В пылающем небе - Белоконь Кузьма Филимонович - Страница 14

Но вот программа подготовки выполнена. Правительственная комиссия приняла решение перелет назначить на 27 июля 1940 года. Полет был рассчитан на предельную дальность: даже при самых благоприятных метеорологических условиях горючего хватало в обрез.

В назначенный день в 8 часов 8 минут московского времени «Украине» дали старт. Первые три тысячи километров по маршруту Хабаровск – озеро Байкал – станция Тайшет полет проходил хотя и над гористой местностью Яблоневого, Баргузинского и Байкальского хребтов, но в сравнительно терпимых погодных условиях.

Однако в районе Новосибирска на высоте 7 тысяч метров самолет вошел в зону мощного грозового фронта. В обязанности второго пилота входила радиосвязь с землей, и капитан Михалева радировала в Москву: «Попали в сильную грозу и ливень, связь прекращаю», после чего выключила радиостанцию.

За бортом была суровая, непроглядная ночь… Непрерывно сверкали молнии, отчего небо на какие-то мгновения вспыхивало ослепительно ярким пламенем и снова наступала кромешная тьма. Самолет начал обледеневать. Оторвавшимися кусками льда было выбито стекло кабины. Хотя весь полет экипаж выполнял в кислородных масках, дышать было тяжело. Порывы вихрей были настолько сильны, что самолет бросало вверх и вниз до 1000 метров в течение нескольких секунд.

В районе Омска наступило полное обледенение, машина стала неуправляемой и с высоты 6 тысяч метров начала вертикально падать. Отчаянные попытки Нестеренко и Михалевой вывести самолет в горизонтальное положение были безуспешными – рули управления не слушались. Только на высоте одного километра Нестеренко почувствовала «послушность» рулей и вывела самолет в горизонтальный полет. Но снова беда. Оказалось, левый мотор не работает. Пришлось тянуть на одном двигателе. Самолет шел со снижением, высота уже 50 метров, а внизу сплошные озера да болота. Вдруг – какая радость! – неработающий мотор взревел, и самолет послушно пошел вверх. Причина неисправности сомнений не вызывала: во время обледенения карбюратор покрылся льдом, и горючее в мотор не поступало. Только после оттаивания на малой высоте дефект устранился сам по себе.

Так в течение почти шести часов в кромешной темноте отважные летчицы вели тяжелую борьбу со стихией. Наконец, Урал остался позади, и погода начала улучшаться. Но в это время экипаж принял следующую сводку: по маршруту южнее Москвы обширный район затянут мощной облачностью, ее нижняя кромка опускалась до ста метров над землей, шел дождь.

Борьба с обледенением, длительный полет при сильном встречном ветре резко уменьшили запас горючего, а впереди новые испытания в борьбе с ненастьем. Чтобы не допустить неизбежной вынужденной посадки из-за полного расходования горючего, Правительственная комиссия решила дальнейший полет прекратить, о чем было сообщено экипажу. Выполняя это указание, 28 июля в 6 часов 40 минут Мария Нестеренко мастерски произвела посадку «Украины» около деревни Исаково Кировской области. Три отважные советские летчицы находились в воздухе 22 часа 32 минуты, пролетев около 7 тысяч километров. 30 июля 1940 года об этом сообщали на первых страницах все центральные газеты.

Как сейчас пригодилась Марии Григорьевне та тренировка, которую она тогда прошла при подготовке к перелету.

Эскадрилья без командира после тяжелого воздушного боя пришла на свой аэродром. Пять самолетов были сильно изрешечены и ждали питомцев инженера полка Николая Романкова.

Младший лейтенант Ильин заметил место приземления своего командира и доложил об этом подполковнику Мироненко. Павел Иванович незамедлительно на По-2 улетел к указанному месту, чтобы лично оказать помощь экипажу.

В сплошных лесах, тянувшихся до самого горизонта, Мироненко без труда нашел нужную полянку и сел рядом с подбитым самолетом. Он хотел на нем взлететь, но запустить мотор не удалось. Да и как бы он взлетел, если на самолете, кроме поврежденного мотора, вдобавок оказалась отбита чуть ли не половина одной лопасти воздушного винта. Тогда Павел Иванович вылез из кабины, пожал Михалевой руку и поблагодарил за мастерскую посадку и спасение машины. В тот же день Михалева и Доморацкий добрались в свой полк, а самолет после ремонта Мария перегнала на третьи сутки.

