Кораблекрушение «Джонатана» - Верн Жюль Габриэль - Страница 32

Тем временем капитан Фуэнтес решил сразу же, на месте, выполнить порученное ему задание.

— Господин губернатор, — сказал он, — моему правительству сообщили, что некий человек, известный под именем Кау-джера, обосновался на острове Осте. Так ли это?

Боваль подтвердил. Капитан продолжал:

— Значит, наши сведения правильны. Разрешите узнать, что собой представляет этот Кау-джер?

— Он революционер, — простодушно заявил Боваль.

— Революционер?! А что вы понимаете под этим словом, господин губернатор?

— Так же, как и все, я называю революционером человека, который восстает против законов и отказывается подчиняться властям.

— У вас были с ним какие-нибудь осложнения?

— Мне с ним нелегко приходится, — с важностью ответил Боваль, — Кау-джер — своевольная натура… Но я его обуздаю.

Капитан, видимо, заинтересовался полученными сведениями. Подумав, он спросил:

— А можно ли взглянуть на этого субъекта, который уже не раз привлекал внимание правительства Чили?

— Нет ничего проще, — ответил Боваль. — Да вот, кстати, он и сам идет к нам.

И Фердинанд Боваль указал на Кау-джера, переходившего по мосткам реку. Капитан пошел ему навстречу.

— Простите, сударь, можно вас на минуту? — сказал он, приподняв фуражку, украшенную золотым галуном.

Кау-джер остановился и ответил на чистейшем испанском языке:

— Слушаю вас.

Но капитан молчал. Впившись взглядом в Кау-джера, приоткрыв рот, он смотрел на него с удивлением, которое даже не пытался скрыть.

— Ну, что же вы хотели от меня? — нетерпеливо спросил тот.

— Прошу прощения, сударь, — наконец заговорил капитан. — Мне показалось, что я узнал вас… Вроде бы мы с вами раньше встречались…

— Это маловероятно, — возразил Кау-джер с едва заметной иронической усмешкой.

— И все-таки…

Капитан умолк и вдруг хлопнул себя по лбу.

— Знаю! — воскликнул он. — Конечно, вы правы. Мы никогда не встречались. Но вы так похожи на один всем известный портрет… Я просто не могу себе представить, что это не вы.

По мере того как чилиец говорил, его голос становился глуше, а тон почтительнее. Умолкнув, он снял фуражку и склонил голову.

— Вы ошибаетесь, сударь, — невозмутимо произнес Кау-джер.

— Но я мог бы поклясться…

— Когда вы видели эту фотографию? — прервал его Кау-джер.

— Лет десять назад.

Кау-джер решил погрешить против истины:

— Я покинул то, что вы называете «светом», более двадцати лет назад. Следовательно, это никак не мог быть мой портрет. Да, впрочем, разве вы сумели бы узнать меня? Ведь я был тогда молод… А теперь!..

— Сколько же вам лет? — опрометчиво выпалил капитан.

Подстрекаемый любопытством, предчувствуя, что здесь кроется какая-то странная тайна, которую ему так хотелось раскрыть, Хосе Фуэнтес даже не успел подумать о неловкости такого вопроса — слова сами слетели у него с губ.

— Ведь я не спрашиваю вас о вашем возрасте, — отпарировал Кау-джер ледяным тоном.

Тот прикусил язык.

— Полагаю, — продолжал Кау-джер, — что вы обратились ко мне не для того, чтобы побеседовать о какой-то фотографии? Прошу перейти к делу.

— Хорошо, — согласился капитан.

Резким жестом он снова надел форменную фуражку.

— Правительство Чили уполномочило меня, — сказал капитан, перейдя опять на официальный тон, — узнать ваши намерения.

— Мои намерения? — удивленно переспросил Кау-джер. — В отношении чего?

— В отношении вашего местожительства.

— Разве это может интересовать Чили?

— Даже очень.

— Неужели?

— Несомненно. Моему правительству известно, каким влиянием вы пользуетесь среди туземного населения архипелага, и оно серьезно обеспокоено этим обстоятельством.

— Весьма любезно с его стороны, — насмешливо протянул Кау-джер.

— До тех пор, пока архипелаг Магеллановой Земли оставался res nullius,[5] — продолжал капитан, — приходилось ограничиваться простым наблюдением. Но теперь положение в корне изменилось. После аннексии…

— Захвата, — процедил сквозь зубы Кау-джер.

