Паровой дом - Верн Жюль Габриэль - Страница 18

— Река эта священная, и вся наличная толпа подозрительной чистоты перекупается в ее водах, как это делают «гангисты» в водах Ганга.

— Разве мы остановились ниже Гайи? — испуганно спросил Год, протягивая руки по направлению нашей стоянки.

— Не беспокойтесь, капитан, возразил инженер, — мы стоим выше.

— Слава Богу, Банкс! Не подобает поить нашего «Железного великана» из этого нечистого источника.

Мы продирались кое-как среди этой тысячной толпы индусов, скученных на большом пространстве. Слух наш неприятно терзал раздирающий визг цепей и звон колокольчиков. Это было не что иное, как туземный способ нищих взывать к общественной благотворительности.

Толпа кишела самыми разнообразными образчиками бродяг, членов организованной мошеннической ассоциации, разветвленной по всему Индийскому полуострову. Большинство из них выставляло напоказ искусственные раны, точь-в-точь как это делали средневековые нищие Европы. Но если по большей части нищие по профессии лжеувечные, то нельзя сказать того же о фанатиках. В убеждениях трудно быть искреннее этих людей.

Мы видели факиров, почти нагих и посыпанных пеплом. У некоторых от продолжительной неподвижности окаменели вытянутые руки, у других насквозь сжатого кулака проросли ногти.

Многие дали обет измерить своим телом все расстояние от дома до богомолья.

Беспрерывно ложась и вставая, они проходят целые сотни лье, вымеривая расстояние, наподобие землемерной цепи.

Иные, напившись «ханга» — раствора опиума, настоенного на конопле, прикрепив к ветвям крючья, подвешивались на них, продернув железо в свои плечи. Они крутятся на крючке, пока не протрется живое мясо и они не упадут прямо в реку. Поклонники Шивы, проткнув ногу, язык или грудь стрелой, заставляли змею вылизывать кровь, льющуюся из добровольной раны.

Такое зрелище, естественно, могло вселять европейцу одно отвращение. И я торопился пройти скорее мимо всех этих безобразий, когда Банкс остановил меня.

— Наступил час молитвы, — шепнул он нам.

В то же мгновение среди толпы показался брамин. Он поднял руку по направлению к солнцу, скрывшемуся за набежавшее облачко.

Первый луч лучезарного светила послужил сигналом. Толпа бросилась в священные волны. Началось с простого обливания, похожего на крещение первой эпохи христианства. Но затем поднялось такое плескание и плавание религиозного характера, которых я, признаюсь, уловить не мог. Определить не берусь, омовение ли тела или души составляло главную цель купания этих верующих, повторявших за брамином «слокасы» или стихиры.

Религиозное омовение происходит следующим порядком: индус, почерпнув воды в горсть, плещет по несколько капель воды, обращаясь на все четыре страны света, после чего брызгает себе в лицо. Прибавим, что никто из них не забывал вырвать себе по крайней мере по одному волоску за каждое содеянное прегрешение. Весьма многие, по всей вероятности, заслуживали выйти из волн Фальгу совсем плешивыми.

Религиозное купание богомольцев, то погружавшихся в воду, то бивших ногами о поверхность реки как удалые пловцы, было до того шумно, что испуганные аллигаторы повыскакивали на противоположный берег.

Выстроившись фронтом, они глядели своими выпученными глазами на толпу, завладевшую их стихией, и оглашали воздух щелканьем грозных челюстей. Богомольцы, впрочем, обращали на них так же мало внимания, как если бы те были безобидными ящерицами.

Но пора было расстаться со странными молельщиками, жаждущими стяжать себе прямо вход в кайлас — браминский рай. И мы отправились вверх по берегу Фальгу, обратно к нашему кочевью.

Все общество собралось к завтраку, и остаток необыкновенно жаркого дня прошел без всяких приключений. Вечером капитан Год отправился с ружьем в соседнюю равнину и принес немного дичи. Тем временем Сторр, Калуф и Гуми запасали дрова и воду для тендера, чтобы мы могли пуститься в путь на рассвете.

В девять часов все уже разошлись по каютам.

Наступила тихая, но довольно темная ночь. Густые облака заволакивали небо, скрывая звезды и сгущая атмосферу. Жара не уменьшилась даже после захода солнца. Я не мог спать от духоты.

