Путешествие к центру Земли - Верн Жюль Габриэль - Страница 28

Через четыре дня, в субботу 18 июля, мы пришли к вечеру в какой-то просторный грот; дядюшка вручил Гансу его еженедельные три рейхсталера, и было решено, что завтра день отдыха.

25

Я проснулся в воскресенье утром с обычной мыслью, что надо немедля отправляться в путь. И хотя мы находились в глубочайших безднах, все же сознавать это было приятно. Впрочем, мы уже стали настоящими троглодитами. Я не вспоминал больше о солнечном и лунном сиянии, о звездах, о деревьях, домах, городах, о всех тех земных благах, которые были для жителей подлунного мира необходимостью. В качестве ископаемых мы пренебрегали этими дарами.

Грот представлял собою просторную залу. По его гранитной поверхности мирно протекал наш верный ручей. На таком расстоянии от истоков температура воды в нем сравнялась с температурой окружавшей ее среды и стала вполне пригодна для питья.

После завтрака профессор в течение нескольких часов приводил в порядок свои ежедневные записи.

– Итак, – сказал он, – я начну с вычислений, чтобы точно определить, где мы находимся; по возвращении я собираюсь начертить карту нашего путешествия, представив схематическим рисунком строение Земли в профильном разрезе, что даст представление о том, какой путь проделала наша экспедиция.

– Это весьма любопытно, дядюшка, но будут ли ваши записи достаточно точны?

– О да! Я тщательно измерил величину углов. Я уверен, что не ошибся. Определим сначала, где мы находимся. Возьми компас и посмотри, какое направление он указывает.

Я посмотрел на прибор и, проверив свое наблюдение, ответил:

– Восток-юго-восток.

– Отлично! – сказал профессор, записывая указание и быстро произведя какие-то вычисления, из которых я узнал, что мы, оказалось, прошли восемьдесят пять лье.

– Значит, мы путешествуем под Атлантическим океаном?

– Совершенно верно.

– И в настоящую минуту, быть может, над нашей головой бушует буря и корабли борются с морской стихией?

– Весьма возможно.

– И киты ударяют своими хвостами о стены нашей темницы?

– Успокойся, Аксель, им не удастся поколебать ее стен. Но вернемся к нашим вычислениям. Мы находимся на юго-востоке, в восьмидесяти пяти лье от Снайфедльс и, согласно моим записям, на глубине шестнадцати лье от земной поверхности.

– Шестнадцати лье! – воскликнул я.

– Конечно.

– Да ведь это, согласно науке, предел нижнего слоя земной коры.

– Не отрицаю.

– И, по закону возрастания температуры, тут должна бы быть жара в тысячу пятьсот градусов.

– Должна бы, мой мальчик!

– И вся эта гранитная твердыня должна была бы расплавиться!

– Ты видишь, что ничего этого нет и что факты, как бывает часто, опровергают теорию.

Я принужден согласиться, но это поражает меня.

– Что показывает термометр?

– Двадцать семь и шесть десятых градуса.

– Значит, для подтверждения теории ученых не хватает еще тысячи четырехсот семидесяти четырех и четырех десятых градуса. Следовательно, пропорциональное повышение температуры – ошибка! Следовательно, Хемфри Дэви не заблуждался! Следовательно, я был прав, веря ему! Что ты можешь возразить на это?

– Увы, ничего!

Правду сказать, я мог бы многое возразить. Я решительно отвергал теорию Дэви и твердо держался теории центрального огня, хотя и не замечал его проявлений. Я допускал скорее, что это жерло потухшего вулкана, перекрытое огнеупорной лавой, которая не позволяла жару проникать через свои стены.

Но, не пускаясь в долгие размышления, я ограничился признанием существующего положения вещей.

– Дорогой дядюшка, – продолжал я. – Допустим, что все ваши вычисления точны, но позвольте мне вывести из них неизбежное заключение.

– Валяй, мой мальчик, сколько душе твоей угодно.

