Агентство «Томпсон и Kо» - Верн Жюль Габриэль - Страница 97

Эти комбинации были одобрены всеми, собрание разошлось, и капитан немедленно принялся за дело.

Надо было, значит, потерпеть четыре дня. В обыкновенное время это пустяк. Но четыре дня кажутся слишком долгими, когда следуют за восемью днями страха или скуки.

Эти четыре дня провели, как и прежние, одни – запершись в своих комнатах, другие – легко угадать кто – в непрестанном кутеже, третьи – в прогулках, которые старались разнообразить.

Не стесняемые, как прежде, Джеком Линдсеем, Алиса и ее товарищи исходили окрестности Ла-Прайи. Алиса, казалось, вернулась к счастливой уравновешенности первого периода путешествия. Под ее мягким влиянием эти прогулки были особенно приятны. Нечего было и думать о серьезных экскурсиях внутрь острова, пересекаемого лишь редкими и очень, плохими дорогами. Окрестности же Ла-Прайи были доступны, и четверо туристов исходили их во всех направлениях. Один день был посвящен городу Рибейра-Гранде, прежней столице архипелага, разрушенной французами в тысяча семьсот двенадцатом году. Рибейра-Гранде, между прочим, более нездоровая, чем Ла-Прайа, с той поры никогда не поднималась из своих развалин, и население ее не переставало сокращаться.

В другие дни гуляли по многочисленным долинам, окружающим ее. Тут, в полях, слабо обрабатываемых, живет исключительно негритянское население, католическое и языческое, среди флоры родного края. Это пальмы, бананы, кокосы, папайи, тамаринды, под сенью которых поднимается множество африканских хижин, не группирующихся нигде и составляющих жалкую деревушку.

В последние четыре дня счастье, раньше защищавшее путешественников от эпидемии, казалось, оставило их. 2 июля двое из них, мистер Блокхед и сэр Джордж Хамильтон, проснулись с тяжестью в голове, с болезненным головокружением и скверным вкусом во рту. Позванный тотчас же врач констатировал серьезный случай господствующей лихорадки. Это послужило для других новой причиной страха. Каждый спрашивал себя: «Когда же мой черед?»

На следующий день назначен был отъезд. С утра туристы, к великому своему удивлению, с трудом узнавали местность, среди которой проснулись. Небо было охряного цвета, неясные очертания предметов едва угадывались через какой-то странный туман, дрожавший в сильно нагретом воздухе.

– Это песок, принесенный восточным ветром, – отвечали спрошенные по этому поводу туземцы.

Действительно, ночью ветер переменился, перейдя с северо-запада на восток.

Должна ли была эта перемена изменить планы капитана Пипа? Нет, ибо в тот же вечер он объявил об окончании последних приготовлений и сообщил, что все готово для отплытия. Пассажиры со своей стороны были готовы. С тех пор как отъезд был решен, каждый день они выносили из своих гостиниц часть багажа, а матросы ночью перевозили его на «Санта-Марию». В комнатах остались только пустые сундуки, их совсем бросили, так как нечего было даже думать о том, чтобы унести их.

– Впрочем, – заявил Бекер, – Томпсон должен будет заплатить нам также за сундуки.

Допуская, что Томпсон в самом деле подвергнется многочисленным карам, которыми грозил ему Бекер, надо было считать вероятным, что приговоры произнесены будут заочно. Куда он девался? Никто не мог бы этого сказать. Его не видели с тех пор, как он улизнул от тяжелого обязательства отправить на родину всех своих клиентов.

Впрочем, никто не занимался им. Раз ему так приятно торчать в Сантьяго, его и оставят здесь – вот и все!

Посадка на судно как тайная, конечно, должна была производиться ночью. В одиннадцать часов, в момент, назначенный капитаном, все, без исключения, собрались на Черном пляже, в месте, где уклон скал смягчал прибой. Перевозка пассажиров началась тотчас же.

Хамильтон и Блокхед первыми были доставлены на «Санта-Марию», после того как их чуть не оставили в Сантьяго. Многие из товарищей их открыто возмущались решением увезти обоих больных – ведь они могли распространить заразу среди здоровых! Чтобы заставить отказаться от мысли бросить их, Рожер и обе американки прилагали все старания, пока капитан Пип не бросил на весы всю тяжесть своего авторитета, заявив, что не возьмется вести судно, если хоть один из потерпевших крушение будет оставлен.

Хамильтон и Блокхед покинули острова Зеленого Мыса, даже не сознавая этого. Накануне их состояние значительно ухудшилось. Они впали в непрекращавшийся бред, и казалось очень сомнительным, что можно будет доставить их в Англию живыми.

Понадобилось несколько рейсов, чтобы посадить на судно всех с помощью всего двух лодок с «Санта-Марии». У трапа нашли Бекера, который, принимая всерьез свои функции администратора, указывал каждому предназначенное для него место.

Конечно, имелось основание пожалеть о «Симью». Нельзя было представить себе что-нибудь более первобытное, чем эти наскоро устроенные помещения. Если дамы, устроенные под ютом и в кают-компании, не могли особенно жаловаться на свои маленькие, но приличные спальни, то мужчины должны были довольствоваться обширным общим помещением, захватывавшим трюм благодаря перегородке из досок и полу, выложенному на сухих балках междупалубного помещения.

Перевозка прошла без инцидентов. Никто на острове, казалось, не заметил бегства туристов. Без всяких препятствий лодки в последний раз отчалили и достигли «Санта-Марии». Вдруг Бекер, стоя на своем посту у трапа, пришел в крайнее изумление. Затерявшись среди других пассажиров, стараясь стушеваться, Томпсон, беглый Томпсон, вскочил на палубу.

Томпсон был, надо признаться, немного сконфужен, несмотря на свой необыкновенный апломб. В борьбе между страхом и жадностью последняя наконец пала и побежденный Томпсон покорился. Терпеливо выжидал он отъезда и под прикрытием ночи присоединился к последней партии.

– Мистер Томпсон! – воскликнул Бекер с жестокой радостью. – Мы уже не надеялись иметь удовольствие опять увидеть вас! Уж не будем ли мы иметь удовольствие возвращаться вместе с вами в Англию?

– Действительно, – отвечал Томпсон, который в случае надобности проглотил бы еще и другие колкости. – Но я намерен заплатить за свой проезд, – поспешно прибавил он, надеясь таким образом обезоружить своего неумолимого соперника.