Ночью на белых конях - Вежинов Павел - Страница 49

Так что урок пришлось продолжать. Когда наконец он кончился, у генерала был такой вид, словно он только что вышел из финской бани. Мария, беспокоясь за свои голубцы, ушла, даже не допив кофе. Голубцы, разумеется, сгорели, запах распространился по всему дому, но Криста только терла свой короткий носишко, не понимая, что происходит.

— Ну и девицы нынче! — возмущенно сказала мать. — Не видишь разве, что еда подгорает? Надо было снять кастрюлю.

— Я не догадалась, — виновато ответила девушка.

— У тебя дом загорится, ты все равно не догадаешься. Вот накормлю тебя горелыми голубцами, в следующий раз будешь умнее.

Но угрозы своей она не выполнила, а изжарила ей яичницу-глазунью. Себе Мария взяла голубцы, лежавшие на самом верху, хотя они мало отличались от тех, что были на дне. Но Мария уже привыкла к такому способу питания и механически жевала голубцы, продолжая думать о своем. Располнеть от такой еды, конечно, было невероятно трудно. Наконец она подняла голову от тарелки.

— Тинче, пойдем вечером в кино?

— Ой, мамочка. Да на этой неделе нет ни одного приличного фильма.

— Как не стыдно!.. А «Сатирикон»?

— На него разве попадешь?

Мать бросила на дочь продолжительный взгляд. Похоже, что сейчас она в самом деле рассердилась.

— Научилась уже и врать. Спокойно могла бы сказать, что вечером у тебя свиданье.

Эти слова прозвучали так неожиданно, что Криста похолодела от страха.

— И вообще перестань ломать комедию! — продолжала мать нервно. — Я не троглодит, понимаю, что у тебя может быть друг, что тебе это нужно.

— Мама, но я…

— Не нужны мне твои признания! — прервала ее мать. — Но и обманывать меня не надо. Себя тоже. Если я знаю, что ты ведешь себя разумно, мне этого вполне достаточно.

Мария с отвращением ткнула голубец вилкой. И больше не поднимала глаз на дочь, только почувствовала что та тоже перестала есть.

— Мамочка! — начала Криста и внезапно остановилась.

— Что «мамочка»?

— Мамочка, милая, я просто не хотела тебя огорчать

— Хорошо же ты знаешь свою мать. Чем ты могла меня огорчить? Но это, конечно, еще может случиться!

— Не случится! — горячо заверила ее Криста.

— Хорошо, будем считать, что этого разговора не было. А завтра, обещаю тебе, я приготовлю шницели.

Это было лучшее, что мать умела делать, и Криста хорошо это знала.

Однако вечером она вместе с Сашо самым бессовестным образом пошла в кино и именно на «Сатирикон», который ее бедная мамочка тем самым пропустила навсегда. В зале было очень холодно, так что вышли они оттуда с синими носами и насморком. Еле добежали до «Варшавы», чтобы согреть хотя бы окоченевшие ноги. В кондитерской они заказали горячего чая с ромом и так быстро с ним расправились, что у Кристы загорелись даже уши. И может быть, именно из-за рома она внезапно выпалила:

— Знаешь, Цуцо, мама что-то о нас знает.

Сашо нахмурился.

— Ну и что?

— Ничего, — ответила Криста.

— Вообще я не могу понять, что за ископаемое твоя мать? В каком веке она живет?

— Не смей так говорить о ней! — возмущенно заявила Криста.

— Я и упоминать-то о ней закаялся!

— Наверное, я представила ее тебе в каком-то дурацком свете! Но она, правда, очень хороший человек.

— Охотно верю, — ответил Сашо с досадой.

Криста задумалась, лицо ее стало напряженным и даже испуганным.

— Я должна тебе кое-что о ней рассказать.

— Очень надо!

— Нет, правда. — В голосе Кристы дрогнуло такое отчаянье, что Сашо удивленно взглянул на нее. Криста смотрела на него умоляюще и испуганно. — Я просто обязана! — добавила она.

— Хорошо, хорошо, — торопливо проговорил он. — Ты только не расстраивайся.

— Я и не расстраиваюсь. Только закажи мне еще чаю с ромом. А можно и одного рома.

