Тяжесть венца - Вилар Симона - Страница 31

Анна была благодарна епископу. Его слова куда лучше, чем признания Ричарда, раскрыли ей сущность их странного союза.

Выйдя из собора, она вновь оказалась под сияющим солнцем, среди многотысячной толпы и невольно улыбнулась. Эти разгоряченные лица, ликующая толпа, оглушительный гром фанфар, аромат весенних цветов, которыми были усыпаны улицы, смешивавшийся с запахами пищи и дымом очагов, – все ошеломляло одинокую затворницу из монастыря Сент-Мартин ле Гран. Она здесь же, на паперти, сделала солидные пожертвования городским больницам, а заодно велела раздать щедрую милостыню. Монеты, сверкая, полетели в толпу, образовалась давка, взвилась пыль, и, уже отъезжая, Анна все еще слышала крики и ругань дерущихся, сливающиеся с колокольным звоном и ржанием возбужденных лошадей.

В Ландельском аббатстве братьев-августинцев, где помещалась городская резиденция герцога Глостера, Анну поразила тишина. Гул города доносился, словно отдаленный прибой, а здесь, в старом парке, щебетали птицы, журчал фонтан, а из-за высокой стены, за которой обитали сами братья-августинцы, слышалось негромкое пение превосходно слаженного хора, исполнявшего церковные гимны.

Расположенный в глубине парка особняк герцога был выстроен в готическом стиле и прекрасно вписывался в ансамбль аббатства. Анна долго обходила покои городской резиденции супруга, распахивая одну за другой высокие двустворчатые двери, и не могла налюбоваться обступившей ее роскошью. Вместо стен – кружевные переплеты окон с цветными витражами, изысканная мебель, поставцы с драгоценной посудой, мягкие кресла, обитые оленьей замшей и гобеленом, легкие стулья, изумительные резные столики лимонного дерева на подставках из слоновой кости и серебра. Лестницы и перегородки отделаны пестрым мрамором, полы выложены мозаикой – в приемной, изображающей знаки зодиака на фоне ночного неба, в большом зале для приемов – карту мира, окруженную фантастическими чудовищами, в ажурной галерее, выходящей в сад, – цветущий луг.

Анна давно отвыкла от подобного блеска, и ей стоило немалого труда скрыть свое восхищение.

Она отдавала дань вкусу супруга, но вместе с тем поневоле задумывалась о своих замках – наследстве отца, – требовавших присмотра, и еще – о Нейуорте. Ричард рассказывал ей о нем, поскольку несколько раз побывал там, инспектируя границы, и она знала, что в Нейуорте все идет, как было заведено. Но она любила Гнездо Орла, и ей хотелось самой сделать что-нибудь для него.

Вечером она пожелала встретиться с секретарем герцога Джоном Кэнделлом. Спустя четверть часа тот явился и испросил разрешения войти.

Перед Анной возник немолодой человек в черном одеянии. Лицо его было суровым, глаза цвета серого гранита. Седые волосы покрывала плотная шапочка, завязанная под подбородком, покрой одежды – как у почтенного буржуа. Черное шерстяное трико не скрывало подагрических ног. Предложив Кэнделлу присесть, Анна обратилась к нему:

– Я хотела бы переговорить с вами, мейстер Джон, по поводу нашего с герцогом Глостером брачного контракта. Видите ли, так вышло, что я не вполне помню его содержание.

Кэнделл тут же развязал кожаный мешок с бумагами и, достав один из свитков, зачитал Анне пункты контракта. По условиям брачного договора, все имущество графини Уорвик и Солсбери переходило в собственность супруга, однако упомянутая графиня должна получать от своих земель в качестве личного дохода ежегодную ренту, коей вправе распоряжаться по своему усмотрению. Анна была изумлена. В ту грозовую ночь в церкви святого Мартина она была слишком подавлена, чтобы здраво рассуждать, теперь же она отчетливо осознала, что отныне находится в полной зависимости от мужа, завладевшего всеми ее поместьями. Ее собственноручная подпись под контрактом подтверждала это.

– Могу ли я по крайней мере посетить свои наследственные владения?

– При условии, что вам позволит супруг, миледи. Однако, насколько мне известно, он дал сэру Фрэнсису Ловеллу совершенно определенное указание, чтобы тот доставил вас в Йорк, где вы и должны ожидать распоряжений милорда Ричарда.

– Хорошо. Но не могли бы вы сообщить мне, каков размер моей ренты?

