Жатва дьявола - Виалар Поль - Страница 45

— Да, Адель, — ответил он.

— И смотри, никому не говори насчет жены.

— Хорошо, Адель.

— Ложись, поспи. Завтра работы много.

Глава X

Смерть Мишеля Обуана, крах всей его жизни, который он завершил самоубийством, должна была привести к продаже «Белого бугра» с торгов или, во всяком случае, просто к продаже, и хотя у Женетов были деньги, все же у них не хватало на покупку еще оставшейся у покойного земли, не считая построек, инвентаря, скота, и на то, чтобы вести хозяйство. Пока можно было выкупать одну за другой заложенные Обуаном земли, Женеты еще могли выкручиваться. Теперь дело другое, — Адель однажды сказала в отчаянье: слишком скоро, слишком быстро развернулись события. То же самое говорили они с братом и на другой день после смерти Обуана, горюя, что не могут найти выхода.

К вечеру Альбер опять попросил Жубера отвезти его в Шартр. Час для посещений был неподходящий, но в Босе знают, что такое сельское хозяйство, знают, что в горячую пору фермер не может приехать навестить жену в больнице в установленное время. «Полезная машина — автомобиль, — думал дорогой Альбер, — хорошо бы завести ее», — но тут же он решил, что пока еще это ему не по карману, разве вот только удастся приобрести старый, по случаю.

Жильберта лежала одна в палате с голыми стенами. Альбер подошел, взял ее за руку, в ответ она только сказала: «Здравствуй», — печально и как будто извиняясь.

— Как ты себя чувствуешь? Хорошо?

— Ничего.

— Сколько придется пролежать?

— Недели две… Мне ведь настоящую операцию сделали.

— Тут тебе лучше будет, чем дома. У нас самая работа сейчас.

— Да, не во время я слегла.

Она отвечала без всякого выражения, и оба чувствовали какую-то неловкость. Ни муж, ни жена не говорили о том, что было у них на душе, но оба знали, о чем каждый из них думал: у Жильберты никогда не будет детей, а ведь Альбер женился на ней именно для того, чтобы у него были дети. Жильберта как будто нарушила заключенный с ним договор и теперь считала, что в конце концов муж имеет право бросить ее и взять себе другую жену: ну, как же ему быть с фермой, если не будет у него сына или хотя бы дочерей, и не только для того, чтобы они работали, но для того, чтобы стали преемниками, обеспечили будущее? Если б этой чете рассказали, что Наполеон I развелся с первой своей женой по той же самой причине, они и не улыбнулись бы при таком сравнении: земельное владение, как бы мало оно ни было, — это своего рода царство в глазах того, кто им управляет. Какое значение имеют тут масштабы? Ведь суть одна и та же.

— Вот приехал навестить тебя…

Он остановился, и Жильберта забеспокоилась; не заговорит ли он о том, что не выходило у них обоих из головы.

— Спасибо, — сказала она, не глядя на него. — А ведь у тебя работы-то сколько.

— Мы сжали Двенадцать сетье… Хорошая там пшеница уродилась. Работник палец себе серпом порезал…

— Больно ему?

— Ты же его знаешь, он и виду не показывает.

— А как Адель?

— Хорошо. Они с Леоной справляются с делом.

— Горько мне, — сказала Жильберта, помолчав. — Да, очень горько, что все так получилось… И не вовремя заболела… Да и понапрасну…

— Верно, — сказал он. — Не ко времени… А тут еще Обуан помер.

Он узнал об этом, приехав в больницу: раны и ушибы Мишеля оказались смертельными.

— Что?! — переспросила Жильберта, как будто ушам своим не верила.

Зная о честолюбивом желании мужа и золовки, она понимала, какую важную задачу поставила перед ними эта преждевременная смерть. Она знала также их натуру и понимала, что они будут неумолимы, что, если они уже приняли решение относительно ее судьбы, лишь только Жильберта оправится, они тотчас сообщат ей об этом. И Альбер и она были католики и венчались в церкви, но, конечно, муж без всяких колебаний (да и кто его за это осудит?) разведется с ней, возвратив ей приданое, и женится на другой женщине, от которой он может ждать детей, будущих помощников в работе.

— Отчего ж он умер, Мишель-то? — спросила Жильберта.

— Руки на себя наложил. Верно, все опостылело.

— Может, так оно и лучше для него.

— Может, и так. А для нас-то?

