Ветер с севера - Вилар Симона - Страница 43

– Теперь пора уходить, – проговорил он немного погодя.

Ги поднялся.

– Идем, Птичка. Мы возьмем тело графини с собой и похороним его по-христиански в лесу.

Девушка не шелохнулась.

– Умоляю тебя, Эмма. Здесь опасность. Вспомни, ведь твоя мать…

Он осекся. В памяти всплыли слова, которые произнесла Пипина Анжуйская перед кончиной.

– Она умоляла тебя как можно скорее бежать от этих дьяволов.

– Вставай, вставай, – грубо толкнул девушку в плечо коленом Эврар.

Эмма коснулась сухими губами лба Пипины.

– Прощай, матушка. Да покоится душа твоя в мире.

Сложив ладони покойной у нее на груди, Эмма какое-то время разглядывала свои залитые кровью руки, промокшую, набухшую алым холстину платья, а затем резко встала на ноги. Слез как не бывало. На ее лице было упрямое и решительное выражение. И еще – ненависть.

«Вылитый Эд», – невольно подумал Эврар, однако забеспокоился, поняв, что Эмма что-то задумала. Подняв с земли лук графини, девушка негромко проговорила:

– Клянусь всей любовью, что питала к тебе, я не уйду из Гилария, пока не увижу, что у этих пожирателей падали кровь так же красна.

Она бегом бросилась вниз. Окованный железными полосами сундук, который не поддался секирам норманнов, распахнулся, когда девушка нажала потайную пружину. Там оказались одежда и парчовые покровы, а сверху лежали колчаны, туго набитые оперенными стрелами, и еще пара луков. Эмма забросила пару колчанов через плечо и только теперь оглянулась на своих растерявшихся спутников.

– Вы намерены помочь мне или нет?

Не дожидаясь ответа, она вручила им луки и запас стрел. Ошарашенные мужчины не возражали, только Эврар свирепо выругался. Ги в отчаянии воздел руки:

– О небо, что ты задумала? – Голос юноши срывался. – Ты не должна этого делать. Они – исчадие ада, а ты… ты как стебель цветка.

Эмма молча закрутила косу, затолкала ее сзади под головную повязку и набросила капюшон.

– Я свое дело сделаю, остальное – воля Божья!

Ги в отчаянии схватил ее за руки:

– Опомнись, во имя всего святого. Это безумие!.. Все равно этим разбойникам не избежать божьей кары…

Девушка вырвалась и отступила на шаг.

– Уповать на Всевышнего – вовсе не значит сидеть сложа руки! И не становись между мною и моей местью, ибо того, кто вмешается, могут поразить стрелы с обеих сторон.

Эврар догнал ее лишь во дворе.

– Тебя выпороть следует. Мальчишка прав, ты ничто против грубых норманнских псов…

Эмма рванулась.

– Прочь, мелит! Ступай своей дорогой, а свою я отыщу сама!

Но он держал ее крепко, прикидывая в то же время, сможет ли, не поднимая шума, силой затащить девушку в лес. Но она словно читала у него в мыслях.

– Я буду так вопить, Эврар, что норманны примчатся сюда, как охотники на звуки гона. Оставь меня, так будет лучше, ты ведь не хочешь, чтобы тебя плетью, как раба, погнали в стадо.

– Нет, – тряхнул головой Меченый. – А вот тебе, я вижу, страстно хочется стать подстилкой для норманнских волков.

Лицо Эммы стало еще бледнее.

– Моя мать не оставила Байе, пока не отомстила за гибель близких. Сознание этого давало ей покой на протяжении всей земной жизни. Я же…

– Но ты не ее дочь! – в отчаянии воскликнул Ги.

– Я дочь графини Пипины! Только ее я знала и любила!

Эврар, все еще державший ее, злобно усмехнулся.

– Кажется, кого-то сегодня выворачивало наизнанку при одном только взгляде на кровь мертвого юродивого?

Губы Эммы дрогнули в печальной улыбке.

– Это было так давно! Во мне все умерло, мелит, умерло и родилось заново.

Кажется, Эврар готов был в это поверить. Легкомысленный облик Птички исчез навсегда, и это юное прекрасное лицо словно состарилось на десятилетие в считанные часы.

– И ты готова убить человека? – с насмешкой спросил он. – Ты, монастырская воспитанница, добрая христианка? Вспомни, чему тебя учили – и подставь другую щеку.

