Гектор Сервадак - Верн Жюль Габриэль - Страница 17

Круто повернув, «Добрыня» взял курс на юг и продолжал разведку.

В числе прочих странных явлений, замеченных во время плавания, бросалось в глаза полное отсутствие судов на море. Шкуне не встретился ни один корабль, у которого экипаж мог бы справиться о том, что происходит в Европе. Казалось, «Добрыня» один на всем этом покинутом человечеством водном пространстве, и каждый на борту невольно задавался вопросом, не стала ли шкуна единственной обитаемой точкой земного шара, вторым Ноевым ковчегом, заключавшим в себе все, что осталось после катастрофы, — горсточку последних людей на земле.

Девятого февраля «Добрыня» прошел над тем местом, где некогда находился город Дидоны — древняя Бирса, ныне стертая с лица земли; сейчас, пожалуй, она пострадала больше, чем Карфаген от Сципиона Младшего во время пунической войны и позднее, при римском владычестве, от Гассана Гассанида!

Вечером, на закате солнца, которое по-прежнему заходило на востоке, капитан Сервадак стоял в глубокой задумчивости, опершись о перила мостика. Взгляд его рассеянно блуждал то по небу, где сквозь облака уже поблескивали звезды, то по морю, на котором вместе с ветром мало-помалу начинало утихать волнение.

Гектор Сервадак стоял, повернувшись лицом к югу; вдруг до его сознания дошло, что впереди мелькает какой-то свет. Сначала он решил, что ему померещилось, что это обман зрения, затем стал всматриваться более пристально.

И тогда действительно взгляд его различил вдали огонь; капитан Сервадак подозвал матроса, и тот тоже отчетливо увидел свет.

Об этом тут же уведомили графа Тимашева и лейтенанта Прокофьева.

— Уж не земля ли это? — спросил капитан Сервадак.

— Может быть, огни корабля? — предположил граф.

— Об этом мы узнаем не позже чем через час! — воскликнул капитан Сервадак.

— Капитан, мы узнаем об этом не раньше чем завтра, — возразил лейтенант Прокофьев.

— Как, ты не хочешь повернуть на огонь? — не без удивления спросил граф.

— Нет. Я собираюсь лечь в дрейф под малыми парусами и дождаться утра. Если там земля, я не вправе вести шкуну к неизвестным берегам и подвергать ее опасности.

Граф кивнул в знак согласия, и на «Добрыне» установили паруса таким образом, чтобы судно легло в дрейф. Глубокая ночь спустилась над морем.

Шестичасовая ночь коротка; но эта как будто тянулась целую вечность. Капитан Сервадак не уходил с палубы; его ежеминутно охватывал страх, что огонек может угаснуть.

Однако он сиял во тьме ровным светом, как светит неяркий огонь на дальнем расстоянии.

— И все на том же месте, — заметил лейтенант Прокофьев. — По всей вероятности, перед нами не плавающий корабль, а суша.

Едва взошло солнце, все трое навели подзорные трубы туда, откуда ночью исходил свет. С первыми утренними лучами он померк, и в шести милях от шкуны показался утес причудливой формы, похожий на островок, затерянный среди водной пустыни.

— Это только скала, — сказал граф, — или, скорее, вершина затопленной горы.

Но чем бы ни объяснялось происхождение скалы, с ней необходимо было ознакомиться, чтобы впредь суда обходили этот опасный риф. «Добрыня» направился к островку и через три четверти часа оказался в двух кабельтовых от него.

Островок с виду напоминал холм, совершенно голый, безводный и крутой; высота его над уровнем моря не достигала сорока футов. Подступ к нему не заграждали мелкие скалы, и это наводило на мысль, что он погружался в воду постепенно под воздействием необъяснимых причин, покуда не обрел новую точку опоры и окончательно не утвердился в этом положении над уровнем моря.

— Там что-то вроде дома! — закричал Сервадак, пристально разглядывая в подзорную трубу каждый бугорок на острове. — А может быть, есть и живые люди…

Вместо ответа лейтенант Прокофьев весьма выразительно покачал головой. Островок словно вымер; даже когда шкуна дала пушечный выстрел, никто не вышел на берег.

