А другого глобуса у вас нет?.. - Вершовский Михаил - Страница 29

А потом что значит — нехорошо? А если очень нужно?

Вот взялись, скажем, недавно полоскать члена мексиканского правительства Фаусто Альсати. Ну да, заявлял человек, что докторскую диссертацию защитил в свое время, да еще и в Гарварде (что ведь, кстати, никакой ни гениальности, ни даже образованности не показатель — уж мы ли докторов не видели, в том числе и гарвардского разлива). Так нет же, надо было рыть да копать, чтобы заявить потом торжествующе: не было никакой диссертации. Нету в далеких гарвардских анналах ничего похожего.

Пришлось сеньору Альсати подправить версию, спустившись до магистерского диплома в том же Гарварде. Увы, и тут припутали. А еще чуть позже оказалось, что он и порог-то колледжа никогда в жизни не переступал.

А уж потом покатилось, как под гору. И аттестата школьного министр, как выяснилось, не имел. Более того, даже близко к аттестату не подполз, будучи вышиблен… из второго класса за плохое поведение.

Соврал, согласен. Но разве ж не для дела соврал? Скажи он правду — так разве б сел в то кресло, в котором не без удовольствия сидел? Какое кресло? А разве я не сказал? Министра образования, естественно. Всей немаленькой североамериканской страны.

Так что такая ложь для политика — никакая, можно сказать, не ложь, а решение насущных технических моментов. Методами наиболее естественными и доступными.

А во всем прочем они, конечно, врут, как дышат — натурально и на полном автопилоте. Никакой зачастую цели и не преследуя. Может, как я уже намекал, биология. А может, чтобы из формы не выйти. (Как в том анекдоте, что по Интернету годами ходил. «Как узнать, когда Клинтон врет?» «Когда у него губы шевелятся»).

Или вот когда выбрали уже Стива Мэнсфилда на одну очень немаленькую должность в Техасе, а потом и стали уличать: и в том соврал, и вот в этом еще. Причем врать в его случае никакой нужды абсолютно не было (что биологическую мою теорию в определенной степени подтверждает). Сказал, например, что был адвокатом по уголовным делам — а на самом деле занимался страховыми да налоговыми проблемами. (Убей, не пойму — где тут разница такая уж кардинальная). Сказал, что в молодости встречался с одной женщиной тайком от жены, но это все уже в прошлом, да и женщина та умерла — а женщина эта, как выяснилось, хоть сама любовная интрижка действительно всеми участниками уже забыта, жива и прекрасно себя чувствует. (Зачем похоронил? Черт его знает, может, для эффекту).

Или вот это — самое веселое. Сказал, что родился в Техасе (на самом деле — в Массачусетсе). Потом журналисту, который по всему этому списку проходился, признался, что в Техасе-то он не родился, но вот мальчонкой в Хьюстоне все-таки жил. Тот бумаги свои поковырял, да и спросил Мэнсфилда: а не врет ли он и по этой, совсем уж крохотной части? На что Мэнсфилд порозовел слегка, и честно ответил, что — конечно же, врет.

И добавил, что теперь, будучи избранным на высокий свой пост, с собственным враньем решил бороться (именно это и заявил репортеру, что тот должным образом в своей газете и пропечатал!). Потому что, сказал Мэнсфилд, теперь ему, как члену верховного суда штата, оно может и не к лицу оказаться.

Так что, повторяю, сами видите, кого выбираем. А уж весь набор пакостей, которые избранники наши совершить способны, вряд ли и перечислить возможно. Потому что в список такой войдет буквально все, что живому человеку по плечу — и что во всех учебниках патологии (от сексо— до психо-) изложено.

Хотя — почему же только живому? В рамках демократического процесса избрания удостаивались и не вполне, скажем так, живые. Иногда и совсем неживые. Мертвые, в общем. Что и для голосующего гражданина никакой тайной не было.

Таддеус Стивенс, герой Гражданской войны и конгрессмен от штата Пенсильвания, удостоился быть снова избранным в конгресс Соединенных Штатов… два с половиной месяца спустя после собственной смерти. Не какой-то там клинической, а самой обычной и бесповоротной — с почетными похоронами и упокоением в грешной земле.