— Простите, что вы сказали?

— Ничего. Продолжайте.

— …после аннексии перед чилийским правительством, стремящимся упрочить свою власть на архипелаге, встал вопрос о том, как отнестись к вашему пребыванию в его владениях. Отношение это будет всецело зависеть от вас. Поэтому мне поручено выяснить, каковы ваши намерения. Я предлагаю заключить союз.

— Или объявить войну?

— Так точно. Ваше влияние на местное население неоспоримо. Но будет ли оно направлено против Чили или же вы поможете нам в деле цивилизации диких племен? Станете ли вы нашим другом или противником? Это решать вам.

— Ни тем, ни другим, — ответил Кау-джер. — Я останусь нейтральным.

Капитан с сомнением покачал головой.

— Принимая во внимание ваше положение на архипелаге, — сказал он, — мне кажется, что сохранить нейтралитет будет очень трудно.

— Наоборот, очень легко, — возразил Кау-джер, — и по той простой причине, что я покинул архипелаг Магеллановой Земли навсегда.

— Как — покинули? Однако вы здесь.

— Здесь остров Осте, свободная земля. И я решил больше не возвращаться на ту часть архипелага, которую вы лишили свободы.

— Следовательно, вы окончательно обосновались на острове Осте?

Кау-джер утвердительно кивнул головой.

— Что ж, это значительно упрощает дело, — с удовлетворением сказал капитан Фуэнтес. — Значит, я могу заверить правительство, что вы не будете выступать против него?

— Передайте вашему правительству, что я не желаю его знать, — отчеканил Кау-джер и, поклонившись офицеру, пошел своим путем.

Некоторое время капитан следил за ним глазами. Несмотря на категорическое утверждение этого странного человека, чилиец вовсе не был убежден, что замеченное сходство было лишь игрой его воображения. И в этом сходстве таилось, по-видимому, нечто совершенно из ряда вон выходящее, раз оно так взволновало капитана.

— Странно… странно, — пробормотал он, в то время как Кау-джер, не оборачиваясь, медленно удалялся.

К сожалению, Хосе Фуэнтесу не пришлось проверить основательность своих подозрений. Словно боясь дать повод для расспросов о прежней его жизни, Кау-джер вечером того же дня отправился в один из обычных продолжительных походов по острову.

Через неделю корабль был разгружен. Помимо щедрых даров, присланных чилийским правительством для новой колонии, «Рибарто» доставил еще Множество различных галантерейных товаров по частному заказу одного из колонистов, а именно — Гарри Родса.

Совершенно несведущий в агрономии и неприспособленный к хлебопашеству, Гарри Родс решил стать коммерсантом-импортером. Поэтому после провозглашения независимости острова, когда появились некоторые надежды на успешное развитие колонии, он поручил командиру вестового судна выслать с первой же оказией товары для мелочной торговли. Тот выполнил поручение: «Рибарто» доставил по заказу и за счет Гарри Родса множество самых разнообразных предметов — одежду, обувь, спички, иголки, нитки, булавки, табак, карандаши, бумагу, чернила и т. д. В общем, вещи недорогие, но весьма необходимые.

Однако, видя, как развертываются события, Гарри Родс решил, что его затея лопнула, и уже подумывал о том, что не лучше ли оставить весь товар на «Рибарто», а самому сесть на корабль и покинуть страну, где не имелось никаких шансов на успех?

А куда можно отправиться с таким грузом, крайне ценным здесь, в полудиком краю, но не находящим спроса там, где этих предметов сколько угодно? Поразмыслив, Родс решил еще немного выждать. В конце концов, «Рибарто» — не последний корабль, посетивший остров. Если обстановка не изменится — ну что ж, возможность уехать отсюда еще не потеряна.

Разгрузившись, «Рибарто» снялся с якоря и двинулся в путь. А через несколько часов вернулся и Кау-джер, словно он только и ждал момента отплытия корабля.

Жизнь опять потекла по-прежнему. Одни занимались огородничеством или удили рыбу, а большая часть эмигрантов бездельничала. Но теперь подобная беспечность до некоторой степени оправдывалась тем, что продовольственные запасы на острове значительно пополнились. Поскольку в лагере сейчас насчитывалось меньше сотни человек (включая жителей Нового поселка, как с общего согласия стали называть поселение, выросшее вокруг дома Кау-джера), можно было преспокойно прожить еще по крайней мере года полтора.