Исповедь соперницы - Вилар Симона - Страница 6

И среди них — Эдгар. Рыцарь, повидавший мир, а теперь желавший осесть в своих землях и возвести замок. Отчего бы мне не устроить так, чтобы он дерзнул просить моей руки? Разумеется, я дочь короля, но моих незаконнорожденных сестер отец выдал за простых баронов. Разница в том, что они жили вдали от двора и их не величали принцессами. Я же была Бэртрадой Нормандской. И выдать меня за простого рыцаря, да еще сакса? Это казалось невероятным только на первый взгляд. Если Эдгар богат, если король заинтересуется им… Что ж, моему венценосному родителю не раз приходилось возвеличивать простых людей, делая из них преданных слуг. Отчего бы ему не возвысить и этого сакса?

Я разглядывала своего избранника, и он нравился мне все больше. Светлые одежды. Сдержанность в манерах, умение пользоваться при еде салфеткой. Свои длинные волосы Эдгар собрал для удобства сзади в косицу, в этом тоже был свой шик и выгодно выделяло его среди стриженных «в скобу» нормандцев. Сейчас он выглядел равным среди знати. Но чтобы стать поистине вровень с ними, ему нужна самая малость — моя рука.

Вместе с тем меня несколько задевало, что он не оказывает мне такого внимания, как хотелось. Я постаралась это исправить. Когда мужчины подвыпили и стали шуметь, а дамы одна за другой начали расходиться, я не последовала их примеру, а воспользовавшись моментом, увлекла моего храмовника в нишу окна. Тема для беседы была наготове — я принялась его расспрашивать о загадочном опиуме, восточном зелье, о котором ходило столько самых невероятных слухов.

Сэр Эдгар любезно давал пояснения, но поякольку шум в зале усиливался, а говорил он негромко, то мне поневоле приходилось склоняться к нему. Это было так волнующе… и интимно. И еще я уловила, что от Эдгара не пахнет, как от обычного мужчины потом и кожей, а веет ароматом притираний. Это было очень приятно.

Я на мгновение даже забыла, что мне не полагалось оставаться в зале, когда прочие дамы уже удалились. Но поскольку уже стемнело, я попросила крестоносца проводить меня по темным переходам дворца, на что он заметил — не поймут ли наш совместный уход превратно? Излишняя щепетильность, тем более, что у меня уже имелся веский довод. Разве его плащ рыцаря-тамплиера не лучшая защита от пересудов? Или это вымысел. Что храмовники приносят обет целомудрия?

Мои женщины ожидали в прихожей. И какое-то время тихо следовали позади, пока я незаметно не сделала им знак отстать. Мы с Эдгаром оказались одни в полутемном переходе, где только в дальнем конце маячил свет факела. Я замедлила шаги, чтобы поблагодарить храмовника за подарок — рыжую арабскую кобылицу, какую мне привели его люди. Это мог быть долгий разговор, ибо лошадь можно было хвалить и хвалить. Эдгар отвечал любезно, сам благодарил меня за данное во время аудиенции разъяснение по вопросу о правах Армстронгов на постройку замка и просил походатайствовать за него. Но все же я заметила, что мой прекрасный рыцарь начинает обеспокоенно поглядывать по сторонам. Что ни говори, а далеко не все сочтут невинным наше уединение в переходах дворца.

Я же наоборот желала, чтобы кто-то нас застал. И мне повезло. В переходе послышались голоса и появился не кто иной, как Генри Блуа, епископ Винчестерский — мой бывший возлюбленный.

Эдгар поспешил отступить от меня как можно дальше, я же вовсе не спешила убирать руку с его локтя.

Видели бы вы выражение лица генри! Бьюсь об заклад, уж он со всех ног бросился распространять слух, прибавив от себя добрую половину.

Вот и славно. Я была довольна. Кивком поприветствовав епископа, я предложила Эдгару завтра с утра сопровождать меня во время верховой прогулки. Мне не терпится испробовать чудесную арабскую лошадь, которую я уже нарекла Молнией.

Не правда ли замечательное имя?

Увы, на следующий день Эдгар не явился, прислав пажа с извинениями и подарком — кустом алых роз в изящном алебастровом сосуде.Это был редкостный цветок, который привозили с Востока и которым восхищалась вся Европа.

