Клодиус Бомбарнак (часть сб.) - Верн Жюль Габриэль - Страница 39

Господин Катерна становится в пару со мной и бойко напевает:

А госпожа Катерна отвечает на трио из «Белой дамы»[97] припевом из «Вийярских драгунов»:[98]

показывая театральным жестом, будто дергает за веревку.

Пассажиры торжественно направляются в вагон-ресторан. Шествие возглавляют четверо свидетелей, а за ними с обоих концов деревни — я хотел сказать, поезда — идут приглашенные. Среди них — китайцы, туркмены и несколько татар. Всем хочется побывать на свадьбе.

Священник сидит в вагоне-ресторане за маленьким столом, на котором красуется брачный договор, составленный Натаниэлем Морзом в соответствии с требованиями будущих супругов. Видимо, он привык к такого рода операциям, настолько же коммерческим: как и матримониальным.

А жениха и невесты все еще нет.

— Неужели они передумали? — говорю я комику.

— Если и передумали, — со смехом отвечает господин Катерна, — то пусть преподобный вторично обвенчает меня с моей женой. Недаром же мы надели свадебные наряды!.. Да и другим будет не обидно. Правда, Каролина?

— Конечно, Адольф, — не без жеманства отвечает ему субретка.

Однако повторное бракосочетание супругов Катерна не состоится. Вот он, Фульк Эфринель, одетый в это утро точно так же, как и вчера, и — любопытная подробность! — с карандашом за левым ухом: добросовестный маклер только что закончил какую-то калькуляцию для своего торгового дома в Нью-Йорке.

А вот и мисс Горация Блуэтт, тощая, сухопарая и плоская, какой только может быть английская маклерша. Поверх дорожного платья она накинула плащ, а взамен украшений на поясе у нее бренчит связка ключей.

Все присутствующие вежливо встают при появлении новобрачных, а те, поклонившись направо и налево, и, «переведя дух», как сказал бы господин Катерна, медленно подходят к священнику, который стоит, положив руку на библию, открытую, несомненно, на той самой странице, где Исаак, сын Авраама и Сарры, берет в жены Ревекку, дочь Рахили.

Если бы еще зазвучала приличествующая обряду органная музыка, то легко было бы вообразить, что находишься в церкви.

Но есть и музыка! Правда, это не орган, а всего лишь гармоника, которую не забыл захватить с собой господин Катерна. Как бывший моряк, он умеет обращаться с этим орудием пытки и демонстрирует свое искусство, стараясь воспроизвести слащавое анданте из «Нормы»[99] с типичными для гармоники заунывными интонациями.

Старомодная мелодия, которая так темпераментно звучит на этом инструменте, по-видимому, доставляет большое удовольствие уроженцам Центральной Азии. Но всему на свете приходит конец, даже анданте из «Нормы».

Преподобный Натаниэль Морз обращается к молодым супругам со свадебным спичем, который, надо думать, ему не раз уже приходилось произносить.

«Две души, слившиеся воедино… Плоть от плоти… Плодитесь и размножайтесь…»

Мне думается, он поступил бы лучше, если бы пробормотал скороговоркой, как простой нотариус: «В нашем, священника-нотариуса, присутствии Эфринель Блуэтт и K° составили настоящий…»

К сожалению, я не могу закончить мою мысль. Со стороны локомотива доносятся крики. Пронзительно скрипят тормоза. Поезд резко замедляет ход, вздрагивает от сильных толчков и останавливается, взметая тучи песка.

Какое грубое вмешательство в брачную церемонию! В вагоне-ресторане все опрокинулось — люди и мебель, новобрачные и свидетели. Никто не удержался на ногах. Невообразимая свалка сопровождается криками ужаса и протяжными стонами… Но, тороплюсь заметить, никто не получил серьезных повреждений, так как остановка не была мгновенной.

— Быстрее выходите… торопитесь! — кричит мне майор.

20

Ушибленные и перепуганные пассажиры в туже минуту выбежали из вагонов. Среди всеобщего смятения и растерянности слышались со всех сторон только жалобы и недоуменные вопросы на трех или четырех языках.

