Белое танго - Вересов Дмитрий - Страница 108

— …и что они знают, сколько реально меди уходит в Прибалтику через Ленечкину фирму, представляешь7 Ну я, конечно, делаю лицо и мило так спрашиваю:

«А вы какую, собственно, криминальную структуру представляете? Тамбовскую, казанскую?» А тот козел прихлебывает пиво и спокойненько так отвечает: «Я, собственно, из РУОПа». Слушай, а что такое этот РУОП?.. Ой!

Рафалович неожиданно вынырнул из-за Аллочкиной спины и прихлопнул рычаг перламутрового телефона. Аллочка скорчила недовольную рожицу.

— Как ты меня напугал…

— Сколько раз я просил тебя не болтать о моих делах с посторонними?!

— То посторонние. А это Бамся, ну ты помнишь, из агентства. — Аллочка поймала ладонь Рафаловича и провела по ней шелковистой щечкой. — Ленечка, а по телеку сегодня опять Австралию показывали. Слетаем, а? Мне это Средиземное уже во!

Рафалович резко вырвал руку.

— Сначала грибок вылечи. А то в промежность перекинется — и будет тебе КВД вместо Австралии.

Аллочка распустила губки и зарыдала. Хлопнув дверью, Рафалович вышел в кабинет.

Зачем, спрашивается, обидел девочку? Что она ему сделала? Старается, скрашивает будни, украшает праздники, ножки до подбородка, даром что грибок между пальцами, глаза как блюдца, от попсы тащится… Все как надо, и лучшего ему уже не видать.

С Лилькой не склеилось, с Таней склеиться и не могло… Просто день такой.

Увидел, как Таня с Павлом смотрят друг на друга, ну и всколыхнулось… И ведь сам же, можно сказать, их друг другу в объятия толкнул, потом… Да что потом, что толку вспоминать… Но воспоминания воле не подчинялись, так и лезли, наплывая одно на другое…

Очень уж интересен оказался контакт с мсье Жоресом, вот и засиделись в «Экономическом совете» за кофе, увлеклись, калькуляторы недоставали. Когда спохватился, зарулил за Лилькой в казино, но ее там уже не было. Конец света, не иначе! Захотелось воспользоваться передышкой, окунуться, наконец, в ласковое море, заехал в отель за плавками и полотенцем, поднялся в номер…

Потому, наверное, так и наехал сегодня на Аллочку, что больно живо напомнила сегодняшняя сцена ту давнишнюю. Тоже вошел неслышно и тоже влетел в середину монолога о себе самом:

— …все равно эта вибрация вибрирует себе совершенно даром и даже портит экологическую среду. И кому с того было б хуже, спрашивается? Матросики кушали бы витамины и защищали себе родину, как молодые львы, и начальство бы имело свой интерес. А так пошли доносы, скандалы, вмешалась военная прокуратура. Этому мелкому гению Финкельштейну предложили убраться в свой Житомир, дядю ушли на заслуженный отдых, а Ленечку заставили написать рапорт и отправили на дембель без выходного пособия. Теперь-то я понимаю, что за это надо Бога благодарить, но тогда было очень обидно…

Леня кашлянул за дверью, шаркнул ногой. Лилин голос на секунду смолк, но тут же зазвучал снова:

— А вот, кстати, и он сам. Помнишь его?

— Смутно…

Есть такие голоса, которые прошибают с первого слова. Или просто настроение такое было тогда. Ведь впервые, крепко встав на ноги, выбрались в толковый зарубеж — не в Турцию какую-нибудь за очередной партией шмотья, не в Болгарию пузо греть а прямехонько на Лазурный берег, Ривьеру, блин французскую! Лилька уж два года, как только на Руси новая жизнь поперла, плешь грызла — съездим да съездим, вон все катаются. И самому, признаться хотелось, да все недосуг было, приращение капитала — штука тонкая, постоянного пригляда требует. Зато уж как выехали — любо-дорого, по самому наивысшему разряду. «Эр-Франс», бизнес-классом, персональный вертолет из аэропорта Ниццы, двухкомнатный номер, да не где-нибудь, а в самом «Отель де Пари»!

Не успели распаковаться, а Лилька, переодевшись в самое сногсшибательное одеяние из черного газа и люрекса, в котором, откровенно говоря, походила на шарообразную грозовую тучу, утыканную микроскопическими молниями, потащила его по всяким бутикам и лавочкам, которых в Монако водится великое множество. Все перетрогала, перещупала, на непонятном языке торговалась с небритым итальянцем из-за какой-то статуэтки, которую так и не купила — оба махали руками, как два психа, прохожие, глядя на них, улыбались, а Рафаловичу было не очень весело.

Попили кофейку у княжеского дворца, по Порт-Неф потихонечку спустились в Кондамин, прогулялись по приморскому променаду и неожиданно оказались в Монте-Карло. При виде знаменитого на весь мир казино Лилька аж завизжала и пребольно впилась когтями Рафаловичу в локоть. Пришлось зайти.

Уж много лет прошло с того злосчастного дня, когда купленный Шеровым кагэбэшник подловил его за азартной игрой и вынудил сдать Павла Чернова, друга, да что там друга — кумира всей молодости. А потом шеровские подручные выследили Павла и… Конечно, тот сам виноват. Раз уж попал в такие деловые лапы, так сиди и не рыпайся. И, строго говоря, игра тут ни при чем, они бы другие способы моментально изыскали… В общем, после недолгого поединка рассудок, как всегда, победил совесть. Но к картам с тех пор Леонид Ефимович ничего, кроме отвращения, не испытывал. В преферанс и то не садился. Отвращение распространялось на рулетку, тотализатор, игровые автоматы, и даже когда ребята закупили для нового офиса бильярд, он наложил категорическое вето.

Но жена — это вам не подчиненные. Пришлось сидеть с ней рядом, объяснять правила французской рулетки, опуская непонятные самому «сесэны» и «трансверсали», с грехом пополам переводить выкрики крупье. В первый вечер она совсем его от себя не отпускала. Выволок ее оттуда уже за полночь, обедневшую аж на двести пятьдесят франков. На другой день, позабыв и про пляжи, и-о чудо! — про магазины, сразу после завтрака потащила мужа на автобус, бесплатно доставляющий гостей отеля аккурат до казино. Часа через два беспросветной тоски соизволила-таки супружница милостиво отпустить его в «Консель Икономик» на Луи-Нотари, куда было у него рекомендательное письмо от московского представителя «Томсона» и где, кстати, его ждали — имелась такая предварительная договоренность. А там задержался — и вот.