Агентство «Томпсон и Kо» - Верн Жюль Габриэль - Страница 78

Через несколько минут этот подъем не без основания признан был изнурительным. Четверть часа спустя погас последний смех. Потом, по истечении получаса ходьбы по ущелью, послышались жалобы. Наступит ли когда-нибудь конец этой адской тропинке?

Но проезжали излучинами, ложбины за ложбинами, а к цели, казалось, нисколько не приближались. Были уже падения, хотя и не представлявшие опасности, но охладившие рвение туристов. Некоторые из них подумывали уже о том, как бы вернуться. Однако они еще колебались, никто не хотел быть первым беглецом.

Священник Кулей оказался им. Он вдруг смело повернул своего мула и, не оглядываясь назад, спокойно направился по дороге в Оротаву.

Пример имел пагубное влияние! Старые миссис и джентльмены почувствовали при виде этого, что остаток их усердия исчезает. С каждой минутой увеличивалось число малодушных, и когда после двухчасового утомительного подъема внезапно предстал перед взорами Тенерифский пик, доселе скрытый изгибами почвы, оказалось, что растаяла добрая треть каравана. Пройдя наконец Портильо, караван туристов прибыл на маленькое плато Эстансиа де-ла-Сера.

Под белым облачением из пемзы, изборожденной черными полосами лавы, с затерянной в вихре облаков вершиной, пик правильным конусом, однако, вздымался посреди равнины, протяженности которой глаз не в состоянии был определить. Обернувшись к нему, точно обоготворяя своего властителя, горы отмечали границу обширной равнины. Только к западу горная преграда ломалась, понижалась, кончалась хаотической, скорчившейся почвой, за которой сверкало на солнце далекое море.

Это единственное в своем роде и поразительное зрелище решило успех экскурсии! Раздались крики «ура».

Томпсон скромно раскланивался. Он мог вообразить себе, что опять настали славные дни Файаля, когда партия, хорошо вымуштрованная, повиновалась малейшему его знаку. И уж в самом деле, не отвоевывал ли он ее снова?

Он заговорил.

– Господа, – сказал он, – и рука его как будто фамильярно предлагала колоссальный конус как деликатный дар, – вы лишний раз можете видеть, что агентство, смею заметить, ни перед чем не отступает, чтобы доставить удовольствие своим клиентам. Если позволите, мы соединим полезное с приятным и господин профессор Морган в нескольких словах ознакомит вас с панорамой, которую мы имеем счастье созерцать.

Робер, очень удивленный этим предложением, сделавшимся столь редким, тотчас же принял холодный вид, подобающий случаю.

– Милостивые сударыни и судари, – начал он, пока около него собирался обычный кружок, – перед вами равнина Лас-Канадас, некогда глубокий кратер, ныне же заполненный обломками, извергнутыми вулканом. Понемногу в центре этого кратера, обратившегося в равнину, накопился шлак, который образовал пик Тейд и довел его до тысячи семисот метров высоты. Эта вулканическая деятельность, когда-то весьма активная, теперь дремлет, но не погасла. Сейчас вы увидите в основании конуса дымовые трещины, служащие клапанами плутоническим силам и выразительно прозванные туземцами narizes, то есть ноздрями вулкана.

Тенерифский пик достигает в общем высоты трех тысяч восьмисот метров. Это самый высокий вулкан на Земном шаре.

Его внушительные размеры не могли не поразить воображения человека. Первые европейские путешественники видели в нем самую высокую гору в мире и приписывали ему более пятнадцати миль высоты. Что касается гуанчей, первобытных обитателей этих островов, то они превратили его в божество. Они поклонялись ему, клялись им, обрекали в жертву Гуайте, гению зла, сидящему в глубине кратера, всякого, кто не держал данного слова.

– Мистеру Томпсону не следует поэтому подниматься туда, – прервал скрипучий голос, в котором каждый узнал обворожительный голос Сондерса.

Замечание это охладило всех. Робер умолк, а Томпсон не счел нужным пригласить его продолжить речь. По знаку администратора Игнасио Дорта распорядился об отъезде, и туристы направились вслед за ним в Лас-Канадас.

Переход начали с легким сердцем. Размеры плоского круга казались ограниченными, и никто не сомневался в том, что будет у основания конуса не больше чем через полчаса. Но полчаса прошло, а все еще не было видно, чтобы сколько-нибудь приблизились к цели.

Дорога была здесь, пожалуй, еще хуже, чем в ущелье Портильо. Все бугры и расщелины были лишены какой-либо иной растительности, кроме редких и жалких кустов.

– Извините, господин профессор, – спросил Робера один из туристов, – сколько времени нужно, чтобы пройти это противное плато?

– Около трех часов, сударь, – отвечал Робер. Ответ этот, казалось, заставил задуматься туриста и его ближайших соседей.

– А после минования плато, – продолжал неспокойный турист, – какое расстояние будет отделять нас от вершины?

– Тысяча пятьсот метров по отвесной линии, – лаконично сказал Робер.

Расспрашивающий ударился в более глубокие рассуждения и пробормотал несколько ругательств по адресу препятствий, встречавшихся на пути.

Надо признаться, что экскурсия не представляла собой ничего приятного. Холод на этой высоте становился довольно резким, между тем как лучи солнца еще горели, недостаточно просеваемые разреженным воздухом.

С другой стороны, продвигаясь таким образом к югу, не замедлили наткнуться на более серьезные неудобства. От пемзовой почвы более яркой белизны, чем снег, лучи солнца отражались как от зеркала, к великому ущербу для самых здоровых глаз. Рожер, по совету Робера сделавший запас синих очков, находился вместе со своими друзьями вне всякой опасности. Но немногие из путников приняли эту предосторожность, и вскоре у некоторых началось воспаление глаз, принудившее их вернуться назад. Мало-помалу большинство всадников, из опасения ли офтальмии или вследствие усталости, благоразумно направились обратно по дороге в Оротаву.

Нога в ногу с Игнасио Дорта маршировал во главе каравана Робер. Весь отдавшись своим мыслям, он не вымолвил ни слова за три часа перехода через плато. Только добравшись до вершины Белой горы, последнего уступа пика, лежащего на высоте двух тысяч четырехсот метров высоты, он бросил взгляд назад, Не без удивления увидел он тогда, до какой степени уменьшился караван.