В один из дней весь полк наносил удары по вражеским колоннам, идущим из Бобруйска на Рогачев и Жлобин.

…Три самолета, возглавляемые Федором Болдырихиным отлично перекрыли цель бомбами и со снижением уходили на свою территорию. В это время на них напали вражеские истребители. Штурманы отбивались до последнего патрона. Но и на этот раз силы были неравные. Летчики видели, как горящий самолет Валерия Плотникова со штурманом Иваном Власенко упал в лес и взорвался. Су-2 Ивана Аладинского, оставляя за собой шлейф черного дыма, со снижением ушел в сторону своей территории и скрылся в дымке.

В дневные полеты наши авиационные разведчики несли большие потери от гитлеровских истребителей, поэтому разведку войск противника решили вести и ночью. Получили задание: разведать дороги на Бобруйском направлении между Днепром и Бобруйском и западнее Бобруйска до Слуцка. Немногие летчики полка перед войной начали ночные полеты на Су-2. И среди них – Маслов со штурманом Новиковым.

– Ну, что, лейтенант, справитесь с заданием? – спросил Маслова командир полка.

– Раз надо, значит, справимся, – коротко ответил летчик.

В полку это был первый ночной боевой вылет. Ночь стояла безоблачная, звездная. Перелетели за Днепр и сразу увидели, как по всем дорогам в общем направлении к реке немцы прут на восток, причем нагло, большими плотными колоннами с включенными фарами.

– Тима, давай обстреляем! Ты на пикировании, я – на выводе, – обращается Новиков к летчику.

Маслов молча вводит самолет в пикирование, но тут же энергично выводит и идет в набор высоты.

– Чего не пикируешь? – спрашивает штурман.

– Ты что, забыл, зачем нас послали? А сведения о разведке кто доставит, если снизимся и влезем в такой огонь, что и ног не унесем? – строго отчитал Маслов своего штурмана.

Да, и здесь у Маслова здравый смысл оказался на первом плане. Вроде ничего особенного в этих действиях не было. Каждому понятно, что для разведчика главное – разведка, а не поражение противника своим оружием. Но не следует забывать, что это были первые дни войны, когда мы не имели боевого опыта, но зато каждый горел желанием бить ненавистных захватчиков.

Маслов и Новиков доставили командованию такие важные разведывательные данные, значение которых не шло ни в какое сравнение с возможными результатами атаки одиночного самолета огромной вражеской колонны.

В эти первые дни войны все вылеты сопровождались неравными воздушными боями. Большие группы немецких истребителей нападали на советские самолеты, которые продолжали летать без прикрытия. Наши летчики и штурманы отчаянно вступали в жестокое единоборство. Надо было сбить спесь с фашистских стервятников, нанести им ощутимый удар, показать, что в советском небе они не могут летать безнаказанно. Сделать это в воздушных боях нам было пока не под силу. Решили нанести серию ударов по аэродромам. Но где они, аэродромы вражеских истребителей?

И снова нужна разведка. Несколькими полетами летчик Буханов и штурман Рымарь установили, что гитлеровцы сосредоточили много истребителей на недавно захваченных аэродромах Бобруйска и Старый Быхов. Командование ВВС 21-й армии приняло решение – полком нанести удар по аэродрому Бобруйск. Но к этому времени полк уже был не тот, который прилетел из Харькова: многие летчики и штурманы погибли, исправных самолетов осталось не более двух десятков.

Восьмого июля во второй половине дня Мироненко возглавил группу и в сопровождении пяти МиГ-3 (это впервые подвернулось счастье, когда наши истребители будут рядом) взял курс на Бобруйск. К сожалению, фашистских самолетов на аэродроме не оказалось, они успели взлететь и встретить нашу группу на подходе к цели. Часть из них связала боем «миги», остальные устремились в атаку на Су-2. Завязался тяжелый воздушный бой.