Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дорога в жизнь - Вигдорова Фрида Абрамовна - Страница 17


17
Изменить размер шрифта:

– Да подавись ты этими тумбочками! – огрызнулся Король. – Даже противно. Много ты со своими дошкольниками наработал? А теперь подавай тебе в первую очередь!

– Не мне, а им, – не обижаясь, настаивал Сергей. – Можешь ты это понять?

Он действительно поставил тумбочки самым младшим, а себе – много позже, когда тумбочек у нас было уже вдоволь.

– Верхняя полка тебе, а нижняя тебе, – наставлял он Леню Петрова и Павлушку, кровати которых стояли рядом. – Чтоб было чисто. Буду проверять. Никакого барахла не класть: рогатка, там, камушки, перья петушиные… Знаю я вас! Выкину беспощадно.

– Квохчешь ты над своими цыплятами, как наседка! – сказал как-то Сергею Король, щуря желтые глаза.

Сергей, усмехнувшись, махнул рукой. Он не обиделся. Впрочем, Король сказал это без ехидства. Я знал: он и сам с добрым любопытством относится к маленьким и, может быть, даже в глубине души сочувствует Сергею.

Все, что происходит в отряде, заботит Сергея ежечасно, неотступно.

– Семен Афанасьевич, – тревожно говорит он, – не знаю я, что делать: Глебов-то на кровати не спит!

– Как так? А где же он спит?

– Под кроватью…

Ох, уж этот Глебов! Стеклов воюет с ним с утра до вечера. Он самый непокорный и нерадивый, самый вздорный во всем четвертом отряде. Ни одного пустячного дела он не выполнит без пререканий. Он кричит, что ему всегда поручают наиболее трудную и неприятную работу. Он торгуется и ноет. Он самоуверен до наглости и до смешного беспомощен.

Когда наступает вечер, Глебов, как и все, укладывается в постель. Но утро неизменно застает его под кроватью. Ребята пытались проследить, когда же он туда сползает, но ни у кого, в том числе и у Сергея, который больше всех уставал за день, не хватало терпения дождаться. Глебов засыпал первый, мгновенно, и всякий раз казалось, что теперь уж фокус не повторится. И каждую ночь он повторялся.

Прежде я этого не знал: в ту памятную ночь, которую Глебов провел у меня на диване, я спал в соседней комнате, а утром застал его уже на ногах.

Стеклов, спокойный и уравновешенный, терпеть не может Глебова. Пожалуй, Глебов единственный во всем доме способен вывести его из себя. И сейчас он убежден: Глебов притворяется. Это он всем назло: хочет удивить, обратить на себя внимание.

Рано утром, до подъема, захожу в спальню четвертого отряда. Глебов мирно спит, свернувшись калачиком, под своей кроватью.

Советуюсь с Екатериной Ивановной, Она убеждена, что это болезненное. Она отвозит Глебова к врачу, его тщательно исследуют. Но врач не может объяснить нам странное поведение мальчугана. Нервы? Что ж, нервы самые обыкновенные, никаких заметных отклонений от нормы, мальчишка как мальчишка, судя по всему – здоровый, крепкий и хорошо развитый для своих одиннадцати лет. Нет ничего такого, что проливало бы свет на эту его нелепую привычку. И сам он тоже ничего путного не может сказать.

– Я не помню. Ложусь в кровать, а просыпаюсь под кроватью. А как туда попал, и сам не знаю.

Он всегда и со всеми разговаривает развязно. Я, кажется, единственный, кого он после ночевки на моем диване побаивается. Попросту он считает, что со мной лучше не связываться: кто знает, что я еще могу выдумать. Насмешка, ирония – вот чему он не умеет дать отпор и потому столкновений со мной предусмотрительно избегает. И сейчас, когда он говорит: «Не помню», – я верю ему.

У него удобная, хорошая кровать, а он почти всю ночь проводит на голом полу, кое-как завернувшись в сдернутое с постели одеяло, натянув его край на лицо. Почему? Он и прежде не спал на кровати, но тогда это никого не касалось. А теперь все встревожены странной привычкой Глебова, все озабочены и недовольны ею.

Глебов круглый сирота, долго беспризорничал – это все, что я знаю о его прошлом. Немного. Но я и сам это испытал, и, мне кажется, я нашел объяснение его странной болезни и способ ее вылечить. Не стану советоваться с нашими воспитателями, они могут удивиться, встревожиться, а то и осудить меня: способ мой, пожалуй, не очень строго педагогичен. Пусть. Мне важнее научить Глебова спать по-человечески.