Когда Стивенс скончался в 1868 году, его товарищи по республиканской партии наперекор этому трагичному факту взяли да и выдвинули его кандидатом в члены палаты представителей. Демократы, конечно, хохотали от души. Однако, когда голоса были подсчитаны, выяснилось, что Стивенс на голову обошел своего демократического соперника. Получив причитающееся по закону место в конгрессе.

Ну, тут можно сказать: эмоции, недавняя война, дань памяти героя, и все такое прочее. Но таким же точно манером в 1982 году другой покойник был избран в сенат штата Техас — получив 66 процентов голосов!

Но и это еще не предел. В Оклахоме в 1990 году Фрэнк Огден на выборах буквально смел соперника, Джоша Эванса. Эванс построил свою избирательную кампанию на подчеркивании того факта, что он, Эванс, не только яркий политик и юрист, но и живой человек — в отличие от соперника, который уже три месяца как пребывал в могиле. Что этому сопернику нимало не помешало выборы выиграть, набрав 91 процент голосов! (Верховный суд штата, куда разъяренный Эванс ринулся с протестом, результаты выборов подтвердил. Глас народа, и все тут. Противу него не попрешь.)

А что? Не такая уж, кстати, бессмыслица. Мы ведь с вами насмотрелись уже, что живые (а порой и едва живые) политики выкидывают. А покойник — он что? Он, может, хорошего ничего и не сделает, да оно и не надо. Он, главное, мерзостей никаких уже не наворотит. Как говаривал незабвенный капитан Флинт, «мертвые не кусаются». Что за живыми политиками еще как водится.

Так что выбираем всякое. Еще, кстати, Антисфен в древних своих Афинах как-то предложил согражданам: а давайте-ка указ тиснем. «Считать ослов конями». Сколько, дескать, у нас лошадиного-то племени прибудет для всяких там военных нужд. Те, конечно, в хохот: эвон какую бессмыслицу философ отмочил. На что Антисфен, пожав плечами, ответил: «Делаем же мы голосованием из дураков — полководцев». И тут ни афинянам, ни нам крыть нечем.

Видимо, избиратели в бразильском городе Пилар хорошо понимали, что из любого количества политиков все равно ни черта порядочного не выберешь — не тот исходный материал.

Покойника приличного у них, видать, под рукой тоже не было — и потому выдвинула группа инициативных и отчаянных избирателей на место мэра города некоего Фредерико. Ничем себя в прошлом не запятнавшего. Ни в каких таких взятках-маклях не уличенного. Но активного, агрессивного и даже несколько бодливого. Ну это, впрочем, чисто биологическое. Поскольку сеньор Фредерико был козел.

И все они чин по чину сделали, подписи собрали, кандидата зарегистрировали, группу поддержки организовали. Соперник — на двух ногах который — сперва посмеивался, как и те, что против покойничков-то выступали. А потом пошли опросы предвыборные, где козел Фредерико своего соперника с таким отрывом уделывал, что и сами выборы, похоже, в чистую формальность грозили превратиться.

И что ж вы думаете? Отравили народного кандидата, самым подлым образом и отравили. Хозяин его, уверенный в том, что было это делом рук того самого негодяя-политика, требовал, чтобы полиция расследовала происшедшее как политическое убийство (в чем он, на мой взгляд, был абсолютно прав). И народ пошумел немало. Но как-то оно уж там потом улеглось. Да и должно было улечься. Хотели мэром козла — так козла, я так думаю, в конечном итоге и получили.

Ах, богинька, богинька, развеселая Демократия… Всей-то планете голову задурила, да так еще это повернув, что всяк и впрямь ведь себя считает самым что ни на есть активным участником политического процесса. А как же — ведь выбор, свободное, так сказать волеизъявление.

Изъявление — пожалуй. Только насчет того, что изъявляется собственная воля — я бы не торопился. А о слове «свободное» так лучше бы и вообще не заикаться.

Политики всех времен и народов не то что людишкам смертным, но даже и богам-то выбора свободного ни за что не давали, если речь об их, политиков, собственной судьбе заходила. Но всегда — при полной видимости соблюдения.