Обрученная с розой - Вилар Симона - Страница 39

Вскоре они выехали на шеффилдскую дорогу, и Шепелявый Джек сказал, что если они будут продвигаться с прежней скоростью, то еще засветло прибудут в Ноттингем. Здесь они сделали остановку в придорожной харчевне, наложили повязку Гарри, а Анна смогла наконец-то поесть горячего.

Весь остаток дня они ехали, делая лишь короткие остановки, чтобы уплатить на заставах пошлину. Дорога была едва проезжей, и копыта коней часто по самые бабки увязали в жидкой глине, однако временами попадались и небольшие участки старой римской дороги, выложенные крупными известняковыми плитами. У Анны ныли мышцы, но она старалась превозмочь боль и отвлечься, глядя по сторонам.

К вечеру распогодилось, и лучи заходящего солнца окрасили пурпуром корявые ветки темных дубов.

– Сэр, мы уже рядом с Ноттингемом! – весело возвестил Шепелявый Джек, хотя они все еще ехали в густой дубраве.

Неожиданно их внимание привлекли какие-то странные звуки впереди. Вскоре деревья расступились, открылась свежая пашня, за которой снова темнел лес. Воины остановили коней. По грядам мокрой земли, спотыкаясь и падая, передвигалась группа странных людей. Некоторые из них шли сами, а некоторых несли на руках. Неясные звуки, похожие на звон бубенчиков и перестук колотушек, а также на всхлипы и стоны, исходили оттуда.

– Сэр, это прокаженные, – сказал Патрик Лейден. – Подождем немного. Пусть они пройдут.

Воины отъехали в сторону.

– Но что это с ними, сэр? – вдруг воскликнул Шепелявый Джек. – Вы только посмотрите – они просто в панике!

Действительно, прокаженные двигались так быстро, как только позволяли им их изувеченные конечности. На некоторых из них даже не было обязательных островерхих капюшонов и виднелись лысые, покрытые нарывами и струпьями головы, отекшие, шелушащиеся лица. Впереди бежала женщина, прижимавшая к себе завернутого в тряпье вопящего младенца. За ней двое несчастных волокли полупарализованного старика с обнажившимися от болезни костями. Еще несколько прокаженных, спотыкаясь и падая, поспешали за ними.

Тем временем из дальнего леса вылетела пестрая кавалькада кавалеров и дам на богато убранных лошадях. Ехавший впереди всадник на прекрасном вороном указал рукой на прокаженных и, вложив стрелу в арбалет, поскакал к ним. Большинство рыцарей и дам последовали его примеру. В воздухе засвистели стрелы, и двое или трое несчастных ничком ткнулись в рыхлую землю. В тот же миг Майсгрейв пришпорил коня и понесся им навстречу. Его воины поскакали следом. Минута – и рыцарь резко осадил Кумира между прокаженными и возглавлявшим кавалькаду всадником. От неожиданности тот рванул поводья, и его вороной, громко заржав, взвился на дыбы. С громкими восклицаниями вынуждены были остановиться и нарядные спутники всадника.

– Побойтесь Бога, милорды! – отчетливо и громко воскликнул Филип. – Эти люди и без того несчастные, а вы нападаете на них и убиваете веселясь.

– Какое вам дело до этого, сэр рыцарь? – с вызовом спросил всадник на вороном. – У нас была неудачная охота, и мы решили развлечься по-иному. На землях Ноттингема что-то много развелось больных проказой, и нет ничего дурного в том, что мы избавим наш край от этой скверны.

Смеясь, он повернулся к спутникам. Филип, не отрываясь, смотрел на него. Это был холеный аристократ лет тридцати, с пухлым подбородком, надменным взглядом и манерами человека, привыкшего повелевать.

– Отойдите с дороги, сэр рыцарь, – властно сказал он. – Вы мешаете нашей потехе.

Он хотел объехать Филипа, но тот решительно преградил ему дорогу.

– Да кто вы такой, черт возьми, чтобы мешать нам? Знаете ли вы, с кем имеете дело?

– С человеком, который забыл, что рыцарь не смеет нападать на слабых и обездоленных, с человеком, который шутки ради лишает жизни беззащитных калек.

Спутники всадника на вороном зашумели, кое-кто из них даже двинулся было в сторону Майсгрейва, но едва тот положил руку на рукоять меча, как они остановили коней. Что и говорить, вид этого решительного воина в доспехах и его спутников внушал опасения.

