Вторжение в Империю - Вестерфельд Скотт - Страница 6

Вехер не имел ничего против инъекций, предназначенных для укрепления скелета. Стандартная процедура. Ему самому, например, провели пересадку костного мозга после вирусной инфекции. Но наполнение легких следовало выполнить самостоятельно. Нужно было вдохнуть эту мерзость.

Это было совсем не по-человечески.

И все-таки с первой партией десантников должен был лететь врач. В числе заложников находилась Дитя-императрица. Отказаться от участия в десанте было чревато не просто позорным увольнением. Ошибка Крови – вот как был бы классифицирован такой поступок.

Эта мысль укрепила волю доктора Вехера. Да, спору нет, вдыхать квазиразумное, напичканное кислородом желе крайне неприятно, но куда неприятнее собственной рукой вогнать себе в живот тупой ритуальный клинок. А Вехеру, при его звании, рано или поздно светило возвышение, даже если бы он не погиб в бою. Если приходится выбирать между бессмертием и постыдным самоубийством…

Вехер сжал трубку губами и глубоко, невыносимо медленно вдохнул. По груди распространилась тяжесть, кожу словно мокрой глиной покрыли. Сердце Вехера сжала холодная рука страха.

Он пошевелил языком, прежде чем сделать еще один вдох. Кусочки геля застряли между зубами – солоноватые, живые, будто мякоть устрицы. У этой гадости даже запах имелся – он напоминал синтетическую землянику.

От этого радостного аромата процедура стала еще противней. Неужели те, кто это придумал, специально постарались сделать так, чтобы все было настолько ужасно?

Разведчики видели зал Совета с хорошей высоты – из отверстия вентиляционной шахты. Уцелели три микрокорабля.

Пилот Рамонес потеряла свой корабль под ударом автоматической защиты. Риксы поставили в коридорах вокруг зала Совета лазеры, которые стреляли в случайных направлениях, и одному из них необычайно повезло. Мощности лазера хватило бы для того, чтобы прикончить человека, а крошечную машину Рамонес его луч просто испарил.

Внизу были, как в тумане, видны фигуры людей – заложников и боевиков-риксов. Камеры на корабликах-разведчиках были слишком малы, чтобы на таком расстоянии дать четкое изображение крупных объектов. Отряду следовало подлететь ближе.

Воздух в зале просто-таки кишел перехватчиками. Их было столько, что казалось, здесь сгустилась дымка, которую от вентиляционного отверстия отгонял поток воздуха.

– Отражения по всему залу, сэр, – сообщила Хендрик. – Больше одного перехватчика на кубический сантиметр.

Маркс присвистнул. Риксы не поскупились. К тому же здешние перехватчики были покрупнее тех, с которыми отряду разведчиков пришлось встретиться в холле. Каждый из них был оборудован семью хватательными манипуляторами, прикрепленными к отдельному винту. Под расставленными в стороны манипуляторами был подвешен довольно крупный мозг и сенсорный блок, и в итоге машинки выглядели словно перевернутые кверху лапками паучки. Подобные устройства Марксу доводилось видеть и раньше. Даже будь плотность перехватчиков в воздухе ниже, все равно прорваться через такой заслон совсем непросто.

– Пробьемся поверху, – решил Маркс. – А потом опустимся вслепую. Постарайтесь приземлиться на стол.

Большинство заложников сидели за длинным столом. Стол наверняка должен был хорошо отражать звуки, значит, мог послужить для подслушивания. На экране ультразвукового сонара Маркса поверхность стола давала резкие эхо-сигналы, характерные для металла или полированного камня.

Три микрокорабля полетели вперед, держась под потолком. Маркс не спускал глаз с показателей уровня топлива. Топлива оставались крохи. Вряд ли крошечному разведчику удалось бы отлететь так далеко, если бы на протяжении последних шестидесяти метров его не подгонял попутный ветер – поток воздуха из вентиляционной шахты.

Прямо над корабликом Маркса проплывал потолок. Все поле зрения было усеяно риксскими перехватчиками, похожими на облака с оборочками.

– Проклятье! Меня уже зацепили, сэр, – сообщил Вольтес через двадцать секунд.

– Дерись до конца, – приказал Маркс. – Погибни в бою.

