Матиас Шандор - Верн Жюль Габриэль - Страница 29

А между тем Пескад и Матифу уже несколько месяцев забавляли жителей здешних мест и знали, чем угодить славянскому населению.

Покинув Прованс, приятели перешли Прибрежные Альпы, миновали Миланскую провинцию, Ломбардию, Венецианскую область и во всех случаях жизни прекрасно дополняли друг друга, ибо один пускал в ход свою силу, а другой – изворотливость. Успех довёл их до Триеста – до самого сердца Иллирии. Затем они прошлись по Истрии и добрались до далматинского побережья – до Зары, Салоны и Рагузы – и все ещё считали, что выгоднее идти вперёд, чем возвращаться вспять. Позади лежали места, где их уже видели. А продвигаясь вперёд, они несли с собой новый репертуар, что сулило известный заработок. Однако теперь они все более убеждались, что их турне, и без того не слишком прибыльное, начинает принимать уже совсем плачевный оборот. Поэтому бедные неудачники мечтали лишь об одном: как бы вернуться на родину, вновь увидеть Прованс. Они давали себе зарок, что больше никогда не будут так далеко уходить от родных мест. Но к ногам их были привязаны тяжёлые колодки, колодки нищеты, и пройти несколько сот лье с такими колодками было делом нелёгким!

Однако, прежде чем думать о будущем, следовало позаботиться о настоящем, то есть об ужине, который был ещё отнюдь не обеспечен. В кассе не было ни гроша, – если позволительно назвать кассою уголок носового платка, куда Пескад обычно завязывал их совместный капитал. Тщетно паясничал он на подмостках! Тщетно бросал в пространство отчаянные призывы! И тщетно Матифу выставлял напоказ свои мускулы, на которых вены выступали, как ветви плюща на узловатом стволе! Ни единый зритель не проявлял желания проникнуть за холщовый занавес.

– Ну и тяжелы же далматинцы на подъём, – говорил Пескад.

– С места не сдвинешь, – соглашался Матифу.

– Право же, сегодня, видно, почину так и не будет! Придётся нам, Матифу, складывать пожитки.

– А куда мы отправимся? – осведомился великан.

– Много хочешь знать, – ответил Пескад.

– А ты всё-таки скажи.

– Как ты думаешь, не отправиться ли нам в страну, где есть надежда поесть хоть раз в сутки?

– Что же это за страна, Пескад?

– Она далеко, очень-очень далеко… страсть как далеко… и даже ещё дальше.

– На краю земли?

– У земли нет края, – многозначительно изрёк Пескад. – Будь у неё край, она не была бы круглой. А не будь она круглой, она не вертелась бы. А не вертись она – она стояла бы на месте, а стой она на месте…

– Что же тогда? – спросил Матифу.

– Ну, тогда она свалилась бы на солнце, да так быстро, что за это время и кролика не своровать.

– А тогда что?

– А тогда случилось бы то, что бывает, когда у неуклюжего жонглёра сталкиваются в воздухе два шара. Крак! Все трещит, всё валится, публика свистит, требует, чтобы ей вернули деньги, и их приходится возвращать, и уж в такой день ужина не бывает.

– Значит, – уточнил Матифу, – если бы земля свалилась на солнце, ужинать уж не пришлось бы.

И Матифу погрузился в бескрайние размышления. Он уселся на подмостках, скрестил руки на груди, обтянутой трико, покачивал головой, как китайский болванчик, ничего не видел, ничего не слышал и молчал. Он был захвачен течением причудливых мыслей. Всё смешалось в его огромной башке. И вдруг он почувствовал, что где-то внутри, в самых глубинах его существа, разверзлась некая бездна. Ему показалось, будто он куда-то поднимается – очень, очень высоко. Страсть как высоко. (Выражение, только что употреблённое Пескадом, произвело на Матифу сильное впечатление.) Потом ему почудилось, что кто-то выпустил его из рук и он падает… в свой собственный желудок, то есть в пустоту!

Истинный кошмар! Бедняга встал со скамейки и протянул руки как слепой. Ещё немного, и он свалился бы с подмостков на землю.

– Что с тобой, Матифу? – воскликнул Пескад, схватив товарища за руку и не без труда оттаскивая его назад.

– Со мной… со мной… Что?

– Да, что с тобой?

– Вот что… – проговорил Матифу, собираясь с мыслями; хоть их было и не много, задача всё же была не из лёгких. – Вот что… Надо мне с тобой поговорить, Пескад.

