Ловкач и Хиппоза - Белошников Сергей - Страница 29

– Да вы чего, парни? – бурно запротестовал я. – Разбежимся по-хорошему…

– Иди-иди, папаша, – прошипел низенький, быстро ворочая по сторонам круглой башкой. – И не дергайся.

Высокий пинком распахнул дверь, и водилы сволокли меня по ступеням.

– Давай за угол, – скомандовал высокий. – Там ему лежать удобней будет. В холодке.

Но до угла они меня не дотащили. Я бросил короткий взгляд через плечо и громко сообщил:

– Парни, а вот и милиция приехала.

Доверчивые парни оглянулись, на мгновение ослабив хватку, и этого было достаточно. Под Сухумом они бы не провоевали и двух часов. Я выдернул руку и кулаком въехал высокому в низ живота. Высокий со стоном сложился пополам. Костяшками кулака я нанес ему короткий, не очень сильный удар в висок, и высокий без звука рухнул лицом вниз, прямо в грязную лужу. В ближайшие двадцать минут, я думаю, он не будет представлять из себя никакой опасности для окружающих. Низенький, молодец, не сдался. Но он еще только заносил руку, когда я резко хлестанул его по зубам. Низенького шатнуло, но на ногах он устоял. Я тут же ему добавил – поддых. Низенького отбросило к стене кафетерия, и он стал медленно оседать, хватая воздух жадно раскрытым ртом. Все это заняло несколько секунд. Я схватил низенького за отвороты куртки и поддернул кверху. Струйка крови быстро сбегала у него из разбитого рта. В глазах плясал неподдельный страх. Он быстро поглядывал куда-то вниз. Чего это он так перепугался? Я вовсе не собирался его калечить.

– У тебя часы есть? – спросил я его.

– К-конечно, – закивал низенький и трясущимися пальцами стал стягивать браслет наручных часов. Я задержал его руку:

– Я даю вам ровно пять минут. Понял? Через пять минут я поломаю вам обоим пальцы на правых руках. Еще через пять – на левых.

И для пущей убедительности я тряханул низенького. Голова его глухо стукнулась о стену.

– Понял, – прошамкал низенький, кося взглядом вниз.

Я тоже посмотрел вниз и мысленно выматерился. Молнию на своей пилотской куртке я расстегнул еще в кафетерии. А во время нашей короткой возни расстегнулась и джинсовая куртка. И низенький увидел кобуру с пистолетом. Я отпустил низенького и пошел ко входу в кафетерий, застегивая куртку.

На ступенях я обернулся. Низенький волоком тащил к рефрижератору не подающее признаков тело высокого.

Я вернулся в зал, уселся за стол и принялся за уже остывшее второе. За стойкой Соня, улыбаясь, перетирала бокалы. Она что-то негромко напевала себе под нос. С улицы донесся рокот отъезжающего рефрижератора. Я молча доел мясо. Девушка по-прежнему сидела напротив и тоже молчала, словно набрав в рот воды. Только наблюдала исподлобья за мной. Я залпом выпил компот. Побросал в рот слегка раскисшие вишенки. Настроение после случившегося у меня испортилось напрочь. Тоже мне, герой! Взял да избил двух малолетних дураков. Из-за такой же малолетней дуры. Большого ума поступок.

Я поднялся.

– Ты все-таки старайся иногда думать, прежде чем лезть к дальнобойщикам, – сказал я девушке.

– Я больше никогда к ним не сяду, папуля. Честное пионерское! – клятвенно пообещала наглая девица.

Я подошел к стойке. Соня внимательно посмотрела на меня.

– Поедешь? – спросила она.

Умная деревенская женщина Соня.

– Нет, – сказал я. – Пока нет.

И ей, Богу, Соня покраснела!

Через полчаса мы со слегка растрепанной Соней выскользнули из кабинета татарина, расположенного в глубине здания. Домой к ней в этот раз мы не поехали, – я и так уже непозволительно выбился из графика. Через отдельный коридор вернулись в зал и раскрасневшаяся Соня шмыгнула за стойку, сменив понимающе улыбающуюся товарку.

Я забрал со стойки свой термос, уже наполненный кофе, попрощался с Соней и неторопливо вышел на свежий воздух.

