Дикое сердце - Вилар Симона - Страница 56

Он повернулся и спокойно продолжал свое занятие среди заросших травами развалин. Ролло смотрел прямо перед собой. Хотел ли он зла своей Птичке? Он был зол на нее за ее самоуправство в Гурне, за ее неповиновение в Руане. Но желать ей зла?.. Нет, несмотря на всю его ярость, на ревность и подозрения, он бы не сделал ей ничего дурного. Ведь он все еще любил ее. У него вдруг гулко забилось сердце. Да, он любил ее. Ее смех и капризы, ее нежное тело, ее волосы, ее голос, ее ворчание и умение радоваться всякой чепухе. И он все еще не хочет верить, что она предала его.

Он вновь стал допрашивать Беренгара. Что может иметь значение, кроме той ночи? И вновь в нем закипела ярость.

— Она была так настойчива в своем желании уйти в лес, — спокойно держал ответ перед Ролло Беренгар. — Было в ней, правда, нечто странное. Тогда я думал, что лунный свет помутил ее разум…

— Короче!

Беренгар пятерней сгреб волосы с глаз. Вздохнул. Рассказал опять, как Франкон воспротивился отдать ей Гийома. И тогда она просто кинулась в чащу.

— А ты? Где был ты, ее охранник, в это время?

— Я пошел сменить часовых, а когда…

— Да заберет тебя Хель! — воскликнул Ролло. — Зачем тебе было менять часовых, кого стеречь, если не мою жену?

Беренгар вдруг не нашелся, что ответить. Возможно, просто сработала укоренившаяся привычка все доводить до конца. И ведь с Эммой был Оттар, ей ничего не могло угрожать, когда рядом такой герой. Однако Оттар был убит таким образом…

Ролло вдруг резко сгреб его за скрещенные на куртке ремни.

— Получается, Оттар более верен мне, чем ты, раб?

Слово «раб» хлестнуло викинга, как кнутом. Он вырвался.

— Даже конунгу не позволено так оскорблять свободнорожденного и…

— Умолкни! — Лицо Ролло нервно дергалось, но говорил он почти тихо. — Когда-то ты едва не упустил ее, но я простил тебя. Более того — возвеличил, ибо считал преданным другом. Ты же повел себя, как трусливый раб, и по твоей вине мою жену похитили. Поэтому ты сам должен умолять меня Сделать тебе «кровавого орла», не то я надену на тебя ошейник и заставлю до конца дней вычищать сточные канавы в Руане.

Однако за Беренгара вступились и Лодин и Бьерн. По закону никто не смеет неволить свободного викинга, если его вина не доказана свидетелями или судебным поединком.

— Что ж, — мрачно кивнул Ролло. — Обвинителем здесь являюсь я, и ясный Глитнир докажет мою правоту.

Пожалуй, для Беренгара это был наилучший выход. Умереть с мечом в руке и попасть на пиры Валгаллы, миновав христианский рай. И никто не сомневался, что ему не выстоять против Глитнира в левой руке первого мастера на мечах Нормандии. Поэтому, когда он обезоружил конунга, даже самые преданные люди Ролло стали говорить, что боги на стороне Беренгара.

Они разошлись. Беренгар как ни в чем не бывало пошел отдавать распоряжения, чтобы монахи приготовили викингам пищу, а воины подготовили корабли к отплытию, ибо было ясно, что им нет смысла больше здесь оставаться. Проследил, как запрягают мулов в дормезы. Усадил в один епископа, в следующем расположились женщины с детьми. Сезинанда взволнованно цеплялась за него.

— Едем с нами. Тебе незачем вторично искушать судьбу, оставаясь подле Ролло. Он все равно считает тебя виновным.

Беренгар лишь поцеловал ее в щеку. Взлохматил волосы старшего сына. Двое малышей уже спали на днище дормеза. Глядя на посапывающего Гийома, Беренгар нахмурился. Нет, ему еще есть о чем говорить с конунгом.

Ролло, прикрыв глаза, сидел на выступе выщербленной стены, слушал пение Раульфа, перебиравшего струны лиры. Рядом стоял Лодин. Просто стоял, ибо к пению и мелодии он был равнодушен, но именно он привел к Ролло пажа, зная, как все это бренчание успокаивающе действует на его друга-левшу.

Мальчик пел с серьезным, сосредоточенным лицом:

Почуял граф — приходит смерть ему.

Холодный пот струился по челу.

Идет он под тенистую сосну,

Ложится на зеленую траву.

Свой меч и рог кладет себе на грудь.

К Испании он повернул лицо,

Чтоб было видно Карлу-королю,

Когда он снова о войском будет тут,

Что граф погиб, но победил в бою.

Риульф пел на языке франков «Песнь о Роланде», какой его научила Эмма. Когда он умолк, Ролло спросил:

— Ты будешь скучать по ней, Риульф?

— Нет, — твердо ответил подросток. У Ролло чуть приподнялись брови.

— Ты ведь был так привязан к ней?

— Был.

Риульф приглаживал взлохмаченные ветром кудри, поднимал на конунга ясный взгляд.

— А теперь я предан лишь тебе, Левша. И прошу взять меня на войну, когда ты пойдешь против франков.

Ролло выпрямился. Война. Да, именно так. Теперь уже ничто не удерживает его дома. Правда, промелькнули какие-то мысли о южанах, что из-за оспы вряд ли пойдут в поход, о викингах из Англии, которые вряд ли успеют присоединиться. Не так он все задумывал.

Но… о боги! Когда еще норманны были сильнее, нежели теперь? Зачем оттягивать? Он встал, почувствовал себя соколом, вылетевшим на охоту после долгого перерыва. Война — буря копий, сходка мечей, радость Одина — вот что отвлечет его от тоски, даст выход ярости, поможет встряхнуться.

Лодин увидел, как оживился Ролло, и тоже обрадовался.

— Нам всем надоело нюхать дым очагов да глядеть, как траслы унавоживают пашни за усадьбой, — сказал он, выставляя в улыбке свои страшные клыки. — Клянусь, нам давно пора принести жертву Одину, чтобы он ниспослал нам славы, побед и богатой добычи.

Подошли еще несколько норманнов. Узнав, что их конунг не намерен больше откладывать наступление, развеселились. Кто приплясывал, кто шуточно боролся, но были и такие, которые сокрушенно качали головой и ворчали, что не лучше ли сначала собрать урожай, да и франкам тоже, чтобы иметь возможность добыть поболее добра[15] .

Ролло уже не слушал возражений, он отдавал распоряжения. На Луару гонцов следует послать незамедлительно. Но он еще не знал, куда сначала направить свой удар — на Каролинга или на Робертина. К кому из них прибудет его беглянка жена? Он тряхнул головой, прогоняя сомнения. И тут он вновь увидел Беренгара.