Он заказал чай с ромом. Пока его не принесли, Криста ни разу не взглянула на Сашо, не сказала ни слова. Никогда еще он не видел на ее лице такой холодности и отчужденности. Когда принесли заказанное, Криста вылила ром в чашку с чаем и еле уловимо вздохнула. Ужасный путь ждал ее, крутой, усеянный острыми, как ножи, камнями.

— Ты никогда не спрашивал меня об отце, — начала она так тихо, что он с трудом ее расслышал.

Сашо не раз задавал себе этот вопрос. И конечно, совершенно напрасно.

— Я знаю, что твои в разводе, — сказал он. — Чего же еще?

— Тысячи людей в разводе. И все же мать остается матерью, отец — отцом.

— Не всегда. Ты сама никогда не говоришь о нем.

— Да, ты прав. Но что я могу сказать, если сама никогда его не видела.

Сашо взглянул на нее с изумлением.

— У тебя нет отца?

— Есть, конечно! — ответила она хмуро. — Но он сбежал от нас, когда мне было чуть больше года. Можешь себе это представить? И сбежал не на другую квартиру или в другой город… Он бежал из Болгарии…

Сашо смотрел на нее пораженный, этого он никак не ожидал услышать. Все в этой маленькой семье внушало ему ощущение патриархальной порядочности.

— И как же это случилось? — пробормотал он.

— Сейчас расскажу. Разумеется, обо всем этом я узнала не от матери. Она вообще никогда не упоминает о нем, словно бы его и не было.

— Но это не мать! — возмущенно заявил он. — Она у тебя просто психопатка!

— Ты лучше на себя посмотри, может, ты сам психопат, — враждебно ответила девушка. — Разве можно было ребенку сказать правду? Да еще такую. А лгать мама не умеет. Она всегда считала, что ложь опаснее самой страшной правды.

Сашо нахмурился.

— Ладно, давай дальше.

— Я узнала правду от тетки, уже когда училась в гимназии. Узнала с ведома мамы, которая решила, что мне будет легче услышать все это из чужих уст. Только не учла, что тетка расскажет мне гораздо больше, чем она думала. — Криста на секунду замолкла, лицо ее стало замкнутым и усталым, словно она объясняла все это чужому человеку, который все равно ее не поймет. И продолжала уже безо всякой охоты: — Девушкой мама была очень красивой. И в то же время очень деликатной и застенчивой. Замуж она вышла сравнительно поздно. Но в юности с ней произошла другая, не менее трагическая история. Это было во время войны. На одном балу она познакомилась с каким-то летчиком-истребителем, который поразил ее своей скромностью. Он совсем не был похож на прочих царских офицеров, которые, как выразилась тетка, составляли самую пустоголовую часть тогдашнего приличного общества. Свадьба была назначена молниеносно — через неделю. И ничего удивительного, это соответствовало характерам обоих. Несчастье произошло в самый день свадьбы, за час до окончания его дежурства. Мамин жених вылетел на своем истребителе против американских бомбардировщиков и больше не вернулся. — Криста отпила из чашки и продолжала уже гораздо более спокойно и уверенно: — Но и в самой его смерти было что-то трагическое. Самолет его был подбит, но он мог еще спастись, если бы прыгнул с парашютом. А он направил самолет на один из американских бомбардировщиков и сгорел вместе с ним. Дедушка — а он был очень передовым человеком — не хотел сообщать матери эти ужасные подробности. Но она все равно узнала обо всем из газет. Тетка говорит — рыдала безутешно и повторяла только одно слово: «Почему? Почему?»

— Как так почему? — недоумевая, спросил Сашо.

— Видишь, какой ты… — начала Криста чуть ли не с гневом, но внезапно остановилась. И продолжала тем же ровным, спокойным голосом: — «Почему?» относилось, разумеется, не к самому несчастью, а к его внутреннему смыслу. Почему он изменил своей любви, своему мужскому слову? Почему по своей воле решил погибнуть такой глупой и бессмысленной смертью? Вот чего она не могла ему простить.

— Ну конечно, — проговорил Сашо с затаенной враждебностью. — Чего еще можно ждать от женского эгоизма.

— Неужели ты не понимаешь, что он поступил как глупец?

— Не понимаю, — ответил молодой человек холодно. — Не каждый может пожертвовать своей жизнью за что-то высокое.

— Как же так? Ведь он сражался на стороне немцев.