Он загораживал ей дорогу. Эмма вскинула голову:

– Но Евангелие говорит: «Продай одежду свою и купи меч». А что же до убийства… На охоте я убивала и нежных ланей, и благородных оленей, и свирепых вепрей. Неужели я не смогу поднять оружие против убийц моей матери?

Эврар покосился в просвет между бревнами. На лугу норманны заставили пленных подобрать тела убитых. Теперь в любую минуту они могут заявиться сюда.

– То, что ты задумала, выполнить столь же трудно, как быку пролезть в дымовую отдушину, – медленно проговорил Меченый. И, продолжая глядеть прямо в глаза девушки, с насмешкой спросил: – И как же маленькая Птичка собирается отомстить отряду необузданных викингов?

Эмма какое-то время молчала.

– Я проберусь в монастырь Святого Гилария и спрячусь среди построек…

– Монастырь сожгут, – уверенно прервал ее Эврар.

– Я не буду там долго отсиживаться. Их лошади возле частокола, который в нескольких местах прогорел. Я проберусь сквозь брешь и захвачу коня, но, прежде чем уехать, я заставлю мои стрелы отведать крови убийц моей матери.

– Безумие! – простонал Ги. – Ради двух-трех поверженных врагов ты готова рисковать жизнью, честью, свободой!

Эврар молчал. План девчонки был полон недостатков. Но одно в нем его устраивало. Лошади! Кто знает, может, ему и удастся вырвать вороного из лап этих ублюдков.

– Ты хорошо держишься верхом?

– Я часто ездила на мулах.

Эврар пренебрежительно скривился.

– Не то. Это не боевые кони норманнов.

Она вскинула голову.

– Зато я лучше их знаю леса. Главное – увести их за собой к болотам. Я знаю все тропы через топь, а им придется барахтаться в трясине!

Эврар на миг задумался, затем снял с одного из мертвых викингов шлем и нахлобучил на голову девушки поверх капюшона.

– Не мешает?

Эмма ощутила отвращение. Шлем из толстой кожи со стальными ободьями смердел чужаком. В первый миг она хотела было его сбросить, но увидела, что Эврар и для себя подобрал гладкий шлем с наличием, а другой протянул Ги. Черные глаза воина в прорези шлема казались бездонными провалами.

– Мы идем, – кивнул он. – И да пребудет с нами благословение небес.

Они снова проскользнули в лес и стали красться за стволами. В селении викинги уже сожгли все, что могло гореть. Даже мельницу они зачем-то разрушили, и вода из заводи с глухим шумом хлынула в низину, неся и переворачивая тела убитых. Норманны, глядя на это, хохотали.

Незамеченными они пробрались к зарослям, ближе всего подступавшим к монастырю. Здесь стена частокола и в самом деле в нескольких местах прерывалась, на ее месте дымились груды углей. Им предстояло преодолеть небольшое открытое пространство, но их скрывали от луга, где расположились викинги, постройки аббатства. Норманн, стоявший на страже на площадке колокольни, был обращен к ним спиною, поглощенный тем, что творилось в долине.

Эмма повернулась к Ги.

– Я не смею тебя принуждать. Ты можешь остаться здесь, в лесу. Они тебя не найдут.

Юноша глубоко вздохнул.

– Нет, я не покину тебя. И да свершится воля Божья!

Эмма шагнула к нему и крепко поцеловала в губы.

– Я рада, что не ошиблась в тебе, мой монашек.

А Ги подумал, что именно он ошибался в ней. В этой переполненной жаждой мести молодой женщине чувствовалась непоколебимая сила. Она ни на йоту не напоминала ту веселую Птичку, ту волшебную фею, что танцевала на древнем алтаре при свете луны. И тем не менее оставить ее он не мог.

Втроем они торопливо пересекли открытое пространство и прижались к частоколу. Эврар осторожно заглянул в пролом. Кажется, все тихо. Вокруг высились хозяйственные постройки, доносилось мычание недоенных коров, которых норманны на время заперли в хлеву. Где-то квохтали куры, порой надсадно кричал осипший петух. Викингов нигде не было видно.

Соблюдая осторожность, они проникли вовнутрь. Эврар кивком приказал Эмме, чтобы она вела. Девушка беспрекословно подчинилась. Они обошли птичник, и теперь в просвете меж построек завиднелись силуэты норманнов на мощеном главном дворе монастыря. Слышался чей-то истошный крик. Эмма на миг замерла, обеспокоенно оглянулась на Эврара и, словно почерпнув силы в его сумеречном взгляде из-под железного наличья шлема, решительно двинулась дальше.