– В той точке, где мы находимся, под широтами Исландии, земной радиус равен приблизительно одной тысяче пятистам восьмидесяти трем лье, не так ли?

– Да, тысяче пятистам восьмидесяти трем…

– Скажем, круглым счетом, тысяче шестистам. Из них мы прошли двенадцать лье.

– Правильно.

– И это при диагонали в восемьдесят пять лье?

– Именно так.

– Пройденных в двадцать дней?

– В двадцать дней!

– Но шестнадцать лье составляют сотую часть земного радиуса. Если и далее мы будем так подвигаться, то нам понадобится еще две тысячи дней или около пяти с половиной лет, чтобы попасть к центру Земли.

Профессор не отвечал.

– И это, не принимая в расчет того, что если спуску по вертикальной линии в шестнадцать лье соответствует переход по горизонтальной линии в восемьдесят, то это составит восемь тысяч лье в юго-восточном направлении, и, следовательно, нужно очень много времени, чтобы добраться с какой-либо точки земной поверхности до центра.

– К черту твои вычисления! – вскричал разгневанный дядюшка. – К черту твои гипотезы! На чем они основаны? Кто тебе сказал, что эта галерея не ведет прямо к нашей цели? А затем в мою пользу говорит пример нашего предшественника. То, что делаю я, уже сделал другой, и то, что удалось ему, удастся также и мне.

– Надеюсь, но ведь мне все же разрешается…

– Тебе разрешается молчать, Аксель, если ты намерен продолжать свои благоглупости!

Я видел, что в дядюшке снова заговорил раздражительный профессор, и принял это к сведению.

– А теперь, – продолжал он, – взгляни-ка на манометр. Что-он указывает?

– Весьма значительное давление.

– Хорошо! Ты видишь, что если спускаться постепенно, то привыкаешь к более плотной атмосфере и ничуть от этого не страдаешь.

– Ничуть, если не считать боли в ушах.

– Это пустяки, и ты можешь легко избавиться от этого, участив дыхание и тем ускорив обмен воздуха в легких.

– Хорошо, – ответил я, решив больше не противоречить дядюшке. – Есть даже известное удовольствие в том, что погружаешься в более плотную атмосферу. Заметили ли вы, с какой силой в ней распространяется звук?

– Несомненно! Тут и глухой стал бы отлично слышать.

– Но эта плотность, конечно, будет возрастать?

– Да, согласно закону, еще недостаточно точно установленному. Известно, что сила тяготения уменьшается по мере углубления в Землю. Ты знаешь, что ее действие всего ощутительнее на поверхности Земли и что в центре земного шара предметы не имеют веса.

– Я знаю это; но скажите, не приобретает ли воздух в конце концов плотность воды?

– Несомненно, под давлением в семьсот десять атмосфер.

– А ниже этого предела?

– Плотность будет неизменно возрастать.

– Как же мы будем тогда спускаться?

– Мы наложим в карманы камни.

– Право, дядюшка, у вас на все есть ответ!

Я не смел больше забегать вперед; я рисковал натолкнуться еще на какую-нибудь преграду, которая вывела бы из себя профессора.

Однако было ясно, что под давлением, которое могло подняться до нескольких тысяч атмосфер, воздух перешел бы, наконец, в твердое состояние, а тогда, допуская даже, что наши тела и выдержали бы такое давление, все же пришлось бы остановиться.

Но я не привел этого довода. Дядюшка снова стал бы козырять своим вечным Сакнуссемом, – пример отнюдь не убедительный, так как, даже признавая факт путешествия ученого исландца, можно было бы привести очень простое возражение.

В шестнадцатом веке ни барометр, ни манометр не были еще изобретены, – как же мог Сакнуссем установить, что он дошел до центра земного шара.

Но я оставил это возражение при себе и выжидал событий.

Остальная часть дня прошла в вычислениях и разговорах. Я соглашался во всем с профессором Лиденброком и завидовал полному безучастию Ганса, который, не разбирая причин и следствий, слепо шел туда, куда его вели обстоятельства.