Принцесса викингов - Вилар Симона - Страница 57

– Варвары, как известно, опасаются проказы и никогда не приближаются к больным. И если ты сумеешь в сумерках, сказав, что отправляешься к себе, проникнуть на задний двор аббатства, мы смешаемся с прокаженными и покинем город. Варвары слабы в счете и не заметят, если двумя больными станет больше.

– Прокаженные! – Эмма невольно содрогнулась.

– Это единственный путь, – повторил Ги. – Тебя слишком хорошо охраняют. Даже на епископа Франкона нельзя положиться, ибо он окончательно продался проклятому Ролло. Мы должны уповать на себя и на милость небес.

Он вновь привлек Эмму к себе.

– Как же ты исхудала! Я уверен, что все получится, ибо милость Божия на нашей стороне. Как иначе объяснить, что я сумел встретиться с тобой перед побегом и предупредить тебя? А ведь я уже стал было отчаиваться. День следует за днем, а вокруг только и разговоров, что ты якобы больна либо тобой овладели бесы.

Он взял Эмму за подбородок и приподнял ее лицо.

– Кем бы ты ни была для норманнов, я предан тебе и никогда не откажусь от тебя. Я готов на все, только бы ты вновь была свободна, заняла достойное положение, и мы наконец-то смогли бы обвенчаться.

Эмма была растрогана, но вместе с тем ее охватила печаль. Хочет ли она всегда быть с Ги? Она подумала о Ролло, о его страсти и нежности, обо всем, что связывало их, и вдруг почувствовала, что ее совсем не прельщает возможность побега. Зачем ей свобода, где рядом не будет Ролло?

– Почему ты молчишь, Эмма? – тихо спросил Ги. – Разве ты не сумеешь под каким-либо предлогом отделаться от своих стражей?

– Пожалуй, сумею, – облизывая пересохшие губы, ответила девушка. – Но я слишком слаба. Я могу стать вам обузой, у меня может не хватить сил, когда надо будет миновать посты.

Ги беззвучно рассмеялся.

– Разве ты не видела этих убогих сегодня? Многие из них уже не в состоянии идти сами, и их несут товарищи. Нам с Эвраром это вполне под силу. Нет, клянусь Богом, который слышит нас обоих, все обойдется, и я возвращу тебе свободу. От тебя зависит совсем немного. А сейчас тебе пора идти, чтобы ни у кого не вызвать подозрений. После вечерней службы я буду ждать здесь, в этом приделе.

Эмма повернулась и сделала несколько шагов, но внезапно остановилась.

– Вы все решили за меня. И тем не менее мне необходимо подумать.

В полутьме она не различала лица Ги, но заметила, как напряженно выпрямилась его фигура.

– Что это значит? – дрожащим шепотом спросил он. – Не хочешь ли ты сказать, что намерена и впредь оставаться у этих варваров? Ты же ненавидишь их, Эмма!

Как мог понять Ги, что время исцелило боль. На смену ей пришло нечто иное. И сейчас же ее обжег стыд.

– Ты должен попробовать понять меня, – почти жалобно проговорила она и добавила, словно оправдываясь: – Я боюсь за вас. Ты знаешь, как поступал Ролло с теми, кто пытался похитить меня?

– Тебе придется куда больше беспокоиться, если провалится уже продуманный план и нам придется оставаться в Руане, изыскивая новые пути. Твой августейший дядюшка и герцог Лотарингии Ренье проявили живейшее участие в судьбе франкской принцессы и не велели нам возвращаться без тебя. О чем же тут думать? Стать ли, как должно, знатной дамой или оставаться игрушкой в лапах норманнов?

«Что меня удерживает здесь? – размышляла Эмма. – Почему я не решаюсь? Бран сказал, что Ролло решил, что я притворяюсь, чтобы не ехать с Атли. И так ни разу и не навестил меня, чтобы самому удостовериться. Это означает одно – он хочет, чтобы я досталась его брату».

Она вспомнила голодные глаза Атли, глаза человека, уставшего ждать обещанного. И еще – Снэфрид, Белая Ведьма, которая поставила целью извести ее, что ей почти удалось. Так в чем же дело? Эмма глубоко вздохнула, вспомнив, как упоительно целовал ее Ролло, его нетерпение, его жаркую страсть. Вот на что она надеялась. И еще – на слова Франкона, на Ботто, стремившегося убедить Ролло, что ему нужна жена, которая даст ему наследников.

