесткие глаза, пока не услышала, как Ролло негромко спросил:

– Что помутило твой разум, девушка, если ты решилась выступить против воинов севера?

У него был низкий глухой голос. Эмма гордо выпрямилась.

– А разве норманны привыкли, что на землях франков им никто не оказывает сопротивления? Разве есть закон где-либо в подлунном мире, разрешающий грабить и убивать безнаказанно?

Казалось, этот ответ не удовлетворил викинга. Взгляд его оставался столь же выжидательным. И тогда Эмма с дрожью в голосе добавила:

– Твой седой пес убил мою мать!

Лицо его оставалось столь же неподвижным, однако взгляд изменился. Эмме даже показалось, что в нем мелькнуло понимание. По крайней мере спустя минуту он сказал:

– Убитый тобой человек был мне вместо отца.

«А Пипина Анжуйская – вместо матери мне», – подумала девушка и вдруг поняла, что они с Ролло схожи в том, что оба только что потеряли близких. И еще ей пришло в голову, что родной отец этого варвара тоже убит, и не кем иным, как ее приемной матерью.

– Тебя выбрал мой брат, – сказал после продолжительного молчания норманн. – Только это и спасло тебя. Скажи, была ли ты ему послушной рабой? По твоим глазам этого нельзя прочесть. Может, я ошибся, подарив тебе жизнь?

– Спросите об этом у самого Атли.

– Ты дерзка, девушка. – Он взял ее за подбородок и заставил глядеть себе в глаза. – Возможно, я оказал брату плохую услугу, подарив ему тебя. Тебе нужен такой хозяин, как я, который сумел бы справиться с твоей гордыней.

У Эммы все похолодело в груди. Она решительно вырвалась.

– Разве вы обманете своего брата? Ведь вы обещали Атли, что не тронете меня, больше того – будете охранять?

Ролло вдруг улыбнулся дерзкой, дразнящей улыбкой.

– А ты сама-то хочешь, чтобы тебя охраняли? Разве я тебе не нравлюсь? Если нет, то почему ты полдня разглядывала меня из окна своей башни?

Эмма едва не задохнулась от бешенства и обиды. Она видела, каким взглядом окинул ее с головы до ног варвар.

– Пусть меня возьмет Локи, если я не ошибся, не оставив тебя сразу себе.

Эмма испуганно попятилась, но Ролло успел поймать ее за локоть. В тот же миг один из галдевших вокруг норманнов что-то во всю глотку выкрикнул на своем языке. Ролло усмехнулся.

– Знаешь, что он сказал? Он говорит, что уже пробовал тебя там, на поляне, и хоть ты и царапалась, как кошка, но кожа у тебя сладкая.

Больше Эмма не могла выдержать. Резко вырвав руку и подхватив платье, она стремительно кинулась прочь. Громкий смех Ролло, как проклятие, несся ей вдогонку.

Она бегом пересекла широкую площадь и оказалась в тени какого-то строения. Только здесь она обнаружила, что ее не преследуют. Прижавшись лицом к холодной каменной стене, она дрожала и тихо постанывала сквозь зубы от страха и безмерного унижения. Но время шло, и она постепенно стала успокаиваться, а затем, уже замерев, оглянулась назад. Она была совсем одна, если не считать сидевших неподалеку у костра норманнов. Они пили из бурдюков вино и, кажется, не замечали ее. Из освещенного портала собора долетали взрывы громового хохота.

– Я должна бежать, – тихо прошептала девушка, понимая, что иначе ей не избегнуть посягательств ярла. Даже данное брату слово вряд ли удержит его. Да и какие представления о чести могут быть у варвара?

– Я должна бежать, – снова повторила она, и сама вдруг удивилась простоте и разумности этой мысли. Ее никто сейчас не преследовал, норманны, очевидно, были уверены, что ей некуда идти одной. И действительно, большинство пленниц из тех, которым позволялось передвигаться по городу, никуда не уходили из страха перед дикой природой и своей беззащитностью. Норманны, по крайней мере, представляли собой защиту от других разбойников и диких зверей. Однако Эмма слишком ненавидела этого норманна, а теперь, когда он обратил на нее внимание, она предпочла бы погибнуть от когтей хищников или умереть с голоду, чем достаться ему. К тому же, удайся побег, и у нее появится шанс спастись, если она попадет к франкам. Франки теперь, когда она совсем одна, также могли представлять угрозу для беззащитной женщины, однако у нее есть дядя Фульк. Если она встретит франков и докажет, что она племянница Фулька Анжуйского, ее, вероятно, не тронут. И тогда, с Божьей помощью и при заступничестве Девы Марии, ей удастся спастись. Главное теперь – бежать, бежать как можно скорее, прямо сейчас.