Включил двигатель и слегка его прогрел. Так, на всякий случай. В окно с правой стороны постучали. Я повернул голову: расплющив нос о стекло, на меня смотрела девушка в бейсболке и жестом показывала – открывай, дескать. Я опустил стекло. Не успел я глазом моргнуть, как девушка ловко, словно мартышка, просунула руку внутрь и мигом отперла дверь.

– Я забыла сказать тебе спасибо, – сообщила она, плюхаясь на сиденье. – Я видела, как ты расправился с негодяями. Здоровско.

Я обалдело молчал. С такой наглой бесцеремонностью я давненько не сталкивался. Дворники, шурша, сметали с лобового стекла капли дождя. По трассе в сторону Москвы проносились редкие машины.

– И куда мы едем? – поинтересовалась девушка.

– Мы?

– И куда ты едешь?

– На юг, – помедлив, сказал я.

– Круто! Мне тоже на юг. А куда конкретно?

Мне это стало надоедать:

– Разговор окончен. Выметайся.

– Экий ты, брат, невоспитанный! Кто ж так разговаривает с незнакомой барышней?.. Так куда же ты все-таки едешь?

– В Туапсе, – сказал я не всю правду.

– О! И мне почти туда же! Круто!

Я покачал головой:

– Не выйдет. Я же сказал тебе – выметайся.

– Ну, ты даешь! – вскинулась девушка. – Что ж мне – здесь до скончания века под дождем киснуть? Спасай уж до конца. А если эти упыри вернутся? Они же мою бедную шкурку реально на барабан пустят! И вообще – ты мне типа отец или не отец?

Как ни странно, но ее напористая наглость начинала мне нравиться. К тому же она явно была не из местных: говорила правильно, словарный запас у нее был вполне приличный, хотя и отягощенный этим идиотическим эмтивишным сленгом. Да и в том, как она произносила слова, совсем не чувствовался провинциальный говор. Она явно была из Москвы и не походила на обычную плечевую шлюху.

– Нет. Я езжу без попутчиков. Отвлекает, – тем не менее сказал я.

В наступившей паузе слышался только звук дождя, барабанившего по крыше. По другую сторону шоссе в серой пелене расстилались бескрайние капустные поля. На них по-прежнему копошились черные фигурки.

Девушка насупилась и снова надела свои жуткие очки.

– Ну и черт с тобой, жадюга нелюдимый, – пробормотала она угрюмо. – До Воронежа-то хоть подкинешь?..

После свидания с Соней на монголо-татарском диванчике настроение у меня резко поднялось, и я пребывал в благодушном и отчасти расслабленном состоянии. Спорить, ругаться, а тем более силой выкидывать ее из машины было лень. Поэтому вместо ответа я врубил передачу.

– Ремень пристегни, – сказал я.

Девушка завозилась на сиденье. Я покосился в ее сторону. Она пристегнулась, потом вытащила из-за пазухи наушники "волкмэна" и, воткнув их в уши, откинулась на спинку сиденья, полностью игнорируя мое присутствие.

Моя "БМВ", свистя шинами по мокрому асфальту, вывернула на автостраду и нырнула под сине-белый указатель, на котором значилось: "Воронеж – 185 км".

В Воронеже тоже шел нескончаемый дождь. На набережной торчали с удочками в руках несгибаемые редкие рыболовы. Мутные потоки дождевой воды несло вдоль тротуара. По тротуару, по самой его бровке, шли, держа над головами кусок полиэтилена двое: юноша и светловолосая девушка. Они смеялись так беззаботно и весело, что я им невольно позавидовал.

Я приткнул "БМВ" почти на углу двух улиц, неподалеку от перекрестка. Еле слышно урчал невыключенный двигатель. Я курил и мрачно поглядывал то на часы, то на телефонную будку с разбитыми стеклами, стоявшую у продовольственного магазина. В будке разговаривала по телефону моя нечаянная попутчица. Жестикулировала свободной рукой. Потом швырнула трубку на рычаг. Втянув голову в плечи, добежала до машины. Нырнула на сиденье. Запихнула в карман растрепанную записную книжку. Нахохлилась.

– Ну, что? – поинтересовался я.

– Что, что… облом иваныч, вот что! – неожиданно таким басом рявкнула девушка, что я едва не подпрыгнул на сиденье. – Замуж она выскочила, раздолбайка!.. "Извини, но мужу будет не в кайф". Ну и дальше… То-се, ля-ля три рубля… А муж у нее знаешь кто? Никогда не догадаешься!