— Да… да… — протянула Жильберта. — Ферму его продадут теперь.

— Не иначе. Долгов уж очень много у него.

— Вот бы купить! — сказала Жильберта.

— А на какие деньги?

— У нас же есть…

— Не хватит.

— Очень бы мне хотелось пожить в «Белом бугре», — сказала она решительным тоном и сразу выпрямилась, даже легкий румянец окрасил ее щеки. — Такая хорошая ферма!

Альбер пожал плечами и ничего не ответил.

— Дом хороший, — продолжала она. — Прочный. И амбар, и конюшни, и хлев. Все службы… И двор просторный. Тебе, поди, приятно было бы переселиться туда, распроститься с «Краем света»?

— Да как сказать?.. Может, маленько и жаль было бы, ведь на «Краю света» отец мой жил, там я родился… Но «Белый бугор» — это уж, можно сказать, богатая ферма, я бы старую-то быстро забыл. Да зачем об этом говорить, раз нельзя купить?

— Отчего ж нельзя? Можно, — возразила она.

— Как же это можно? Чего зря говоришь? — с досадой сказал он.

— Альбер, — заметила она и, сжав его руку, потянула к себе. — Я не могла дать тебе ребенка… И мне это горько… Если б ты знал, как мне горько!.. Но, может быть, я другим восполню, другое тебе дам.

— Или ты можешь мне дать «Белый бугор»?

— Посмотрим, — ответила Жильберта.

— Да откуда столько денег взять?

— Когда отец продавал свою ферму, у него было сто тридцать гектаров.

— Ну, и что?

— Ну вот, продал он землю. Деньги получил.

— Тогдашние деньги. Он мне сам говорил.

— Да он нарочно так говорит, чтобы ты не знал, Он свернул хозяйство, потому что сердце сдало и не давало ему работать, но своим деньгам он не дал дремать.

— Да все равно такого капиталу у него нет.

— А ты откуда знаешь?

— Ну, что ты такое говоришь?

— Он просто не хотел правду открыть. Ты ведь знаешь, какие у нас в Босе люди осторожные, никому не доверяют. Я, понятно, наверняка ничего не знаю, но ведь я его дочь, единственная его наследница, ну, иной раз и случается, что он кой-чего и скажет мне. Иной раз, в Вове, он, бывало, себе руки потирает, радуется, что хорошо заработал на хлебной бирже и уж так, бывало, доволен, что не удержится и мне скажет. Он еще говорил, что, если я замуж не пойду, так он мне после смерти капитал оставит, будет на что жить.

— Ну ладно, допустим, что у него есть деньги, хотя я думаю, что ты вздор говоришь, так ведь он же их не даст.

— Это уж моя забота, — ответила Жильберта. — Для меня он даст.

— Нет, — ответил Альбер. — Так я не могу принять. Я бы рад занять, но хочу быть самому себе хозяин.

— Но ведь я твоя жена.

— Понятно. Но я не желаю никому быть обязанным.

— Обоим вместе он даст.

— Или мне одному, или ничего не надо.

— Погоди, — сказала она. — Ты сообрази-ка, что отец подумает? Он скажет так: зять хочет получить деньги, но раз от моей дочери детей у него не будет, он рано или поздно, когда окажется при капитале, сменит ее на другую.

Альбер опустил голову и ничего не ответил. Жильберта, несомненно, видит его насквозь. Она поняла, что у нее еще есть возможность выйти из опасного положения. Ну да, нелегко ей будет найти себе мужа, она хочет сохранить того, который уже есть у нее.

— Погоди, — сказала она, — ведь можно же тебе договориться с моим отцом. Вот увидишь.

— Надо сперва узнать, есть ли у него деньги, — упрямо ответил Альбер.

— Согласна. И если, как я думаю, деньги у него есть, надо вам потолковать, все обсудить. Разумеется, он не даст денег просто так, на слово, да в Босе и не найдешь такого человека, чтобы он это сделал, но он мог бы, к примеру, дать тебе взаймы — тебе одному, а ты обязался бы оставить меня при себе… выдал бы ему, к примеру, бумагу, что в противном случае ты обязуешься немедленно уплатить ему долг. Я, конечно, понимаю, что много от тебя требую, но что ж делать: я тебе нужна так же, как и ты мне нужен. Да ведь и то сказать — все нам с тобой хорошо удавалось, только вот с детьми неудача.