Сельва не любит чужих - Вершинин Лев Рэмович - Страница 71

О, Дмитрий многое отдал бы сейчас за несколько таких слов, которые убедили бы ее поверить и отстать, и чтобы волосы, душистые и пушистые, не лезли в рот… Но какие там слова, когда все, чего хочется, – это тишины…

– Почему ты отвернулся, любимый?..

О-о, тишины! И одиночества!

Хотя бы ненадолго…

А потом он скажет ей все, что она пожелает услышать!

– А ты возьмешь меня в жены? – била наотмашь в тамтамы висков любознательная тень. – Возьмешь, а? Ну не молчи же! Возьмешь? Ведь не обманешь?

– Род… на… я… Да… – очень-очень внятно и убедительно выдавил Дмитрий. – То. Лько. Дай. По. Спать…

– Ты ругаешь меня? – тень удивительно противно всхлипнула. – Ты передумал? Я тебе не нужна?..

Нет, это было хуже, много хуже, чем рычание Н'харо, муштрующего поутру урюков!

И надо очень любить женщину, чтобы в такой момент сдержаться и не объяснить ей предельно кратко, куда конкретно следует убираться…

Наверное, именно так он ее и любил. А может быть, даже и еще больше. Иначе откуда бы взялись силы улыбнуться?..

– Женюсь, милая… – прорычал Дмитрий.

И умер.

2

ВАЛЬКИРИЯ. Котлово-Зайцево. 24 февраля 2383 года

Если вам неполные двадцать пять, если в кармане, кроме диплома с отличием и записной книжки, только расческа, смятый носовой платок и стереопортрет покойного папы-фрезеровщика, то вам, уж поверьте на слово, не приходилось крутить носом, заполучив перспективного клиента. Вы не станете перебирать и капризничать даже в том случае, если наниматель, мягко говоря, не вполне соответствует общепринятым нормам, условия договора труднодостижимы, а претворение их в жизнь сопряжено с немалыми неудобствами. Вам не потребуется много времени, чтобы понять: все эти второстепенные нюансы с лихвой перекрываются суммой аванса…

Вот почему Крис Руби-младший (юридическая и консультационная контора «Руби, Руби энд Руби», Конхобар, Кокорико-сити, Семьсот Восьмой квартал, строение 15-у, только вход не с парадного, а со двора, за угол, по пожарной лестнице до чердака и там еще немножко налево), сразу же запретил себе сомневаться в успехе, а также чересчур проникаться отвращением к окружающему. Тем более что все это, как он искренне надеялся, не может продлиться дольше двух, трех, ну, ладно, в крайнем случае пяти дней.

К тому же, по правде говоря, унылое запустение, царящее вокруг космопорта «Валькирия-Центральная», мало чем отличалось от родных и привычных пейзажей Семьсот Восьмого, а в душе никак не желали гаснуть и униматься впечатления, оставленные двухнедельным перелетом.

Это было восхитительно!

Только представьте себе: скоростной экстра-космобот, причем из самых крутых, какие Крис доселе видывал разве что по стерео!

Шикарный салон, снабженный баром, библиотекой и цветомузыкой, уютная каюта, упоительно услужливая робоприслуга и бархатно-черное, нашпигованное серебристым мерцанием звезд безмолвие за овальными биостеклами иллюминаторов…

И он, Крис Руби-младший, поверенный в делах, – один, совсем один посреди всего этого непостижимого великолепия!

Нет, поверьте, ради такого стоит жить, и пахать, как проклятый, и срывать голос в пятисортных судебных заседаниях, отстаивая в смертном бою со всяческой пьянью права разнообразнейшей рвани на безраздельное обладание пятнистой кошкой, оставшейся спорной после полюбовного раздела остального наследства! Ради такого стоило отказывать себе в завтраках, экономя каждый кред во имя сохранения за собой офиса на крыше, и унижаться, собирая свидетельские показания в районах, где зачастую наивежливейшим ответом на корректный стук в дверь могло оказаться ведро с помоями, без предупреждения вылитое на единственный приличный костюм…

Захлопнув за собою дверцу космобота, еще пофыркивающего после автопосадки, Крис сунул в верхний кармашек пиджака карточку ключ-кода и, прежде чем спуститься по дюралевой лесенке на бетонные плиты посадочной полосы, ласково коснулся ладонью теплой и гладкой обшивки.