Оставив позади погибающий разведчик Вольтеса, Маркс и Хендрик рванулись вперед. Похоже, путь для них был свободен. Если бы удалось долететь до середины зала, можно было бы спланировать вниз незамеченными.

Неожиданно разведчик Маркса накренился вбок. Справа в обшивку машины вцепилась клешня перехватчика. Еще две лапы должны были вот-вот последовать примеру первой.

– Меня сцапали, – сказал Маркс и подумал, не взять ли ему на себя управление машиной Хендрик. Если задание окажется не выполнено, то в Ошибке Крови будет виноват только он.

Но, пожалуй, можно было действовать иначе.

– Продолжай полет, Хендрик, – распорядился Маркс. – Действуй согласно плану. А я начну снижение.

– Удачи, сэр.

Маркс выставил таранную иглу и вонзил ее в атакующую наномашину. Оттолкнуть перехватчика было непросто. Используя последние резервы батарейки, Маркс послал свой кораблик вперед. Игла вошла в мозг перехватчика, и тот мгновенно издох. Но его клешни намертво сцепились на суденышке Маркса, и к тому же он успел щедро обмазать и разведчика, и себя самого механоферомонными метками.

– Ну, хотя бы я и тебя с собой унесу, – прошипел Маркс дохлому пауку, повисшему на его машине.

Вот тут-то и началось веселье.

Маркс развернул машину вверх дном, и его вместе с безжизненной ношей понесло вниз. Сенсорные антенны Маркс вывел на половину длины, поэтому все объекты в поле зрения стали мутными и дрожащими – компьютер пытался провести экстраполяцию на основании недостаточного объема данных. Два нанокорабля падали вместе, и притом – быстро.

– Проклятье! – воскликнула Хендрик. – Меня сцапали.

Маркс переключился на поле зрения второго пилота. К ней прицепились два перехватчика, на подлете был третий. Единственная надежда теперь оставалась на кораблик Маркса.

– Тебя убили, Хендрик. Пошуми, пожалуйста. У меня новый план.

Выпуская каждые несколько секунд по контрдрону, Маркс вел свой разведчик вниз. Он надеялся, что таким образом отобьется от перехватчиков, учуявших механоферомоны. В любом случае его утяжеленный кораблик падал быстрее, чем могли бы враги. Непилотируемые, снабженные мозгом размером с одну живую клетку, они не сумели бы додуматься перевернуться вверх дном.

Маркс взглянул на альтиметр. Над ним слышались ругательства Хендрик, пытавшейся как можно дольше продержаться на лету, но эти звуки мало-помалу стихали по мере того, как машина Маркса снижалась. Высота – пятьдесят сантиметров… сорок… тридцать…

В двадцати двух сантиметрах от поверхности стола кораблик Маркса столкнулся еще с одним противником. Три винта вражеской машины запутались в мертвых манипуляторах прицепившегося к Марксу перехватчика. Тончайшие пластинки углеродных мышц заскрежетали и замерли. Маркс выпустил все оставшиеся контрдроны и помолился о том, чтобы они успели прикончить нового врага прежде, чем клешни сомкнутся на корпусе его кораблика. А потом он убрал внутрь все антенны и стал падать в полной темноте.

Он сосчитал до двадцати. Двадцать секунд. Если его корабль цел, то он уже должен был достигнуть поверхности стола. Несколько мгновений назад погиб корабль Хендрик. Паутинку ее коммуникационных антенн взбешенные перехватчики разорвали своими клешнями на клочки. Маркс остался один.

Он сидел в темноте, и ему стало откровенно страшно. Что, если его разведчик погиб? Прежде он терял корабли десятками, но всегда – в ситуациях, когда можно было себе это позволить. Его послужной список был безупречен. Но теперь на карту оказалось поставлено абсолютно все. О провале и думать было невозможно. Сама жизнь Маркса стояла на кону – так, словно он лично сидел внутри этого крохотного кораблика, окруженного врагами. Он чувствовал себя слишком догадливой кошкой Шредингера, переживающей о том, что произойдет, когда откроют крышку ящика.[1]

Маркс дал кораблю команду «проснуться». Оптика продемонстрировала обвившийся вокруг его машины мертвый перехватчик. Других не было. Маркс пробормотал короткую благодарственную молитву.