Однако мне было не до восторгов. Розы я видела и прежде, но то, что тамплиер пренебрег знаками моего внимания, заставило меня почувствовать себя уязвленной. И вряд ли у меня было ласковое лицо, когда я выслушивала от его пажа всю эту чушь, что де сэра Эдгара удержал глава комтурии[6] храмовников в Руане. А когда паж ушел, я несколько минут металась по покою, даже прикрикнула на своих фрейлин, квохтавших, как наседки, над пышным цветком.

Особый восторг алая роза вызвала у молоденькой Клары Данвиль. Я даже дала ей пощечину — и поделом. Одно из главных достоинств фрейлины — умение чувствовать состояние госпожи.

Клара приняла наказание безропотно, не посмев заплакать. Дочь нищего нормандского рыцаря, она была бесприданницей, обузой в многодетной семье, которая рада была сбыть ее с рук в надежде, что при дворе Клара сможет найти мужа. Но эта девка была добра и глупа, никому не могла отказать, и мужчинам не составляло труда обвести ее вокруг пальца. С кем она только не спала, начиная от моего брага Роберта Глочестера, заканчивая последними конюхами. Видимо Клара была бесплодна, так как ни разу не обращалась за помощью к повитухам. Меня же хоть и раздражало ее распутство, но я научилась использовать его себе на корысть. У Клары был просто дар выспрашивать у любовников их секреты и все свои новости она непременно доносила мне. Поэтому я и держала эту распутницу при себе, даже несмотря на то, что Клара была хорошенькой — кудрявая брюнеточка с завлекательными для мужчин родинками на щеке и у рта. А ведь обычно я не держала в своем окружении красоток, дабы только дурнушки оттеняли мою красоту.

Вот именно Кларе я приказала, отправиться к комтурии тамплиеров, связаться с кем угодно, но раздобыть для меня сведения об Эдгаре Армстронге. Сама же я не собиралась сидеть и тосковать о нем и отправилась опробовать свою Молнию.

В Руане было полно гостей сехавшихся на празднества. Среди них только и разговоров было о турнире, какой король Генрих собирался провести в день Святого Иллариона. И хоть церковь всячески выступала против столь жестоких и кровавых зрелищ, но мой отец всегда умел ставить церковников на место, и турнир ожидался великолепный. Повсюду разъезжали герольды и ко двору в Руан съехалось немало рыцарей и баронов. Их палатки и шатры образовали целый городок вокруг ристалища, оборудованного за стенами города.

Когда я подъехала туда. меня сразу окружили молодые воины, выражая свое восхищение и стремление сразиться во славу моей красоты. Я даже позабыла о досаде, вызванной пренебрежением крестоносца-сакса. Но все испортил этот щенок Вермандуа. Увязался за мной, принялся болтать о своих отменных пластинчатых доспехах, о крепости своего коня, а под конец заявил, что если я не стану поласковее с ним, то он будет сражаться за Элионору Блуаскую. Ибо хоть сиськи у меня что надо, но я уже старая дева.

Ух, как же я разозлилась на него! Повернувшись в седле, я наискосок огрела этого горе-вояку своих тяжелым хлыстом. Раз, другой. А потом, пока он не опомнился, пришпорила Молнию и поскакала к лесу. И смеялась, зная что хоть он и погонял своего толстоногого жеребчика, ему ни за что не угнаться за моей рыжей арабкой. Но что жениха я потеряла в его лице — это уж бесспорно.

В тот день я заехала достаточно далеко. И неожиданно заметила в низине двоих всадников. К моему удивлению это оказались мой брат Роберт Глочестер и кузен Стэфан. Надо же, лютые враги, а вот беседовали как самые закадычные приятели. И кони их стояли бок о бок, так что колени всадников почти соприкасались.

У меня кровь забурлила — тут пахло серьезной интригой. Я спрыгнула наземлю, и ведя Молнию на поводу, стала подкрадываться, таясь за кустами, в надежде хоть что-нибудь услышать. Я уже вполне ясно различала их голоса, но тут моя красавица-кобыла тихонько заржала и оба их жеребца ответили призывным ржанием. И конечно же, мне не оставалось ничего другого, как выйти из кустов. Но у меня хватило хитрости сделать вид, якобы я рядом уже давно и в курсе их дел.