— Катя, да забудь ты о них! Для тебя сейчас есть только Алеша, которому нужна твоя помощь! А теперь подумай, кого ты наказываешь своим ультиматумом? Не его ли в первую очередь?

Но Катя только раздраженно пожала плечами.

— Тебя ведь никто не принуждает ухаживать за ним. Никто не настаивает на свадьбе. Ты любишь его, Катя? — спросил Буравин.

— Да люблю, люблю! Сколько вам всем можно говорить? Но мне же постоянно мешают, лезут, советуют.

— Хорошо, что любишь! Но пойми, любовь — это готовность пожертвовать всем ради любимого человека. Всем, понимаешь? Даже своим желанием ему помочь, если надо.

— Как же так? Если я не буду ухаживать за Алешей, ни он, ни другие не увидят, как сильно я его люблю.

— В этом-то и смысл! Любить, ничего не желая взамен! Может быть, даже получать осуждение. Прошу тебя, подумай, разберись в себе. Я верю, что у тебя все получится.

Он поцеловал дочь, а Катя села и расплакалась.

— Катя, ты поняла, что я тебе говорил про Алешу?

— Да, поняла, папа.

— Ты можешь прямо сейчас ответить мне и себе: готова ли ты ради любви к Алеше забыть обиды и вернуться в больницу?

Кате не хотелось продолжать этот разговор, но тут ее выручил телефонный звонок. Она радостно бросилась к телефону, махнув рукой отцу, подожди, мол, видишь — звонят.

— Алло?..

— Добрый день! — сказал приятный женский голос. — Могу я поговорить с Буравиной Екатериной… отчества, простите, не помню?

— Я слушаю, а кто это, извините?

— Это вас беспокоит Ксения Комиссарова, журналист. Я хочу написать статью о вас и вашем женихе. Мы могли бы встретиться и поговорить?

Катя растерянно посмотрела на отца. А вот про это она уже и забыла.

— Я слышала о несчастном случае с вашим женихом. Это правда, что регистрировать брак вы решили прямо в больничной палате? — спросила Ксения.

— Да, это правда.

— Отлично! Я хотела бы сделать репортаж об этом, если вы не против, конечно. Могли бы мы где-нибудь встретиться? Где вам удобно?

— Не знаю, мне все равно.

— В кафе «Эдельвейс» через два часа устроит?

— Через два часа? Конечно, я знаю это место. До встречи.

Катя положила трубку и пошла в свою комнату.

— Катя, постой! — окликнул ее Буравин. — Ты мне так и не ответила. Ты вернешься в больницу к Алеше?

— Да, пап, неужели ты во мне сомневаешься?

— Нет, дочка. В твоих чувствах к Алеше у меня нет сомнений. Только постарайся поменьше обращать внимания на то, что говорят или делают вокруг другие люди.

— Хорошо, папочка. Ты извини, но мне бежать надо.

— Ты в больницу? Молодчина, дочка!

— Нет. Представляешь, мне назначила встречу журналистка. Она хочет написать статью о том, как я ухаживаю за Алешей.

— А в больницу? Алеша, наверное, заждался тебя.

— От журналистки — сразу к нему. Все, извини, мне надо пойти переодеться и собрать фотографии. Целую, папочка. — Катя послала Буравину воздушный поцелуй и убежала, возбужденная предстоящей встречей.

* * *

Маша понимала, что все, происходящее сейчас с ней, несправедливо.

— Разве я желаю вреда? Доктор ведь сам не раз говорил, что я ему по-настоящему помогаю, — пожаловалась она медсестре.

— Ну да, я сама это видела, — подтвердила та.

— Тогда почему он за меня не заступился? Почему отстранил меня от лечения?

— Потому что добрый он, наш Павел Федорович. Видит, что лечение не удалось. Вот и решил, если что, в одиночку отвечать.

— Так вот оно что! А я ведь подумала, что он во мне разуверился.

— А я больше скажу! Надо было тебе вообще на этот эксперимент не соглашаться! Тогда бы с родными Самойлова не поссорилась. А теперь уж…

— Что теперь?

— Не знаю. Невеста-то больно бойкая. Может и выше пойти. Добиться, чтоб уволили тебя.

— А разве такое может быть? — удивилась Маша.

— А ты что же думаешь, нет? Прицепиться к любому пустяку можно. Так что радуйся, что пока так обошлось.

— Что-то мне не по себе. Я как лучше хочу сделать, а они за мою помощь меня же и выгоняют.