– Что ж, сэр, ваша взяла, – сухо сказал предводитель. – Вы вооружены до зубов, а у нас лишь арбалеты, и вы можете диктовать нам свои условия. Но я надеюсь, что в самом скором времени положение изменится.

– Согласен и готов скрестить с вами мечи где угодно и когда угодно. Мое имя Филип Майсгрейв, рыцарь Бурого Орла. Соблаговолите назваться и вы.

Какое-то время всадник молчал, и Анне даже показалось, что он побледнел. Скорее всего, имя победителя бургундцев стало уже известно в Ноттингеме, и вельможа не ожидал, что перед ним окажется столь прославленный противник. Наконец он сказал:

– Я Лайонел Уэстфол, великий шериф Ноттингемский, зять благородного графа Дерби.

Филип молча поклонился.

– Вы едете в Ноттингем? – спросил шериф.

– Да, милорд.

– Хорошо, – он слегка улыбнулся какой-то своей мысли. – Что ж, вот мы с вами и встретимся там, сэр рыцарь Бурого Орла.

Решительно развернув коня, он поехал прочь, увлекая за собой свою свиту.

К Майсгрейву приблизился Патрик Лейден.

– Вы напрасно поспешили с вызовом, сэр. Тайный посланец короля не имеет права задерживаться в пути и подвергать свою жизнь опасности.

Филип опустил голову.

– Ты прав, сквайр Лейден. Кровь ударила в голову. Но теперь уже поздно отступать.

– И все же вы обязаны отказаться от поединка. Хотя бы до лучших времен.

В это время в стороне от них раздался скрипучий голос:

– Сэр благородный рыцарь!

Филип оглянулся.

Оказывается, все это время несчастные прокаженные топтались на месте, с дрожью наблюдая за происходящим, а теперь двое из них приблизились. Один был с головы до ног закутан в балахон и опирался на костыль. Другой, высокий лысый мужчина с багровыми пятнами на темени, выступил немного вперед.

– Не сочтите за дерзость, сэр. Примите сердечную благодарность от обиженных Богом. Шериф уже не в первый раз устраивает облавы на нас, словно на диких зверей. Но хоть мы и гнием заживо, никто так не ценит этот мир и солнечный свет – пока глаза видят, а уши слышат.

Хотя прокаженные и держались на приличном расстоянии, все же от их толпы доносился едкий гнилостный запах. Поэтому Филип, сказав, что не преминет сообщить при дворе о творимых тут бесчинствах, тронул было коня, но прокаженные о чем-то перемолвились и снова окликнули его:

– Простите нас, сэр. Не побрезгуйте добрым советом. Не заезжайте в Ноттингем. Вы только что столкнулись с шерифом, а этот человек столь же коварен, как и влиятелен. Воин он не Бог весть какой, и место шерифа получил лишь благодаря родству с графом Дерби. И он не станет рисковать, вступая в поединок. Он воспользуется своим положением и прикажет схватить вас в городе под мнимым предлогом. В Ноттингеме вам готовят ловушку. А теперь прощайте, сэр рыцарь, и да хранит вас Бог!

С этими словами несчастные заковыляли прочь, а Филип глубоко задумался. Ему действительно не следовало вступать ни в какие стычки по дороге. Волей-неволей ему придется поставить под сомнение свою честь, ради того, чтобы избежать проволочки. Однако наступит время, и он вернется в Ноттингем и смоет с себя пятно…

– Ты прав, Патрик. Я не сдержался и отступил от приказа короля. Забудем это. Вперед!

И всадники, пришпорив утомленных коней, направились в лес, оставляя в стороне Ноттингем.

Ветки дубов, буков и остролиста шелестели прямо над их головами. Густые заросли кустарника, едва покрытые дымкой первой зелени, густой стеной стояли вдоль дороги. Это были те самые дремучие болотистые дебри, где в старину хозяйничал славный Робин Гуд с ватагой своих вольных стрелков и редкий путник решался с наступлением темноты войти в лес. В ту пору шериф Ноттингема пуще дьявола боялся этих лесов, но времена переменились, Робин Гуд сгинул, и сэр Лайонел Уэстфол чувствовал себя полноправным хозяином в Ноттингемшире.

Ветер шевелил верхушки деревьев. Дорога круто свернула, и перед путниками неожиданно предстало лесное аббатство – небольшая старинная крепость, стены которой покрывали пятна сырости. В окнах аббатства мерцали факелы и свечи; над лесом разносился мелодичный колокольный звон, призывая верующих к вечерней мессе.