И тем не менее она твердо сказала:

– Мне необходимо подумать, Ги.

Выходя, она едва не столкнулась с Сезинандой.

– Я заждалась тебя. Как ты себя чувствуешь? Я тут немного побродила в надежде встретить паломника, который привлек мое внимание. Я так и не сказала тебе, кого он мне напомнил. Сына Фулька Анжуйского, красавчика Ги, твоего первого жениха, которого убили норманны. О, прости, я не думала, что напоминание об этом несчастном юноше так взволнует тебя.

– Упокой, Господи, его душу, – торопливо перекрестилась Эмма, возблагодарив в душе Бога, что не сказала Сезинанде о том, что сын Фулька появлялся на пиру у Ролло. И действительно – она почти не вспоминала о нем, пока не встретила снова. А ведь она все еще его невеста, и он имеет на нее право, но главное – Ги любит ее и убежден, что она любит его. Она вспомнила их клятву на древнем алтаре – клятву Дафниса и Хлои, которых разлучила судьба. Как давно все это было! Она рада, что Ги жив, ей лестно, что он все так же любит ее, однако при этом Эмма испытывала тягостное чувство вины перед ним. Ги готов рискнуть всем ради нее, а она не готова ответить ему тем же.

В жилой части аббатства кипела будничная суета. В прихожей слуги меняли солому на полу, в трапезной снимали со стен и устанавливали на козлах дубовые столешницы, носили дрова, воду, отпирали ставни. Пахло пылью, потом, стряпней. Эмма неожиданно заметила, что многие здесь рады ее выздоровлению. Ее встречали улыбками и шутками, и даже толстый бранчливый повар поспешил сообщить, что подаст к завтраку ее любимые блюда: раковый суп, куропаток под мятным соусом, козий сыр с тмином и восхитительные сдобные пирожки с запеченными в них ломтиками яблок. Эмма была откровенно удивлена. Да, поистине она уже прижилась здесь, плен не был тяжел для нее, но кто знает, что ожидает ее, вернись она к франкам. По закону франков герцог Роберт мог распорядиться ее судьбой, как ему заблагорассудится. Эмму, которая уже привыкла сама распоряжаться собой, пугала такая перспектива. Но вместе с тем ее не устраивала и участь супруги Атли. Избегнуть этого она могла, только бежав к франкам. И теперь она совершенно не знала, как поступить.

После трапезы она удалилась в свою опочивальню и стала ходить из угла в угол, ломая руки. В конце концов она прилегла на ложе и прикрыла глаза, прислушиваясь к шуму начавшегося дождя, пока этот мерный звук не усыпил ее. Эмма спала, пока ее не разбудил гул колоколов, зовущих к мессе.

Сквозь роговые пластины в окне проходило слишком мало света, и девушка поначалу решила, что уже вечер и ей надо спешить к Ги, чтобы сообщить свое решение. Она стремительно села на ложе – но тут же слабо ахнула.

В изножии, облокотившись на резной столбик, сидел Ролло.

– Вот-вот, – кивнул он ей. – Ваши колокола словно нарочно созданы, чтобы не дать человеку спокойно передохнуть.

Эмма непроизвольными движениями стала приводить в порядок волосы, ощущая неловкость от того, что он видит ее такой. Слава богу, здесь полумрак, и он не может видеть, как она подурнела. И все же Ролло заметил, что она изменилась.

– Я вижу, тебя и в самом деле измучил недуг.

Он произнес это мягко и сочувственно, но Эмма не позволила себе поддаться на эту уловку.

– Нет. Я просто хитрила. Ведь так ты решил?

Она покосилась на конунга. На его щеках темнела отросшая щетина, но линия рта, казалось, утратила обычную жесткость. В глубине души Эмма уже была готова к привычной схватке. Но печаль, звучавшая в его словах, лишила ее решимости. Она негромко сказала:

– Тебя не должны были впустить сюда. Это моя опочивальня, и мужчине здесь не место.

– Меня привело любопытство. Я хотел взглянуть, как ты спишь.

– То есть убедиться, что я не лгала все это время?

Теперь она глядела ему в лицо.

– Ролло, да будет тебе ведомо, что моя болезнь не из обычных. Меня околдовала твоя жена.

Лицо норманна мгновенно окаменело. И тем не менее Эмма настаивала, ссылаясь на то, что Бран может подтвердить ее слова.