Обрученная с розой - Вилар Симона - Страница 48

– Ну что ж, какая ни есть, но крыша, – сказал Майсгрейв и, взяв из рук Патрика факел, шагнул под своды часовни.

Тотчас целая стая летучих мышей с отвратительным писком заметалась при свете факела, едва не погасив пламя. Отмахнувшись от них, Майсгрейв поднял огонь повыше и огляделся. В часовне было почти сухо, лишь кое-где стекавшая чрез зиявшие вверху проломы на выщербленном каменном полу стояла вода.

Через полчаса жарко пылал костер и озябшие воины, разместившись вокруг, уплетали вяленую рыбу, репу и лепешки. От мокрых дров валил густой едкий дым, частью уходивший в отверстия в крыше, частью висевший под сводами и разъедавший глаза. Перекусив, оба Тома, братья Гонды и Оливер растянулись прямо на каменном полу часовни и тотчас уснули, не потрудившись даже снять доспехов. У костра остались Патрик Лейден, старавшийся избавиться от грязи на оружии и обуви, и Анна, которая никак не могла согреться и куталась в свой плащ, придвинув озябшие ноги в мокрых сапогах чуть не к самому огню.

Филип вышел на воздух. Небо уже серело. Близился рассвет. После продымленной часовни приятно было вдохнуть прохладный лесной воздух. На поляне после двойной порции овса дремали, положив головы на шеи друг друга, усталые кони. У стены, опершись на копье, стоял Шепелявый Джек. Филип окликнул его:

– Когда почувствуешь, что начинаешь засыпать, разбудишь кого-нибудь. Только Оливера не трогай. Парень не спал в монастыре.

Когда он вернулся в часовню, дым по-прежнему клубами плавал под крышей. Воины храпели. Патрик Лейден, аккуратно сложив свое снаряжение под стеной, посапывал на куске седельного войлока.

Филип заметил, что Алан все ворочается на камнях, пытаясь закутаться поплотнее. Рыцарь присел рядом.

– Что, не спится?

Из-под плаща смотрело усталое, осунувшееся лицо мальчика. Зубы у него выбивали дробь.

– Никак не согреешься, малыш?

Алан сокрушенно покачал головой:

– Все такое мокрое. Да и эти чертовы камни…

Филип усмехнулся и потрепал паренька по вихрам. Затем вышел и вернулся с пушистой волчьей шкурой. Выбрав у огня место поровнее, он разостлал ее и подозвал к себе Алана:

– Иди сюда. Вместе теплее. Давай сюда плащ.

Анна приблизилась. Она так растерянно смотрела на рыцаря, что он рассмеялся.

– Что же ты? Не бойся, не съем.

Он улегся и, потянув Анну за руку, уложил ее рядом. Голова девушки оказалась у него на плече. Филип поплотнее укутал ее полой плаща и приобнял.

Анна лежала, вытянувшись в струнку, боясь пошевелиться. Она была буквально оглушена происходящим. Филип негромко сказал:

– Ты мужчина, мастер Алан. Впервые увидев тебя у епископа Йоркского, я принял тебя за неженку-аристократа, но теперь я так не считаю. Ты умеешь побеждать страх, и голод, и усталость. Я наблюдал за тобой и остался доволен. А еще я видел, как ты менял повязки моим людям. Ты умеешь врачевать?

– Я долго жил при аббатстве Киркхейм, сэр. Там и выучился.

В костре потрескивало и шипело. Филип пробормотал:

– Киркхейм… Богатое аббатство. Говорят, там по сей день пребывает первая невеста короля, Анна Невиль. Ты не встречал ли ее там?

У девушки в горле запершило.

– Нет, – сипло ответила она.

Филип больше ни о чем не спрашивал ее, и через минуту по его ровному дыханию Анна поняла, что рыцарь спит. Она же ничего не могла с собой поделать – сна как не бывало. Лежа рядом с человеком, к которому ее неудержимо влекло и за которым она готова была последовать хоть в преисподнюю, Анна улыбалась в темноте. «Что бы подумала об этом моя добрая настоятельница, матушка Бриджит? Но, Господь всемогущий, я ни капли не раскаиваюсь в этом. Больше того, нигде и никогда не было мне так тепло и покойно, как сейчас, рядом с Филипом…»

Девушка счастливо вздохнула. Она слышала мерные удары сердца Майсгрейва, а его дыхание касалось ее волос. Анна осторожно положила ладошку на его широкую грудь. «Когда судьба разлучит нас и я опять стану принцессой из Уорвикшира, а ты простым рыцарем из Пограничья, – подумала она, – я буду всегда помнить эти минуты, когда мы лежали так близко и ты согревал меня теплом своего тела. Но это время еще впереди, а пока – я счастлива, я просто счастлива!»

