Буколики. Георгики. Энеида - Вергилий Марон Публий - Страница 61

Тут же бродил Палинур, что держал лишь недавно кормило,

Бег направляя судов, из ливийского города плывших;

В море упал он с кормы, наблюдая ночные светила.

340 Чуть лишь во мраке густом узнав печального друга,

Первым к нему обратился Эней: "О, кто из всевышних

Отнял тебя у нас, Палинур, и бросил в пучину?

Все расскажи! Ибо только в одном Аполлон, обманул нас,

Хоть и доселе во лжи уличен он не был ни разу:

345 Он предрекал мне, что ты невредимо в край Авзонийский

Через моря проплывешь. Таковы богов обещанья!"

Но Палинур отвечал: "Правдив был Феба треножник:

Я от руки божества не погиб в пучине глубокой.

В воду внезапно упав, я с силой вырвал кормило, —

350 Ибо при нем неотлучно стоял, корабль направляя, —

И за собою увлек. Клянусь тебе морем суровым,

Я не так за себя, как за твой корабль испугался:

Что, если он, потеряв и кормило, и кормчего сразу,

Справиться с натиском волн, все сильней вскипавших, не сможет?

355 Нот свирепый меня три долгих ночи ненастных

Гнал по безбрежным морям. На рассвете четвертого утра

С гребня волны увидал я вдали Италии берег.

Медленно плыл я к земле, и прибой уже не грозил мне,

Но на меня напало с мечом, на добычу надеясь,

360 Дикое племя, когда, отягченный мокрой одеждой,

Стал на скалу карабкаться я, за вершину цепляясь.

Ныне катают меня у берега ветер и волны.

Сладостным светом дневным и небом тебя заклинаю,

Памятью старца-отца и надеждой отрока Юла, —

365 Мне избавление дай: отыщи Велийскую гавань,[664]

Тело мое схорони – ибо все ты можешь, великий, —

Или же, если тебе всеблагая мать указала

Путь (ибо думаю я, что не против воли всевышних

Ты собираешься плыть по широким Стигийским болотам),

370 Руку несчастному дай и меня переправь через волны,

Чтобы мирный приют я обрел хотя бы по смерти".

Так он сказал, и ему отвечала вещая жрица:

"Как ты посмел, Палинур, нечестивой жаждой гонимый,

Непогребенным прийти к стигийским водам суровым,

375 Как воротиться дерзнул к реке Эвменид самовольно!

И не надейся мольбой изменить решенья всевышних!

Но запомни слова, что тебе я скажу в утешенье:

Явлены будут с небес городам и народам окрестным

Знаменья, чтобы они искупили вину и воздвигли

380 Холм над тобой и жертвы тебе на холме приносили;

Место же это навек Палинура имя получит".

Девы слова изгнали печаль из скорбного сердца,

Рад Палинур, что будет земля его именем зваться.

Путь продолжали они и к реке подходили все ближе.

385 Издали, с лодки своей перевозчик старый увидел,

Как они шли меж безмолвных дерев, поспешая на берег.

Первым окликнул он их, прокричав пришельцам сердито:

"Ты, человек, что к нашей реке с оружьем спустился!

Стой и скажи, зачем ты пришел! И дальше ни шагу!

390 Место здесь только теням и ночи, сон приносящей.

В этом стигийском челне возить живых я не вправе;

Был я не рад, когда взял на эту лодку Алкида

Или на берег на тот перевез Пирифоя с Тесеем,

Хоть от богов рождены и могучи были герои.[665]

395 Этот схватил и связал преисподней трехглавого стража

Прямо у царских дверей[666] и дрожащего вывел на землю,

Те госпожу увести из покоев Дита хотели".

Так отвечала ему Амфризийская[667] вещая дева:

"Козней таких мы не строим, старик, оставь опасенья!

400 Не для насилья наш меч обнажен; пусть чудовищный сторож

Вечно лаем своим бескровные тени пугает,

Пусть блюдет в чистоте Прозерпина ложе Плутона.

Видишь: троянец Эней, благочестьем и мужеством славный,

К теням Эреба сошел, чтобы вновь родителя встретить.

405 Если не тронет тебя такая преданность сына, —

Эту узнаешь ты ветвь!" И под платьем скрытую ветку

Вынула жрица и гнев укротила в сердце Харона,

Больше ни слова ему не сказав; и старец, любуясь

Блеском листвы роковой, давно не виданным даром,

410 К берегу лодку подвел вперед кормой потемневшей.

Души умерших прогнав, что на длинных лавках сидели,

Освободил он настил и могучего принял Энея

В лодку. Утлый челнок застонал под тяжестью мужа,

Много болотной воды набрал сквозь широкие щели;

415 Но через темный поток невредимо героя и жрицу

Бог перевез и ссадил в камышах на илистый берег.

Лежа в пещере своей, в три глотки лаял огромный

Цербер, и лай громовой оглашал молчаливое царство.

Видя, как шеи у пса ощетинились змеями грозно,

420 Сладкую тотчас ему лепешку с травою снотворной

Бросила жрица, и он, разинув голодные пасти,

Дар поймал на лету. На загривках змеи поникли,

Всю пещеру заняв, разлегся Цербер огромный.

Сторож уснул, и Эней поспешил по дороге свободной

425 Прочь от реки, по которой никто назад не вернулся.

Тут же у первых дверей он плач протяжный услышал:

Горько плакали здесь младенцев души, которых

От материнской груди на рассвете сладостной жизни

Рок печальный унес во мрак могилы до срока.[668]

430 Рядом – обители тех, кто погиб от лживых наветов.

Но без решенья суда не получат пристанища души;

Суд возглавляет Минос[669]: он из урны жребии тянет,

Всех пред собраньем теней вопрошает о прожитой жизни.

Дальше – унылый приют для тех, кто своею рукою

435 Предал смерти себя[670] без вины и, мир ненавидя,

Сбросил бремя души. О, как они бы хотели

К свету вернуться опять и терпеть труды и лишенья!

Но не велит нерушимый закон, и держит в плену их

Девятиструйный поток и болота унылые Стикса.

440 Краткий пройден был путь – перед взором Энея простерлась

Ширь бескрайних равнин, что «полями скорби» зовутся:

Всех, кого извела любви жестокая язва,

Прячет миртовый лес,[671] укрывают тайные тропы,

Ибо и смерть не избавила их от мук и тревоги.

445 Федру увидел он здесь, и Прокриду, и с ней Эрифилу,[672] —

Раны зияли на ней, нанесенные сыном свирепым;

Здесь и Эвадна была, Лаодамия и Пасифая,

С ними бродил и Кеней, превращенный из юноши в деву,[673]

Ибо по смерти судьба ему прежний облик вернула.

450 Тут же Дидона меж них, от недавней раны страдая,

Тенью блуждала в лесу. Герой троянский поближе

К ней подошел – и узнал в полумраке образ неясный:

Так на небо глядит в новолунье путник, не зная,

Виден ли месяц ему или только мнится за тучей.

455 Слез Эней не сдержал и с любовью ласково молвил:

"Значит, правдива была та весть, что до нас долетела?

Бедной Дидоны уж нет, от меча ее жизнь оборвалась?

Я ли причиною был кончины твоей? Но клянусь я

Всеми огнями небес, всем, что в царстве подземном священно, —

460 Я не по воле своей покинул твой берег, царица!

Те же веленья богов, что теперь меня заставляют

Здесь во тьме средь теней брести дорогой неторной,

Дальше тогда погнали меня. И не мог я поверить,