Чужак - Вилар Симона - Страница 36

Торир не настаивал. Эти варвары рано или поздно сами все поймут. Ему же сейчас о другом думать надо — как обучить эту дикую ораву брать укрепленные крепости.

Тому, кто ходил с византийцами на каменные укрепления, кто брал с арабами цитадели кастильцев, а с кастильцами твердыни арабов, не казалось великим делом овладеть деревянным частоколом на насыпи. И варяг обучал древлян, как по сигналу начинать наступление, как отвлекать силы осажденных, пока сами будут закидывать на ограду веревки с крючьями, или как пускать стрелы с зажженной паклей во внутренние дворы, вызывая пожар и панику. Пока древляне были воодушевлены, хотя и неорганизованны, непослушны. Торир видел, что они в любой момент готовы идти на приступ, не страшась смерти, желая славы — удаль показать, как они это называли. Однако стоило Ториру завести речь со своим гривастым, рогатым воинством о том, что, дескать, отвага — это не только безумная храбрость, но и тактика, и умение все рассчитать, как древляне тут же хмурились, роптать начинали. Дескать, что это за Мал, если не рвется в бой, а мудрствует? Торир их тут же осаживал. Идите, мол, сами, а я погляжу. Много ли вы градов взяли? И древляне смолкали. Не умом, так чутьем понимали — ох и не прост чужак, пришедший к ним, глотнув крови Турьего Мала.

Торир расхаживал среди них в неудобной турьей накидке, отдавал приказы, рычал своим грубым рыком, сам стал как зверь. Обликом же — древлянин, лицо в боевой раскраске, глаза совсем белые от люти и напряжения. Только когда садился на Малагу и объезжал град, какое-то подобие восхищения появлялось во взглядах древлян. Коней эти дикари почитали священными животными, в своих лесах видели их мало — лишь самые родовитые могли себе позволить иметь лошадь. А тут такой конь… Да и как держится на нем их предводитель — словно единым телом с конем становится. Эх!

Но по коню узнали Торира волхвы из капища. Под вечер второго дня даже осмелились выйти, подошли ближе. Древляне их не тронули — убить перунников даже у них почиталось святотатством. Волхвы же, отозвав Торира, грозились проклясть, считая, что именно он и навел древлян. Ему приходилось склониться перед ними, есть землю, доказывая свою непричастность к набегу. Нет, он не враг дреговичам. Его зло коснется только схоронившихся в детинце киевлян.

— Ведь говорил уже — мне только власть Аскольда с Диром уничтожить нужно.

Волхвы переглядывались, сокрушенно качали головами, перебирали амулеты.

— Видим, что великая сила в тебе, чужак. Однако ее недостаточно, чтобы укротить древлян, когда они захотят убивать. Но послушай: сделанного не воротишь, ты уже раззадорил находников, и они сожгут Туров. Об этом и огонь гудит, и ветер несет весть, и вода плещет. Это воля богов, не твоя. Но поклянись в одном — ты навсегда покинешь нашу землю.

И Торир сделал последнюю попытку:

— Если я спасу укрывшихся в граде дреговичей, послушаете ли меня? Останетесь ли свободным племенем, без оглядки на Киев и Полянских князей-варягов?

Волхвы переглянулись, и что-то мелькнуло в их глазах. Стары ведь были, помнили вольное время, когда дреговичи никому не подчинялись.

— Ты смоги сперва, — только и сказали перунники и ушли, не оглядываясь.

Вечером Торир, сидя на Малаге, беседовал со своим воинством.

— Завтра возьмем детинец Турова. И его кладовые, и клети, и казна его — все ваше. Дружинники Полянские тоже ваши. Хотите — убивайте, хотите — берите в полон, если кому забавно, чтобы его отхожее место чистил витязь из дружины Дира.

Древляне дружно заржали. Может, теперь не только о смертоубийстве думать будут. Он же говорил далее: о том, что не будет им великой чести, если порешат беззащитных дреговичей в граде. Древляне сразу притихли, а Торир ощутил предостерегающий взгляд Рыси. Но настаивал на своем. Взывал к милосердию древлян, если им известно такое слово.

Однако древляне зароптали, кое-кто даже выкрикнул гневно:

— Пошто нам дрегву жалеть? Мерзость они болотная, жаб едят.

— Так зачем же в их крови марать благородный булат? Не лучше ли, если они дань станут платить добровольно?

Не получилось. Как и Рысь, они не видели в этом смысла.

— Зачем нам дань от дрегвы? Нас данью никто не обкладывал, да и нам чужого не нужно. Свое же возьмем и так.

Торир не стал больше убеждать. Возможно, потом, когда они устанут после боя, он вновь попробует заступиться за дреговичей. Рыси же сказал:

— Ты в бой не сильно-то рвись, будь поближе ко мне. Возможно, в том для тебя и не великая слава, но учти; почести и победа остаются у того, кто уцелеть сумеет.

Рысь поглядел понимающе. Неужто что-то стало доходить до дикого древлянина? Но этот худой и подвижный воин с глазами в крапинку, словно скорлупа яиц куропатки, и впрямь был не лишен ума. И Рысь ему еще пригодится.

Штурм детинца начался с рассветом. Но дружинники в граде показали себя, успели подготовиться к нападению. И как же они били древлян! Посылали из-за частоколов тучи стрел, лили сверху кипяток и смолу, метали острые сулицы. Но древлян невозможно было остановить. По знаку своего предводителя они бросались на приступ, пробирались под стены, укрывшись под сбитыми из бревен щитками, сбивали из пращей и луков мелькавших на заборолах защитников. А по единственному пологому подъезду к воротам Турова, по которому обычно въезжали в град телеги, древляне разгоняли на колесах мощный таран из сбитых вместе крепких стволов. Таранили так, что надвратная башня просто вибрировала, откатывали назад, вновь разгонялись и шли на сшибку. А их соплеменники в это время ловко посылали в глубь детинца зажженные стрелы, стремясь устроить внутри пожар.

И все же только после того, как солнце перевалило за полдень, а склоны Турова покрылись, как битыми мухами, телами древлян, они сумели разбить ворота и ворваться внутрь. Их торжествующий вой летел к небесам вместе с черным дымом от горевших строений града.

Теперь и Торир вместе с Рысью и его отрядом поспешили в детинец. Ториру надо было успеть спасти дреговичей. Но это удалось не сразу. Сама дрегва отчаянно сопротивлялась, сражались даже женщины и подростки. Торир со своими людьми еле сумел оттеснить их в сторону. Древляне не сразу это заметили, распаленные грабежом, спешившие вынести из горящих строений богатства града. А когда спохватились, дрегву уже оградили вызванные Ториром из капища волхвы. Стояли в своих длинных белых одеяниях, подняв над головами шесты с надетыми на них черепами быков-туров.