Неожиданно Анна вспомнила вчерашнюю плясунью. Но воспоминание прошло стороной – она видела, как небрежно рыцарь простился со своей мимолетной возлюбленной. Танцовщица подбежала к уже сидевшему в седле Майсгрейву и, умоляюще улыбаясь, стала что-то торопливо говорить. Рыцарь кивнул и хотел было ехать, но девушка опять удержала его. Тогда Майсгрейв не спеша отсчитал несколько монет и высыпал их в ее ладонь. Девушка замерла. Казалось, не этого она ждала от всадника, но Филип, больше не взглянув на нее, выстроил свой отряд и, пришпорив Кумира, вывел его на дорогу.

Анна потерлась щекой о плечо спящего рыцаря. Сейчас, когда они были далеко и ревность угасла, она могла согласиться с тем, что плясунья была на редкость хороша, а согласившись, простила Филипа.

Рассвело, загомонили лесные птицы. Анна видела, как, едва держась на ногах, вошел Шепелявый Джек, растолкал Большого Тома и, отправив его в караул, повалился спать. Анна лежала тихо, как мышонок, а минуты счастья текли и текли, пока она не уснула.

Разбудила ее поднявшаяся вокруг возня. Анна села, сонно тараща глаза. Ратники торопливо собирались в дорогу. Девушка сладко потянулась и поискала глазами Майсгрейва. Он, уже в доспехах и шлеме, стоял рядом с конем. Мельком взглянув на нее, рыцарь лукаво подмигнул ей и стал отдавать какие-то распоряжения.

Снова весь день прошел в скачке. Ближе к полудню опять стал накрапывать дождь. Сделали остановку на постоялом дворе. Расспросив дорогу, узнали и о том, что вступают на земли, где бароны, сторонники Алой и Белой Роз, ведут настоящую войну, совершая постоянные набеги на владения соседей, жгут селения, угоняют скот, а заодно не гнушаются и разбоем на дорогах.

Им повезло, и до самого вечера путники ехали спокойно. Впрочем, поднявшись на холм, они смогли наблюдать яростную стычку двух отрядов. Воины рубились, не жалея сил, но внезапно прекратили схватку и разъехались, подобрав раненых и убитых и осыпая друг друга отборной бранью. Когда Майсгрейву с отрядом доводилось скакать краем полей, на которых, несмотря на дождь, гнули спину крестьяне, те, едва завидев вооруженных всадников, бросались бежать к лесу. Местами у дорог шпалерами болтались висельники, вывалив синие языки и опустив лица, словно уставившись на свои непомерно вытянувшиеся ноги. Карканье воронья напоминало слитный шум мельничного колеса.

Майсгрейв вел своих ратников скрытно, обходя встречающиеся замки, и к вечеру они уже были на земле графства Нортгемптоншир.

Ночь застала их в пути. Вокруг не было ни единого огонька. Это было вовсе некстати, так как дождь все усиливался, поднялся ветер, который превратился в настоящий ураган. Грохотал гром, молнии рассекали во все стороны аспидное небо. Дорога петляла между лесистых холмов и вскоре совсем затерялась. Теперь путники двигались наугад. Их лошади брели, поминутно оскальзываясь и испуганно шарахаясь, – небо, казалось, обрушивалось прямо на головы.

– Проклятье! – цедил сквозь зубы Майсгрейв. – Недоставало еще и заблудиться в такую собачью погоду!

Полыхнула молния, и в ее призрачном свете Майсгрейв увидел невдалеке высохшее черное дерево, на котором ветер раскачивал тело висельника. Тотчас вновь все затопила тьма и прогрохотал чудовищной силы гром. Конь под Майсгрейвом присел на все четыре ноги и испуганно заржал. Рыцарь погладил его по мокрой шее.

– Успокойся, дружище. Не все так плохо. Если там на ветке болтается какой-то грешник, значит, вблизи есть и жилье тех, кто всунул его в петлю. Выручай, приятель!

Благородный конь, почувствовав, что поводья отпущены, навострил уши и прянул в сторону, увлекая за собой остальных лошадей. Всадники пересекли топкое поле и оказались у подножия поросшего соснами холма. При новой вспышке молнии Майсгрейв разглядел, что здесь прячется крохотная деревушка: дюжина лачуг, ограды из жердей, покосившаяся церквушка.