Дикое сердце - Вилар Симона - Страница 101

Ги с трудом удавалось удержать рвущуюся Эмму.

— Пусти меня! Все из-за тебя! Пусти, я хочу к нему!

— Но он же тебя убьет!

— Пусть!.. Нет, я все объясню ему! На шум сбежались монахини.

Держите ее, — велел им Ги. Видел, как они уволакивают кричащую, рыдающую девушку. Боже правый, она совсем не своя от встречи с этим язычником. Она даже не заметила, что Ги только что спас ее от меча драгоценного Ру. О небо! Этот варвар сегодня остановил из-за нее штурм, а, оказывается, только для того, чтобы убить. Нет, он все же хуже волка.

Ги пошел к выходу. Надо было сообщить, что в городе объявился сам Роллон.

Монахам туго пришлось с Эммой. Эта девка оказалась просто бешеной. Хуже и не придумаешь. Носилась по длинному скрипторию, дралась, опрокидывала скамьи, заскакивала на пюпитры, топчась по драгоценным фолиантам.

Пришлось ее связать, скрутить, как дикое животное. Монахи ругались: кто тряс вывихнутым пальцем, кто прижимал ладонь к укушенной щеке, кто тер расцарапанную тонзуру.

— Ишь бесноватая! Надо опрыскать ее святой водой. Не опрыскали, облили. Холодный душ привел Эмму в себя. Стала умолять, просить, отпустить ее. Ушли. Эмма лежала на скамье, отвернувшись к стене и отчаянно плакала. Что теперь делать? Разметавшиеся волосы падали на лицо, веревка врезалась в тело. А Ролло… Он даже не захотел выслушать ее. И надо же, она опять была с Ги, к которому Ролло ее так ревновал. Что за злочастная судьба! Ги, ее верный Ги, нес с собой лишь неприятности для нее. А сейчас они ловят Ролло, он в опасности: О Пречистая Дева, охрани ее язычника!

Постепенно Эмма стала успокаиваться, прислушалась. Трубили трубы, бил набат. Что происходит? Она извивалась как уж, звала монахов. Опять плакала в бессильной злобе. Вскоре замерзла в мокром платье. Связанные за спиной руки мучительно ныли. Все попытки освободиться были тщетны. Связали, как на убой.

Эмма заставляла себя успокоиться, думать о чем-то отвлеченном, чтобы не теряться в догадках, отчего этот шум, крики, гул набата, вспоминала, когда ее последний раз так связывали. Сколько же раз она познала путы? Когда ее связал и тащил по лесу Ролло, и когда ее хотели принести в жертву друиды, и когда ее везли связанной в Руан. Что за судьба у нее — быть пленницей? Норманнов, бретонов и вот теперь — франков. И этот набат!.. Что же там происходит? Что они сделают с Ролло?

Время тянулось бесконечно. Порой она начинала кричать, метаться. Добилась лишь того, что скатилась со скамьи. Больно ударилась плечом о плиты пола. Оставалось лишь ждать. Шум за окном пугал. Она боялась за Ролло. Впервые она чувствовала, что опасность грозит ему, а не франкам. Боже, только бы он остался жив. Остальное не важно. Как не важно? О, ей столько надо еще сделать. Вырваться, найти его, претерпеть его гнев… и оправдаться. Это главное. Без этого она не сможет жить.

Шум не проходил. Небо за полукруглым сводом стало светлеть. Порой где-то слышались голоса, топот ног. Тогда она начинала звать. Тщетно, Когда совсем рассвело, Эмма, измученная и уставшая, даже погрузилась в какое-то полудремотное состояние.

Очнулась, когда её подняли. Опять Ги.

— Прости, я не знал, что тебя свяжут. Рядом толпились монахи.

— Она была как одержимая.

Эмма почувствовала, как ослабели веревки, но долго не могла сделать ни одного движения онемевшими руками. Медленно приливала кровь, медленно зашевелились руки.

— Что с Ролло? — Это было первое, что вымолвила она.

Ги раздраженно передернул плечами.

— Откуда мне знать? Может, убит, может, сбежал. По крайней мере, среди пленных его нет.

— Пленных? О Всевышний! Да что же произошло?

Ги стал рассказывать, монахи возбужденно встревали, тоже рассказывали, ликовали. Победа, неслыханная победа! Со времен битвы короля Эда при Монфоконе франкская земля не знала подобной. И вот теперь Роберт разбил норманнов под Шартром. Славно же бьют нехристей эти Робертины — благослови их Бог!

Эмма тоже была Робертин, но она была в ужасе. Не могла вымолвить ни слова, Ги понял ее состояние, увел ее.

В саду шелестели блестящей листвой тополя, летел пух: Гул колоколов смешивался с карканьем воронья. Эмма глядела на небо — Бог весть откуда сразу налетело столько черных птиц. Ворон — птица Одина. Гуси крови, ястребы ран — как назвал бы их скальд Бьерн. Сегодня они прилетели клевать мясо детей их господина. А вечером Мунин и Хугин доложат владыке Асгарда о поражении детей фиордов. Эмме стали близки эти сказы. Она почти верила в них.

Она замедлила шаги у каменного креста. Стояла, глядя перед собой невидящим взором. Вчера он был здесь. Он пришел за, ней, рискуя собой, пробрался в город, а вышло…

Ги взял ее за локоть.

— Эмма, Ролло хотел убить тебя. Я был о нем лучшего мнения. Думал, что ты ему дороже всего на свете.

Она резко одернула руку.

— Что ты понимаешь! Он видел меня с тобой. О, зачем мы только встретились, Ги!

Она повернулась и пошла прочь. Ги растерянно отстал. Осмелился прийти лишь под вечер.

Эмма с печальным видом сидела у погасшего камина. Чувствовала себя опустошенной и раздавленной, больной от тревоги. Ги поразила безысходная печаль в ее глазах.

Он топтался в дверях.

— В соборе идет большая служба. Весь город ликует. Но одновременно и справляют траур по погибшим. Много людей полегло. Епископ Гвальтельм сам не свой. Его Дуоду нашли здесь зарезанной.

Эмма перевела взгляд на темный след у порога. Ей уже сообщили о смерти Дуоды. Гвальтельм… Ей почему-то казалось, что епископ давно охладел к бывшей возлюбленной. Всегда так сухо держался с ней.

— Упокой, Господи, ее душу, — заученно перекрестилась Эмма.

Ги продолжал стоять у порога.

— И оспа идет на убыль. Словно Господь снял с города и это испытание. Никто более не заболел. Однако Рауль Бургундский велел войску стать за городом.

— Рауль? — А где же герцог Нейстрийский?

— Он преследует отходящих норманнов.

Он смотрел на ее несчастное лицо. Чтобы хоть как-то подбодрить, сказал:

— Эмма, среди мертвых Ролло нет. Я сам искал. А вот эта странная женщина с разноцветными глазами убита. Ее похоронят с остальными защитниками города.