Гектор Сервадак - Верн Жюль Габриэль - Страница 26

Казалось, путешественникам не суждено встретить ни клочка той европейской страны, которая называлась Францией.

Гектор Сервадак готовил себя к самому горькому разочарованию; однако, столкнувшись лицом к лицу со страшной действительностью, он был сражен. Он искал и не находил ни следа знакомых ему ландшафтов. Порой, когда береговая полоса заворачивала к северу, в Сервадаке вспыхивала надежда, что за этим поворотом вдруг откроется часть уцелевшей французской земли; но как далеко ни тянулась береговая извилина, ничто не напоминало о чудесных берегах Прованса. Всюду простирался либо новый материк, либо катились волны неузнаваемого Средиземного моря, и капитан Сервадак невольно спрашивал себя: неужели же от его родины остался только крохотный клочок алжирской территории — остров Гурби, куда ему суждено вернуться?

— И все-таки, — говорил он графу Тимашеву, — материк Галлии не кончается этими неприступными скалами. По ту сторону лежит ее северный полюс. Что там, за высокой стеной? Надо узнать это во что бы то ни стало. И если, вопреки очевидности, мы все еще на нашей планете, если действительно нас носит по межпланетному миру уцелевшая часть земного шара, которая движется в ином, новом направлении, словом, если где-то еще существует Европа, Франция и Россия, — нужно, в этом убедиться. Неужели нам не встретится отлогий берег, где бы мы могли высадиться? Неужели нельзя вскарабкаться на эти неприступные утесы и хоть раз осмотреться кругом, узнать, что там скрывается? Умоляю вас, граф, ради бога, высадимся!

Но в сплошной стене, вдоль которой шла шкуна, не встречалось ни маленькой бухты, ни отмели, где мог бы высадиться экипаж. Берега у основания были совершенно гладкими и отвесными, высотою в двести — триста футов; вершину массива венчало причудливое нагромождение исполинских кристаллов. Новые берега Средиземного моря состояли из совершенно одинаковых скал; их единообразие объяснялось тем, что все эти каменные громады представляли собой сплав одной породы.

Шкуна на всех парах неслась на восток. По-прежнему стояла ясная погода. Наступило похолодание, воздух стал менее влажен. Лишь кое-где небесную лазурь бороздили почти прозрачные облака. Днем солнечный диск, заметно уменьшившийся, отбрасывал слабый свет, придававший предметам неверные очертания. Ночью изумительно ярко горели звезды, зато некоторые дальние планеты как будто потускнели — Венера, Марс и то неведомое светило, что появлялось перед восходом и закатом солнца. Но огромный Юпитер и великолепный Сатурн сверкали все ярче, ибо Галлия приближалась к ним, и вскоре Прокофьев указал своим спутникам на Уран, который прежде не удавалось видеть невооруженным глазом. Итак, Галлия неслась в межпланетном пространстве, удаляясь от центра своего притяжения.

Двадцать четвертого февраля, пройдя вдоль ломаной линии, воспроизводившей прежнюю морскую границу департамента Вар, попытавшись затем найти Иерские острова, полуостров Сен-Тропез, Леренские острова, Каннский залив и залив Жуана, шкуна достигла широты мыса Антиб.

Здесь, ко всеобщему удивлению и радости, массив сверху донизу рассекала узкая трещина. У подножия скалы виднелась небольшая отмель, где легко могла причалить лодка.

— Наконец-то мы высадимся! — воскликнул Сервадак вне себя от нетерпения.

Графа не пришлось упрашивать обследовать новый материк. Он, как и лейтенант Прокофьев, разделял нетерпение Сервадака. Они надеялись, что, поднявшись по откосу ущелья, издали казавшегося руслом высохшего ручья, доберутся до гребня скал, откуда удастся хотя бы осмотреть эту необычайную местность, если Франции больше не существует.

В семь часов утра граф, капитан и лейтенант высадились на отмель.

Здесь впервые они натолкнулись на остатки горной породы, из которой состояли прежние берега. Это были груды желтоватого известняка, когда-то покрывавшего берега Прованса. Однако эта частица земного шара — узкая отмель — занимала площадь всего только в несколько квадратных метров. Путешественники, не задерживаясь, поспешили к расселине.