И все же на вершине скалы стояло какое-то каменное здание, с виду несколько похожее на арабскую мечеть.

С «Добрыни» тотчас же спустили шлюпку. В нее сели капитан Сервадак, граф Тимашев и лейтенант Прокофьев. Четверо матросов налегли на весла, и шлюпка быстро полетела по волнам.

Через несколько минут путешественники вступили на берег и, не теряя времени, поднялись по крутому склону вверх к мечети.

Пройдя несколько шагов, они остановились перед каменной оградой, украшенной древней, пострадавшей от времени скульптурой — вазами, колоннами, статуями, стелами, в сочетании которых не было ни гармонии, ни понимания законов искусства.

Граф Тимашев и оба его спутника, обогнув ограду, вошли в открытую настежь узкую дверцу. Дальше они увидели другую, также распахнутую дверь и проникли в мечеть. Стены внутри пестрели лепными украшениями в арабском вкусе, ничем не примечательными.

Посреди единственного зала мечети возвышалась простая и строгая гробница. Над ней висела огромная серебряная лампада, еще полная масла, в котором плавал длинный зажженный фитиль.

Свет этой лампады и привлек прошлой ночью внимание Сервадака.

Усыпальница была пуста. Страж ее, если только он когда-либо существовал, наверное, бежал во время катастрофы. Позднее здесь нашли себе приют дикие птицы — бакланы, да и те, спугнутые пришельцами, улетели прочь по направлению к югу.

На краю гробницы лежал старый молитвенник на французском языке. Книга была раскрыта на страницах с поминанием, приуроченным к дате 25 августа.

Капитана Сервадака озарила догадка: местоположение острова в Средиземном море, усыпальница, затерянная в морском пространстве, страница, на которой прервал чтение кто-то, читавший молитвенник, — все это сразу объяснило ему, куда он попал вместе со своими спутниками.

— Господа, мы у гроба Людовика Святого, — сказал он.

Он не ошибся: здесь кончил свои дни король Франции. Здесь свыше шести столетий французы окружали гроб Людовика благоговейным преклонением.

Капитан Сервадак склонился перед священной могилой, а вслед за ним почтительно склонились и его спутники.

Кто знает, не была ли сейчас лампада, горевшая над гробом святого, единственным маяком, струившим свет над волнами Средиземного моря? И не суждено ли и ей скоро угаснуть?

Трое путешественников, выйдя из усыпальницы, покинули пустынный утес. Шлюпка доставила их на борт, и «Добрыня», взяв курс на юг, вскоре потерял из виду гробницу Людовика IX — единственный клочок тунисской земли, который пощадила загадочная катастрофа.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

в которой лейтенант Прокофьев, выполнив свой долг моряка, полагается на волю божью

Спугнутые бакланы вылетели из мечети на юг. Это наводило на мысль, что, вероятно, невдалеке отсюда, где-то на юге есть земля. В участниках экспедиции пробудилась надежда.

Через несколько часов после того, как шкуна отчалила от островка, она уже плыла по новому водному пространству, где на сравнительно небольшой глубине покоился целиком затопленный полуостров Дакуль, прежде отделявший тунисский залив от залива Хаммамет.

Спустя два дня после поисков берегов тунисского Сахеля шкуна достигла тридцать четвертой параллели, которая в этом месте должна была пересекать залив Габес. Но залив, еще шесть недель тому назад питавший канал «Сахарского моря», исчез бесследно, и на западе простиралась необозримая водная гладь.

И все-таки в тот же день, 11 февраля, палубу шкуны, наконец, огласил крик: «Земля!» — и вдали показался берег, хотя, судя по географической карте, он должен был находиться значительно дальше.

И в самом деле, замеченная полоса земли не походила на триполитанское побережье, повсюду низкое, песчаное и трудно различимое с большого расстояния. Кроме того, триполитанскому побережью надлежало находиться на два градуса южнее.

Извилистые берега новой земли широко растянулись с запада на восток, по всему южному горизонту. Слева она разделила пополам залив Габес, заслонив остров Джерба, на краю залива.