В пылающем небе - Белоконь Кузьма Филимонович - Страница 36

Десять «Яковлевых» сопровождали штурмовиков. Ведущий уверенно шел по заданному маршруту, ведь он уже не раз летал в этот район за последние дни. Чтобы меньше находиться в зоне зенитного огня, Маслов от Новочеркасска все время шел южнее Дона, только над станицей Мариинской развернулся влево почти на 90 градусов и взял курс на север, держа по левому борту дорогу, идущую от Ермаковской к Дону.

Вот и цель: из Ермаковской на юг шли кучной колонной не менее полсотни танков и столько же автобронемашин. Маслов начал строить маневр для атаки. И тут началось: по штурмовикам обрушился шквал зенитного огня, а самолеты уже в атаке. Командир группы так завел ведомых на цель, что после сбрасывания бомб горели несколько танков. Во второй атаке «эрэсами» и огнем пушек подожгли не менее двадцати машин. Это был сильнейший удар небольшой группы смельчаков по громадной плотной вражеской колонне.

После выхода из атаки ведущий набрал высоту, затем круто развернулся и один направился вдоль пылающей колонны, чтобы корреспондент мог запечатлеть на фотопленке все то, что оставили после себя штурмовики. И сразу же вокруг одиночного «ила» повисла почти одновременно масса черных облаков. Вдруг – на глазах у всех ведомых и находившихся вверху истребителей сопровождения самолет Маслова два раза перевернулся через крыло, затем перешел в крутое пикирование и в пяти километрах южнее Ермаковской врезался в колонну. Высоко в небо взметнулся огненный столб. Малышенко бегло взглянул на бортовые часы: стрелки показывали 16 часов 39 минут. Он сразу же возглавил группу, и все летчики быстро заняли свои места. Произошло такое, что не могло вместиться в сознании. Летчики сначала не поверили в то, что увидели своими глазами. Это продолжалось какие-то секунды, вслед за которыми в эфире раздался отчаянный крик Малышенко:

– Братцы, Маслов погиб! Прощай, наш друг! Будем мстить за тебя до последней возможности!

Случилось, так, что, пролетая над населенным пунктом Трифонов, Малышенко увидел на улицах много гитлеровцев. Вмиг он скомандовал открытым текстом:

– «Соколы», я – Малышенко! Смотрите, сколько гадов ползет по улице! Атакуем! – и ввел самолет в пикирование.

– Вот вам, сволочи, за Тимку!

Если бы кто мог увидеть, какой разъяренный был сейчас Иван. Он вышел из пикирования над самыми головами разбегающих гитлеровцев, потом сделал небольшую «горку», снова пошел со снижением и нажал на гашетку пушек и пулеметов. Ведомые повторили все, что делал их командир. Особенно бесстрашно действовали Коваленко, Аверьянов и Полбенников. Когда стрелять было нечем, все летчики пронеслись вдоль улиц ниже хат. Они видели, как вражеские солдаты метались во всех направлениях. А в это время десять наших истребителей разделились по высоте на две группы и охраняли штурмовиков, которые сполна расплачивались за гибель своего товарища.

После доклада лейтенанта Малышенко о выполнении задания и гибели Маслова, на КП наступила гнетущая тишина. Тяжелая весть словно парализовала находящихся в землянке. Первым нарушил это безмолвие Немтинов:

– Будем митинг собирать.

– Передайте командирам эскадрилий, чтобы в девятнадцать ноль-ноль весь личный состав был у КП, – приказал Мироненко оперативному дежурному.

В назначенный час собрался весь полк, до единого человека. Многие не могли сдержать слез. Митинг открыл Немтинов. Голос его был надломленным, упавшим:

– Товарищи… Мне тяжело говорить об этом. Сегодня на поле боя погиб геройской смертью наш любимец, ас советской авиации, замечательный командир, воспитатель и товарищ, – комиссар умолк, к горлу подкатился комок, затем с трудом выдавил: – Тимофей Кириллович Маслов.

Ежедневно встречавшиеся со смертью воины сейчас стояли в оцепенении. В эту минуту каждый мысленно простился с боевым командиром и другом.