— Девочка, да ведь так всегда было! Так и будет! Поверь мне, я здесь уже не один год работаю. Я вот тебе один совет дам, а ты послушай.

И медсестра стала делиться с Машей жизненным опытом.

* * *

Самойлов был недоволен тем, что Костя так задержался.

— Где ты был так долго?! Я же просил приехать немедленно! — возмутился он.

— Пап, что случилось?!

— Есть кое-какие новости об аварии, и я хотел их с тобой обсудить.

Самойлов показал на стул, и Костя послушно сел.

— В общем, я говорил со следователем, и мы предполагаем, что аварию подстроили.

— Не может быть! — удивился Костя. — Ты же говорил, что он считает это несчастным случаем.

— Это не важно. Григорий нашел новые улики, которые ясно указывают на то, что Алеша разбился не по своей вине.

— Но вы выяснили, кто виноват? — с тревогой в голосе спросил Костя.

— Нет! А может быть, ты мне поможешь?

— Я?! — испуганно переспросил Костя. — А чем я могу помочь?!

— Скажи, ты ничего такого не слышал: какие-нибудь угрозы в Алешин адрес, требования денег?

— Да ты что? Я бы сразу тебе сказал. Да и не было у Алеши врагов. Мне кажется, это все-таки несчастный случай.

— Гриша так не думает, а мужик он опытный, хваткий, я его давно знаю. И улики теперь почти похоронили версию о несчастном случае.

— А что это за улики?

Лицо у Самойлова стало каменным.

— Костя, тебе сейчас не об уликах и версиях надо думать, а вспоминать, видел ли ты что-нибудь подозрительное перед аварией.

— Хорошо. Если вспомню, скажу. Я могу идти, папа?!

— Да, ты можешь идти. Но я хочу, чтобы ты прямо отсюда отправился к Григорию Тимофеевичу. Он хочет задать тебе несколько вопросов. Ты ведь последним видел Алешку перед аварией.

— Хорошо, зайду!

Угроза разоблачения снова нависла над Костей.

* * *

Сухогруз «Верещагино» направлялся к берегу.

— Скоро швартовка. Как тут, без происшествий? — спросил Сан Саныч у Жени.

— Все нормально. Сан Саныч, мы с ребятами решили, что сразу к Лешке поедем.

— Вот как! И много вас, таких посетителей?

— Да все почти.

— В колонну по двое построитесь? — пошутил Сан Саныч. — Эх, молодняк, за вас и на берегу, смотрю, думать придется.

— Но, Сан Саныч…

— Что «Сан Саныч»? А вдруг к нему сейчас посещение ограничено? Ввалитесь в больницу, как цунами, снесете все — знаю я вас. —А мы по очереди. Можно?

— Нельзя! Сначала пойду я один и все разузнаю. А если кто без моего ведома нос сунет, пеняйте на себя!

— Но Лешка же — мой лучший друг, Сан Саныч! — взмолился Женя.

— Ладно, Женька, ты со мной пойдешь. И больше никого. Понял?! И подарок наш не забудь.

— Хорошо!

— Вахту ребятам передай, а сам — собираться живо. И чтоб через 10 минут при параде был.

— Слушаюсь!

И Женя помчался собираться.

Вопреки пословице, Сан Саныч и Женя попали с корабля не на бал, а в больницу. В коридоре они увидели плачущую Полину.

— Полина, что с Алешей?! — спросил Сан Саныч с ходу.

— Все плохо, Саша, все очень плохо. Алеша останется на всю жизнь инвалидом. И он уже никогда не встанет на ноги.

— Как же так?! — взволнованно сказал Женя.

— Полина, ты успокойся. Алешка — парень крепкий. Придет время, и он поправится. Вот увидишь! — принялся успокаивать Полину Сан Саныч.

— Нет! Доктор мне все объяснил. Мой мальчик обречен.

Сан Саныч и Женя в отчаянии переглянулись.

— А можно нам его увидеть? — робко спросил Женя.

— Конечно, идите. — Полина показала рукой в сторону палаты и тут же спохватилась. — Но только ему ничего не говорите, слышите? Он еще не знает!

— Будь спокойна, Полина. Мы все поняли. Пойдешь с нами?

Полина отрицательно покачала головой.

— Мне надо съездить к Борису, рассказать ему обо всем. Он тоже еще ничего не знает! А дозвониться до него я никак не могу.