Фарускиар с Гангиром и четверо монголов первые выскакивают на полотно и выстраиваются на пути, вооруженные револьверами и кинжалами. Нет никакого сомнения: остановка поезда подстроена злоумышленниками с целью грабежа.

И действительно, рельсы сняты на протяжении около ста метров, и локомотив, очутившись на шпалах, уперся в песчаный бугор.

— Как! Дорога еще не достроена, а билеты выдаются от Тифлиса до Пекина?.. Но ведь я для того только и поехал трансазиатским поездом, чтобы сократить себе кругосветное путешествие на девять дней!

Узнаю сердитый голос барона, упрекающего Попова на немецком языке. Но на этот раз он должен обвинять не инженеров железнодорожной Компании, а кого-то другого.

Мы обступаем Попова с расспросами, а майор Нольтиц не сводит глаз с Фарускиара и монголов.

— Барон не прав, — отвечает нам Попов. — Дорога вполне закончена, а рельсы кто-то снял с преступными намерениями.

— Чтобы задержать поезд! — восклицаю я.

— И чтобы похитить сокровища, которые он везет в Пекин, — добавляет господин Катерна.

— Это несомненно, — говорит Попов. — И мы должны быть готовы отбить нападение.

— Кто эти разбойники? — спрашиваю я. — Не Ки Цзан ли со своей шайкой?

Имя грозного бандита приводит пассажиров в трепет.

— Почему непременно Ки Цзан… а не Фарускиар? — тихо говорит мне майор.

— Что вы, он один из директоров дороги!..

— Допустим. Но если справедливы слухи, что Компания вошла в сделку с некоторыми предводителями банд, чтобы обеспечить движение поездов…

— Никогда я этому не поверю, майор!

— Как вам угодно, господин Бомбарнак, но Фарускиар-то ведь знал, что в «траурном» вагоне…

— Полно, майор, сейчас не до шуток!

— Да, сейчас не до шуток. Мы должны защищаться и защищаться со всей решительностью.

Китайский офицер расставил своих солдат вокруг вагона с сокровищами. Солдат было двадцать, да нас, пассажиров, не считая женщин, десятка три. Попов роздал оружие — его всегда держат в поезде на случай нападения. Майор Нольтиц, Катерна, Пан Шао, Фульк Эфринель, машинист и кочегар, путешественники, как азиатского происхождения, так и европейцы — все решили сражаться ради общего спасения.

По правую сторону, приблизительно в ста шагах от полотна — дремучие заросли кустарника. Там, по всей вероятности, и скрываются разбойники, готовые с минуты на минуту броситься в атаку.

Вдруг раздаются воинственные крики. Ветки раздвигаются, пропуская засевшую в кустарнике банду — около шестидесяти гобийских монголов. Если разбойники осилят, поезд будет разграблен, миллионы похищены и — что непосредственно касается нас — пассажиры будут безжалостно перебиты.

А как ведет себя господин Фарускиар, так несправедливо заподозренный майором Нольтицем? Он словно преобразился: стал еще выше, стройнее, красивое лицо побледнело, в глазах сверкают молнии.

Пусть я ошибся насчет мандарина Пен Лу, но, по крайней мере, не принял директора железнодорожной Компании за пресловутого юньнаньского бандита!

Как только показались разбойники, Попов велел госпоже Катерна, мисс Горации Блуэтт и всем другим, женщинам вернуться в вагоны.

Я вооружен только шестизарядным револьвером, но постараюсь не выпустить зря ни одной пули. Я мечтал о приключениях, происшествиях, сенсациях… Так вот они! Теперь будет о чем порассказать читателям. Хроникер не останется без хроники, если только выйдет целым и невредимым из переделки, к чести репортажа и к вящей славе «XX века»!

А не удастся ли с самого начала пустить пулю в лоб атаману шапки, чтобы заставить нападающих отступить? Дело сразу бы обернулось в нашу пользу.