– Ну так говори, друг мой. Можешь не бояться, нас никто не подслушает, – вся публика разбрелась!

Матифу присел на скамейку и могучей рукой осторожно, словно боясь переломать своему маленькому товарищу кости, привлёк его к себе.

2. СПУСК ТРАБАКОЛО

– Значит, ни с места? – спросил Матифу.

– Что ни с места? – переспросил Пескад.

– Да дела.

– Они могли бы идти походче, слов нет, но могло бы быть и того хуже.

– Пескад!

– Что, Матифу?

– Ты не рассердишься, если я что-то скажу?

– Может быть, и рассержусь, если оно того стоит.

– Так вот… тебе бы лучше со мной расстаться.

– Как это "расстаться"? Оставить тебя в беде? – спросил Пескад.

– Да.

– Говори, говори, чудак. Что ты ещё придумал?

– Ну да… Я уверен, что если ты останешься один, ты живо выпутаешься из беды. Я тебя связываю, а без меня тебе ничего не стоит…

– Скажи-ка, Матифу, – серьёзно отвечал Пескад, – ты ведь толстый, правда?

– Толстый.

– И большой?

– Большой.

– Так вот, никак не пойму, как это в тебе, хоть ты и толстый и большой, могла уместиться такая непомерная глупость, какую ты сейчас отмочил.

– Да почему же, Пескад?

– Да потому, друг мой, что она больше и толще тебя самого. Не хватало ещё, чтобы я тебя бросил, дурья голова! Да если меня с тобой не будет, чем же ты, спрашивается, станешь жонглировать?

– Чем стану жонглировать?..

– Кто с опасностью для жизни станет прыгать через твою башку?

– Да я не говорю…

– Или перелетать с одной твоей руки на другую?

– Н-да, – промычал Матифу, не зная, что ответить на такие вопросы, поставленные ребром.

– Кто будет с тобой перед неистовствующей публикой… если паче чаяния, публика соберётся…

– Публика! – повторил Матифу.

– Итак, замолчи, – продолжал Пескад, – и давай-ка лучше смекнём, как бы нам заработать на ужин.

– Мне что-то не хочется есть.

– Тебе всегда хочется есть, Матифу, значит хочется и сейчас, – возразил Пескад и тут же обеими руками раздвинул огромные челюсти своего товарища, который прекрасно обходился без зубов мудрости. – Это видно по твоим клыкам, они у тебя, как у доброго бульдога. Да, что там ни говори, есть тебе хочется, и заработай мы хотя бы только полфлорина, хоть четверть флорина – ты поешь!

– Ну, а ты, малыш?

– С меня хватит и зёрнышка проса! Мне незачем набираться силы, а ты, сынок, – другое дело! Послушай, как я рассуждаю. Чем больше ты ешь, тем больше жиреешь! Чем больше ты жиреешь, тем становишься чудней на вид.

– Чуднее… это верно.

– А я – наоборот. Чем меньше ем, тем больше худею, а чем больше худею – тем тоже становлюсь чуднее на вид. Так ведь?

– Так, – простодушно согласился Матифу. – Значит, Пескад, в моих же интересах как можно больше есть?

– Совершенно верно, толстый пёс! А в моих интересах – есть поменьше.

– Значит, если еды окажется только на одного…

– Значит, она вся твоя.

– А если её будет на двоих?

– Опять-таки она твоя. Какого чёрта, Матифу, ведь ты же стоишь двоих!

– Четверых… шестерых… десятерых… – вскричал силач, с которым и вправду, не справились бы и десятеро.

Оставляя в стороне склонность к преувеличениям, свойственную всем атлетам как в древности, так и в наши дни, всё же нельзя не признать, что Матифу одолевал всех борцов, которым приходило в голову померяться с ним силою.

О нём рассказывали две истории, свидетельствующие об его поистине сказочной силе.

Как-то вечером в нимском цирке покосился один из столбов, поддерживавших деревянное перекрытие. Раздался треск, зрители пришли в ужас, решив, что крыша вот-вот обрушится и всех задавит, а не то они сами передавят друг друга в узком проходе. Но, к счастью, в цирке оказался Матифу. Он бросился к покосившемуся столбу и подпёр его своими богатырскими плечами; так он и простоял до тех пор, пока не опустел весь зал. Потом он ринулся вон из помещения, и крыша тотчас же рухнула.