– Я не могу назвать всю сумму. Ваше состояние огромно, однако мой господин, герцог Ричард, уезжая, не дал мне ясных указаний на сей счет. Полагаю, что ваше имя и ваше положение дают вам право рассчитывать на любые суммы из казны герцога.

Анна попросила секретаря быть как можно точнее, и у нее невольно округлились глаза, когда он в конце концов назвал сумму. Только сейчас она осознала, как богата и могущественна, сколь многое может себе позволить теперь.

От Джона Кэнделла не укрылась ее улыбка.

– Осмелюсь ли я спросить вас, госпожа, почему вас так занимает этот вопрос? Разве вы испытываете в чем-то нужду?

– О да, мейстер, – нетерпеливо проговорила Анна. – Я испытываю потребность в деятельности. Слишком долго я пребывала в покое. Для начала я хочу воздвигнуть часовню в честь… В память дорогих мне людей. Затем я желала бы лично заняться благоустройством своих имений в Йоркшире. Кроме того, не помешает кое-что сделать для процветания одного из замков в Пограничье. Все это, не считая того, что мне просто хотелось бы пройтись по городским лавкам и выбрать все, что придется по душе.

Предвкушение новизны, сознание своих неограниченных возможностей оживили Анну. С завтрашнего дня она будет занята по горло. Вскоре приедет Кэтрин, и тогда… о, она обязательно сделает своей девочке замечательный подарок!

Из состояния эйфории ее вывел скрипучий голос Кэнделла:

– Построить часовню – богоугодное дело, миледи. Что же до ваших поместий, то герцог Ричард, как их новый владелец, уже направил туда своих интендантов, чтобы привести их в порядок. В отношении Нейуорт-Холла… Его светлость сообщил мне, что вы испытываете интерес к этой пограничной крепости, и я заранее приготовил для вас списки направляемых туда товаров, оружия и фуража.

Заметив удовлетворение на лице Анны, когда она одну за другой просмотрела несколько бумаг, он впервые позволил себе улыбнуться.

– Осмелюсь заметить, миледи, ваш супруг – прекрасный хозяин, и вам не придется жалеть, что он стал господином в ваших землях.

Последующие несколько дней Анна всецело посвятила себя прогулкам по городу. Каждый день она посещала мессу. Кошель ее был полон денег, она щедро раздавала милостыню, а затем молоденькие фрейлины вели ее в город, в лавки, мастерские, к витринам ювелиров. У Анны невольно начинали блестеть глаза. Она перебирала мерцающий жемчуг, разглядывала затейливые безделушки, примеряла филигранные, украшенные каменьями пояса, тонкие, как дым, золотые сетки для волос. Она покупала все, что придет в голову, – восточные благовония во флакончиках из полированного аметиста, серебряную чашу с ножкой в виде петуха, свечи, обвитые восковыми цветами, которые, сгорая, источали благоухание, экзотического попугая с ярко-желтым хохолком, который был обучен говорить: «Где шотландец? Подать сюда шотландца!» Словом, сорила деньгами, и это ее развлекало.

Леди Харрингтон пришла в замешательство, когда герцогиня впервые сказала, что намерена прогуляться по городу, но ограничилась лишь советом надеть поверх узконосых шелковых башмачков деревянные сабо, если Анна не хочет увязнуть в грязи и уличных нечистотах.

Город и в самом деле был грязен, улицы скверно вымощены, а выпуклая мостовая обрамлялась уличными водостоками, по которым струилась жидкая грязь. Зажиточные горожане стремились держаться посредине улицы, отталкивая нищих и убогих на обочины, где порой прямо среди нечистот можно было увидеть сидящих оборванцев, клянчивших милостыню.

Однако, если не смотреть под ноги, а поднять голову, то здесь было на что полюбоваться. Оштукатуренные каменные или деревянные дома с островерхими двускатными кровлями, узкими окнами, стрельчатыми дверными проемами, арками и угловыми башенками тянулись квартал за кварталом. Небольшие сады, принадлежавшие знатным лицам или монастырям, уже оделись зеленью, а над ними взмывали шпили церквей и монастырей: аббатства святой Марии, госпиталя святого Леонарда, монастыря Троицы, ратуши и, конечно же, господствовавшего над всей округой великолепного Минстера. Здания Йорка, основанного еще римлянами, зачастую возводились на древнейших фундаментах. Здесь можно было увидеть старые башни датчан и саксов, облагороженные нормандскими сводами, но больше всего разросшийся в последние годы город поражал великолепием готики – невесомыми стрелами шпилей, гранитными цветами, стрельчатыми арками, вертикальными настенными переплетами, искусно соединенными в единое целое.