Ущелье оказалось совершенно сухим; по его склонам, конечно, никогда не сбегали бурные воды ручья. Дно, как и склоны ущелья, состояли из той же кристаллообразной породы, уже встречавшейся на пути «Добрыни», но, по-видимому, она еще не подверглась выветриванию. Вероятно, геолог нашел бы эту горную породу в таблице минералов, но ни граф Тимашев, ни капитан, ни лейтенант Прокофьев не в состоянии были определить ее.

Тем не менее уже сейчас было очевидно, что со временем, когда резко изменятся климатические условия, ущелье послужит руслом многоводных потоков.

Дело в том, что кое-где на склонах уже поблескивал снег; и чем выше, тем шире и плотнее становился этот снежный покров. Весьма вероятно, вершину горы, а может быть, и всю местность по ту сторону скалистой гряды покрывала белая кора ледников.

— Вот и первые признаки пресной воды на поверхности Галлии, — заметил граф Тимашев.

— Да, — отозвался лейтенант Прокофьев, — разумеется, чем выше, тем холоднее; поэтому на вершинах образуется уже не снег, а лед. Не будем забывать, что если Галлия имеет форму астероида, значит где-то, совсем близко от нас, лежат ее полярные области, куда попадают только косые солнечные лучи. Там, конечно, не бывает полной полярной ночи, как на земных полюсах; ведь солнце все время стоит над экватором Галлии, потому что ось ее наклонена под небольшим углом. И все же здесь наступят сильнейшие холода, особенно когда Галлия отдалится на большое расстояние от Солнца.

— Лейтенант, — спросил Сервадак, — есть ли опасность, что на Галлии наступят такие холода, которые грозят гибелью всему живому?

— Нет, капитан, — ответил Прокофьев. — Как бы далеко мы ни оказались от Солнца, температура здесь не может быть ниже температуры космического пространства, иначе говоря — температуры безвоздушного пространства.

— А именно?

— По данным французского физика Фурье — около шестидесяти градусов ниже нуля по Цельсию.

— Шестьдесят градусов ниже нуля! — повторил граф Тимашев. — Пожалуй, такой мороз покажется нестерпимым и нам, русским!

— Такие холода выдерживали английские мореплаватели в полярных океанах, — возразил лейтенант Прокофьев. — Если не ошибаюсь, по свидетельству Парри, на острове Мелвилл температура падала до пятидесяти шести градусов ниже нуля.

Тут наши путешественники сделали передышку, потому что, как это бывает при восхождении на гору, дышать в разреженном воздухе становилось все труднее. Кроме того, хотя они поднялись не очень высоко — всего на шестьсот — семьсот футов, — температура резко упала. К счастью, уступы и впадины на гранях неизвестного минерала облегчили восхождение, и через полтора часа после того, как они высадились на узкой отмели, путешественники поднялись на гребень скалистой гряды.

Вершина ее господствовала не только над морем, но и над всей новой местностью на севере, круто спускавшейся под уклон.

У капитана Сервадака вырвался крик.

Франция исчезла! Так далеко, как только хватал глаз, тянулись бесчисленные скалы. Ряды обледеневших или засыпанных снегом морен сливались в диком однообразии. То было беспорядочное скопление горных пород, кристаллы которых имели форму правильных, шестигранных призм. Казалось, вся Галлия состоит из одного неведомого минерала. Гребень массива, обрамлявшего Средиземное море, был не так однообразен, как здесь, потому, вероятно, что некая стихийная сила, которая создала море на поверхности Галлии, изменила во время катаклизма и строение морских берегов.

Так или иначе, в южной части Галлии не сохранилось ни пяди европейской земли. Повсюду новая горная порода заменила прежний ландшафт. Сметены холмистые селения Прованса, апельсиновые и лимонные сады, не отливают больше серебром оливковые рощи; исчезли широкие аллеи, обсаженные кустами перечника, крапивными деревьями, мимозами, пальмами, эвкалиптами; не видно гигантских кустов герани, перевитых сеткой ползучих растений вперемешку с высокими стеблями алоэ; нет больше ни багряно-бурых скал приморья, ни далеких гор в убранстве темной хвои.