В растворенное окно входил раскаленный воздух, мало способствовавший правильной работе легких. Была уже полночь, а я все еще не сомкнул глаз. Однако у меня было твердое решение отдохнуть три или четыре часа до отъезда, но, как я ни старался, заснуть не мог: сон не поддается воле.

Было около часа, когда мне почудился глухой гул вдоль берега реки. Первым предположением было, что в атмосфере, насыщенной электричеством, поднимается западный грозовой ветер. Но я ошибся. Листья соседних деревьев не шевелились. Я просунул голову в окно и стал прислушиваться.

Слышен был отдаленный шум, но ничего не было видно. Поверхность Фальгу представляла темную ленту, без малейших переливов, указывающих на волнение реки. Не заметив ничего тревожного, я снова улегся и под влиянием утомления стал засыпать. Через некоторые промежутки времени до меня долетали еще порывы необъяснимого гула, но вскоре я заснул.

Два часа спустя в момент, когда первая полоска белого света показалась на горизонте, меня внезапно разбудил громкий голос, звавший Банкса.

— Что нужно?

— Подите сюда.

По голосам я узнал инженера и механика, шедших по коридору. Немедленно встав, я вышел из каюты. Банкс и Сторр были уже на лицевой веранде. Полковник Мун-ро опередил меня, а капитан Год не замедлил присоединиться к остальным.

— Что такое? — спросил инженер.

— Взгляните, — отвечал Сторр. Занимавшийся рассвет позволял различать берега Фольгу и часть дороги, извивавшейся на расстоянии нескольких миль. Каково же было наше изумление, когда мы увидели несколько сотен индусов, устилавших берег и дорогу.

— Ведь это вчерашние богомольцы, — заметил Год.

— Что им нужно?

— Вероятно, они ждут восхода солнца, — ответил капитан, — чтобы выкупаться в священной реке.

— Нет, не то, — сказал Банкс. — Они могли бы совершать свои погружения в Гайе. Если они пожаловали сюда, значит…

— …наш «Железный великан» произвел обычный свой эффект! — воскликнул капитан. — Они узнали, что гигантский слон, какого они не видели сроду, находится по соседству, и пришли полюбоваться!

— Лишь бы они ограничились одним созерцанием! — возразил инженер, качая головой.

— Чего ты опасаешься, Банкс? — спросил полковник Мунро.

— Чего опасаюсь? Боюсь, как бы эти фанатики не заслонили дорогу нашему великану и не помешали нам двигаться!

— Во всяком случае, будь настороже! С подобными безумцами предосторожность никогда не лишняя.

— Истинная правда! — подтвердил Банкс. Позвав кочегара, он спросил:

— Калуф, затоплена ли печь?

— Да, сэр.

— Так подложи еще дров.

— Да, Калуф, — воскликнул капитан, — разожги печь, и пусть наш слон дохнет в лицо всем этим богомольцам дымом и паром!

Это происходило ровно в половине четвертого утра, через полчаса машина должна была быть готова в путь.

Подложили топлива, огонь запылал в топке, из хобота повалил черный столб дыма, теряющийся за ветвями раскидистых вершин высоких деревьев.

В то же мгновение несколько групп индусов приблизилось к нашему поезду. Толпа колыхнулась. Со всех сторон нас обступали богомольцы, вздымая руки кверху, кланяясь, падая на колени. Очевидно, это были признаки глубокого почтения.

Полковник Мунро, капитан Год и я оставались на веранде, все мы задавали себе вопрос: чем все это кончится? Мак-Нейль тоже пришел к нам и молча смотрел. Банкс же отправился вместе со Сторром в башенку, укрепленную на спине слона, откуда он мог удобно распоряжаться движениями машины.

В четыре часа паровик уже пыхтел. Звонкие вздохи его должны были казаться индусам сердитым ревом сверхъестественного слона. Манометр показывал давление пяти атмосфер, и Сторр выпускал из клапанов пары, казавшиеся крупными каплями пота на коже гигантского зверя.

— Готово, Мунро! крикнул Банкс.

— С Богом! — отозвался полковник. Но полегоньку, не задавить бы кого!