После Немтинова выступали товарищи Тимофея, с которыми он много раз ходил в бой, техники. Анатолий Лукшин успел оформить специальный выпуск боевого листка и вывесил сейчас на борту старой полуторки. Много раз она отвозила Маслова к самолету перед уходом на боевое задание и забирала после возвращения, а теперь заменяла трибуну. С фотографии, окаймленной черной рамкой на боевом листке, смотрел серьезными умными глазами мужественный летчик – лейтенант Тимофей Кириллович Маслов. Ему в ту пору было неполных 26 лет.

Кончится тяжелая война, пройдут десятки послевоенных лет, но в памяти седых ветеранов полка Тимофей Маслов останется таким же молодым. Потому что герои живут вечно.

Так сражался за Родину 103-й штурмовой авиационный полк, в котором теперь мне предстояло продолжить свой боевой путь.

До последнего самолета

На следующий день после приезда в новый полк нам сразу пришлось включиться в жаркие бои. Вражеские истребители надоедали от взлета до посадки. Чтобы уменьшить потери от них, приходилось взлетать прямо из капониров, а, прилетев с задания, фонарь кабины открывать только после заруливания к месту стоянки, возле которой были вырыты щели.

По три, а то и по четыре раза в день летали на уничтожение гитлеровцев, которые рвались к Ростову. Сколько их уже истреблено, а они все идут и идут. Только восточнее станции Персиановки было обнаружено скопление до трехсот танков. Нанося мощные удары, полк в то же время терял летчиков и самолеты.

Вдобавок к этому, до сих пор ничего не было известно, где же делась команда со штабными документами, которая взлетела на ТБ-3 из-под Ворошиловграда еще 12 июля.

«Все погибли? А может, попали к фашистам вместе с секретными штабными документами?» – все чаще задавали себе вопрос командир, комиссар и начальник штаба полка.

Оказалось, не погибли и в плен не попали, а делали все возможное, чтобы спасти документы и добраться в свою часть.

…В тот день, когда полк перелетел из Каменска в район Ворошиловграда, ТБ-3 перед заходом солнца из-за отказа одного мотора произвел посадку в Каменск-Шахтинском. Неисправность быстро устранили, но в это время по аэродрому расползлись слухи, что немцы уже взяли Ворошиловград, Миллерово и даже Глубокий. Экипаж самолета наотрез отказался в ночь лететь к линии фронта.

– Нам надо обязательно сегодня лететь, – настаивал старший команды Георгий Новиков, – иначе вообще можем потерять своих.

Это же доказывал и его заместитель по политчасти Павловский.

– А вы уверены, что там, где сел ваш полк, не сидят уже «мессеры»? – кипятился командир экипажа. – Вы что, хотите добровольно сдать немцам и себя и документы штаба? Так, что ли? Нет, не полечу я в сторону Ворошиловграда. И здесь на ночь оставаться нам нельзя. А если это не слухи, то выходит, что немцы от нас совсем близко. Ведь действительной обстановки на аэродроме никто не знает. Надо сейчас отлететь в тыл, а утром выясним ситуацию и будем решать, что делать дальше, – заключил летчик.

После горячих споров Новикову и Павловскому пришлось согласиться с такими доводами, и уже в сумерки тяжелый ТБ-3 сел на полевом аэродроме станицы Николаевской, расположенной на правом берегу Дона, у самой речки. Это в 120 километрах на юго-восток от Каменска-Шахтинского. На следующий день тоже никто не знал, куда прокладывать маршрут, чтобы найти свой полк. Было ясно одно: он уже куда-то перелетел. Два дня Новиков с Павловским пытались выяснить обстановку, но безуспешно. А в это время к Дону отходили наши войска, наводили переправы на его левый берег. Вся станица и дороги, идущие к Дону, были забиты машинами, пехотой. Немецкие бомбардировщики непрерывно, волна за волной шли и шли.

Воспетый Михаилом Шолоховым тихий Дон сейчас бурлил, кипел от сотен рвавшихся бомб и непрерывных атак вражеских истребителей по уходящим на тот берег нашим войскам. Уже и ТБ-3 от повреждений не мог взлететь. Рухнули всякие надежды на то, что он может доставить команду по назначению. Оставался один выход: переправляться через Дон и где-то там искать своих.

Семнадцать человек, среди которых были девушки Полина Иванова, Анна Вавинская, Полина Шеверева и Анна Серикова, во главе с Новиковым и Павловским начали носить штабное имущество с документами и личные вещи к берегу, вдоль которого столпились сотни наших машин, очень много войск. Все это должно быть переправлено на левый берег – на новый оборонительный рубеж.