Вот это жизнь! А ведь он уже подумывал было отказаться от аренды помещения и продаться в наемные клерки какой-либо из серьезных юркорпораций, благо заманчивые приглашения имелись! Он в самом деле едва не совершил такую глупость!

Хотя еще с месяц назад от подобных предложений Руби отказывался не размышляя. Он дорожил самостоятельностью и свято верил в светлое будущее фирмы «Руби, Руби энд Руби», тем паче что гере Карлсон, сдающий ему комнату под офис, ни разу не поторопил его с выплатой очередного взноса…

Но после Рождества у самого гере Карлсона возникли серьезные проблемы с престарелой бабушкой и пожарной инспекцией, и, хотя добродушный толстяк был по-прежнему деликатен, Крис Руби-младший не мог позволить себе такого вопиющего свинства, как непонимание финансовых затруднений, появившихся у его арендодателя, самого терпеливого, чуткого и вообще, по мнению Криса, самого лучшего арендодателя в мире.

– Хавдуйда, земани! – прытко подскочивший к лесенке туземец, по всем правилам взнузданный и оседланный, перебирал босыми ногами, прядал ушами, заросшими темным волосом, и буйно косил лукавым глазом. – Й-е-ехать нада?!

Он подпрыгнул на месте, изображая, с какой прытью отнесет пришельца, прибывшего на таком транспорте, куда только душе угодно, фыркнул и добавил:

– Й-е-эх, пракатчу!

Крис смутился.

– Да нет, спасибо… Я лучше пешочком.

Туземец гневно встопорщил верхнюю губу, на миг приобнажив крупные желтые, почти не стершиеся зубы.

– Пьйе-тшотшко-ом? – не выкрикнул даже, а выхаркнул он, еще не отважившись выражать явное презрение, но уже сильно и неприкрыто недоумевая. – Застебио-о-оштся-а-а!

– Да я так, – отвел глаза Крис. – Засиделся, знаете ли, пройтись в самый раз будет…

И смутился еще больше.

Ибо сейчас только сообразил, что вполне может разрешить себе не только рикшу, но и многое другое, о чем ранее приходилось разве что мечтать. Средства, выделенные представителем анонимного клиента на презентационные, непредвиденные и прочие расходы, позволяли превратить пребывание в здешней глухомани в некое подобие сказок Шехерезады…

– Кр-йе-е-ед! Вс-ей-го-го! – взбодрился уловивший перемену настроения абориген. – С в-йе-е-терко-ом!

Как и прочие представители своей профессии, он, видимо, был недюжинным физиономистом.

Но Крис Руби не привык менять принятых решений.

В конце концов, времени в запасе было сколько угодно, дороги от космовокзала до планетарного центра, если по прямой, всего ничего, километров двенадцать, не больше, из вещей при себе имелся только потертый кейс… а креды, здраво рассудил юрист, есть креды, их всегда можно употребить на что-нибудь более практичное и этически оправданное, нежели эксплуатация ножного труда местного пролетариата…

Хотя, разумеется, нужно будет внести в отчет о командировке строку, касающуюся оплаты транспортных услуг.

– Поди прочь, любезный, – поморщился Крис и, уже не глядя на вздыбившегося от возмущения аборигена, бодро пошагал по бетону к покосившейся халупке космовокзала.

Без особых задержек он оформил въездные документы у сумрачного, полунебритого погранца, минут десять, не более того, вяло попререкался с перегарно сопящим таможенником, никак не желавшим покидать недра кейса, и, пихнув ногой бывшие стеклянные, а ныне заколоченные фанерой двери, вышел на просторы планеты седьмого стандартного разряда Валькирии…

И остановился.

От ног его уходила вдаль дорога, вымощенная в некоторых местах желтым кирпичом, в дали, плотно прилегая к горизонту, стелились мохнатые дымы чего-то индустриального, а рядом с полосатым столбиком, совсем недалеко от выхода из здания, сидела, ожесточенно вычесываясь левой задней лапой, большая и кудлатая собака, в лучшие годы наверняка белая и пушистая, но в данный момент извозюканная в придорожной грязище до полнейшей жовто-блакитности.

Карие очи псины были в меру грустны, вне всякой меры умны и безмерно выразительны. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть, и животное, плюнув на условности, заговорит.