Поздно вечером на цыпочках вхожу в четвертую спальню. Все тихо, все погружено в сон. То и дело останавливаюсь и прислушиваюсь – все ли спят, не поднимется ли чья-нибудь голова? Но нет – ни движения, ни звука, только сонное дыхание ребят. Наконец дохожу до кровати Глебова. Он спит, как все. Еще раз оглядываюсь и быстро, бесшумно залезаю под кровать. Ложусь и жду.

Не знаю, сколько времени прошло. Но вот Глебов начинает вздыхать, ворочаться. Ага, вот он лезет под кровать!

– Пшел к черту! – свирепо рычу я. – Место занято!

Он покорно лезет обратно и укладывается на кровать. Выждав с четверть часа, я встаю, оправляю на нем одеяло и неслышно выхожу из спальни.

Это не фокус и не наитие – просто я попытался восстановить пропущенное логическое звено. Отчего могла возникнуть странная привычка Глебова? Беспризорность. Случайные ночевки в каком-нибудь незаметном уголке, в щели, где можно укрыться от ветра, от дождя и снега, а главное – где авось не заметят, не выгонят. Но если в твое логово залез кто-то посильнее, тебе приходится уйти – и больше ты туда не вернешься: место занято.

Наутро вместе с дежурным командиром Колышкиным и дежурным санитаром Володей Разумовым обхожу спальни. В четвертой, как и всюду, все выстроились у кроватей, но выражение на всех лицах особенное: сразу видно, что для нас припасли какой-то сюрприз.

– Глебов сегодня спал на кровати! – рапортует Стеклов.

Глебов и сам удивлен. Хоть он и огрызался, когда ребята приставали к нему, он все же стеснялся своей странной привычки и теперь, кажется, испытывает некоторое облегчение.

Впрочем, радоваться рано: кто знает, как-то оно будет завтра?

Но и завтра и послезавтра все идет как по маслу. Глубокой ночью я захожу к ребятам и убеждаюсь: Глебов мирно спит на кровати. Больше он не нарушает порядка в четвертой спальне,

– Вот видишь, захотел, так и перестал, – говорит Стеклов.

Глебов молча пожимает плечами. Хотел-то он давно, однако почему-то не получалось…

15. «ТЕПЕРЬ БЫ НЕ УДРАЛИ…»

Кроме ящиков, привезенных Алексеем Саввичем, у нас вскоре появилось еще примерно три комплекта наиболее необходимых инструментов. Оказалось, не все инструменты пропутешествовали на рынок, многое осталось тут же, в доме, – ребята припрятали полюбившиеся им орудия кто в подвале, кто на чердаке, кто за шкафом в спальне. И вот теперь они вытаскивали свои сокровища из ведомых только им тайников и приносили в мастерскую. Мы были деликатны и не расспрашивали, откуда, из каких закоулков извлечены вот этот лобзик с пилочками, напильник с крупной и мелкой насечкой, разные стамески, долото, коловорот, шило, молоток, плоскогубцы, клещи и многое другое. Все это стекалось постепенно, иногда вручалось Алексею Саввичу молча, с неловкой улыбкой, иногда – с простейшим пояснением:

– Вот, Алексей Саввич. Пригодится.

– Несомненно пригодится, – серьезно отвечал Алексей Саввич.

Ирония не была ему свойственна. Он часто улыбался, шутил, но никогда к шутке не примешивалось даже самого слабенького яду. К ребятам он обращался всегда очень просто, решительно и вместе с тем доверчиво. Он первым приходил в мастерскую и последним оттуда уходил. Дерево, металл и инструменты влюбленно повиновались ему. Рубанок, который нипочем не шел в Петькиных руках, у Алексея Саввича скользил так, словно шершавая доска ничуть ему не сопротивлялась. А Петька только смотрел на него удивленно и завистливо, изобразив ртом круглое изумленное «о».

Больше всего Алексей Саввич подружился с отрядом Жукова. Саня Жуков не походил ни на отечески спокойного, заботливого Стеклова, ни на властного Короля – у него был свой «стиль руководства». Он руководил своим отрядом весело, постоянно что-то придумывал, во все входил, всем загорался. Петька – тот смотрел на него с обожанием и ходил за ним по пятам. Но и старшие любили командира. Я ни разу не слыхал, чтоб он прикрикнул на кого-нибудь, рассердился, возмутился. Выходило так, как будто он и не приказывает вовсе, не требует, а, скорее, советуется или советует, и не последовать его совету было невозможно.