Три девочки [История одной квартиры] - Верейская Елена Николаевна - Страница 36

В эту минуту вошел доктор и поздоровался с Женихом и Дашей.

– Доктор, – взволнованно заговорила Софья Михайловна, – вот Жених едет скоро на машине… через Ладожское озеро… за продуктами…

– Хочу их увезти отсюда, – перебил ее Жених. – Чего им тут пропадать? Дашина деревня километров сорок за Подборовьем. Разрешил мне командир мамашу мою туда подкинуть. А заодно и их. Многих-то взять не могу, с полной нагрузкой ездить еще не разрешено, – лед ненадежен. Ну, а они, – он кивнул головой в сторону Софьи Михайловны, – что они сейчас весят? Перышки! Мы и хлеб пока понемногу берем.

– Отличился он в работе на озере, оттого и разрешили ему мамашу… – с гордостью начала было Даша, но Жених так строго глянул на нее, что она смутилась и осеклась.

Доктор опустился на стул.

– Но это же… риск… – пробормотал он.

– Конечно, риск. Скрывать нечего, – серьезно сказал Жених. – Оборона у нас здорово поставлена, и все же обстрелы бывают. Уж мы знаем, – скорее бы девятый километр проскочить: пристрелен он у немцев. Да и сама Ладога, – нелегко она нам далась. Пока трассу осваивали, не одна машина под лед ушла. Ну, все-таки обуздали и Ладогу. Ездим. У нас теперь шоферы говорят: «Ладога как встала, так и поехала». Риск-то конечно, да ведь риск – дело благородное. А тут оставаться не риск?

– Там у нас корова. Хлеба сколько хочешь, картошки… – заговорила Даша. – А тут же Тотик, как пить дать, помрет…

Доктор низко опустил голову. Софья Михайловна подошла к нему, присела перед ним на корточки и снизу вверх заглянула ему в лицо.

– Доктор… скажите… – прошептала она умоляюще.

Доктор поднял голову и пристально посмотрел на тахту, где мирно спал Тотик.

– Да, – сказал он твердо, – поезжайте…

– Ехать? – переспросила Софья Михайловна шепотом. – Из Ленинграда?

– Ехать! – Доктор уверенно кивнул головой. – Жених прав. Дорога трудная, конечно…

– Дорога трудная, – подтвердил Жених. – И мороз, и обстрел может быть…

Софья Михайловна, казалось, не слышит ничего. Все так же, сидя на корточках, она повернула голову вбок и, уставившись глазами в одну точку, сосредоточенно думала.

Наташа вдруг почувствовала, что начинает дрожать мелкой дрожью Доктор посмотрел на нее.

– Поезжайте, Наташа, – снова повторил он.

Наташа мертвенно побледнела.

– Я не поеду, – сказала она решительно.

Софья Михайловна вздрогнула и оглянулась на нее.

– Что ты сказала, Наташа?

– Я не поеду, – повторила она еще решительнее.

– Не… поедешь?

Наташа вся дрожала.

– Да, мама. Как же… мы поедем… будем спасаться… А Катя?.. А Люся?..

Софья Михайловна стремительно поднялась с корточек и всплеснула руками.

– Да ты с ума сошла, Наташа! Неужели же мы их оставим? Конечно, если ехать, так всем.

– А мама?

– А дедушка? А доктор? – в один голос воскликнули Люся и Катя. Люся заплакала. Катя стояла вся бледная, прижимая руки к груди.

Доктор уже овладел собой. Он сидел теперь, выпрямившись, и лицо его было спокойно.

– Послушайте меня, девочки, – заговорил он. – Конечно, вам надо ехать всем. Тяжко расставаться, не спорю. И мне самому… будет не легко. Но, во-первых, чем меньше людей останется в Ленинграде, тем легче будет оставшимся. А во-вторых, вы же знаете, с Люсей делится пайком ее мама, с Катей – ее дедушка. Если вы уедете, они будут съедать его сами. Значит, надо ехать. Ради них же.

– А вы-то сами, доктор? – воскликнула Наташа.

– Что вы, Наташа… Разве я доеду?

Наташа закусила губу. Наступило тягостное молчание. Люся тихо плакала. Софья Михайловна снова уставилась глазами в одну точку.

– А когда ехать? – хрипло спросил доктор, обращаясь к Жениху.

– Завтра в это же время… Сутки вам на сборы. Ну, Даша, а теперь пошли.

В эту ночь никто, кроме Тотика, не спал.

Спешно, в глубоком молчании, разбирали вещи. Изредка, отрывистыми фразами, советовались, что брать с собой. Доктора уговорили лечь, но все время было слышно, как он ворочался и вздыхал.

Люся то и дело украдкой вытирала слезы. Среди ночи Софья Михайловна усадила ее рядом с собой на тахту.

– Люся, ты говоришь, как оставить маму. Но мама сама на днях уедет…

– Куда? – испуганно спросила Люся.

– Ее госпиталь передвигают ближе к фронту.

– На фронт?!

– Не бойся, глупышка! – Софья Михайловна отвела рукой от Люсиного лба упавшую прядь волос, – ведь Ленинград – тот же фронт. Опаснее маме не будет, – а зато как она будет рада, что ты в безопасности!

Люся уронила голову на колени Софьи Михайловны и так и застыла, без слез и без слов.

– Слушай, Люся, – заговорила Софья Михайловна, тихо лаская ее голову, – я теперь знаю, что ты, когда надо, умеешь быть мужественной. Ты что доказала. И сейчас твой долг – поддержать маму. Мама идет на фронт с радостью. Она знает, что там она еще нужнее. Она только очень волнуется за тебя. Твое дело теперь – не расстраивать ее. Как только рассветет, ты сбегаешь к ней проститься. Обещай мне, что будешь держать себя молодцом. Помни одно: мама будет работать вдесятеро лучше, если будет знать, что ты не кислятина, а настоящий человек. Обещаешь?

Люся подняла голову. Глаза ее были сухи, но лицо побледнело как бумага, и она тяжело дышала.

– Обещаю, – шепнула она чуть слышно.

– По старому русскому обычаю… надо присесть перед дорогой, – сказал Яков Иванович и, сняв шапку, первый опустился на стул.

За ним сели все – кто на стул, кто на диван, кто на узлы. Молча просидели несколько мгновений. Лица у всех были торжественные.

– Ну, пора, – сказал Жених, дождавшись, когда Яков Иванович первый встал со стула.

– Попрощаемся здесь, – отрывисто сказала Софья Михайловна.

– Прощайтесь, а мы с Дашей пока снесем вещи в машину. Даша, бери! – И Жених, взяв в обе руки по чемодану, вышел из комнаты. За ним вышла Даша с узлом.

Машина стояла во дворе. В кузове, заботливо укутанная одеялом, уже сидела старушка. Софью Михайловну с Тотиком посадили в кабину. Жених влез в кузов и из чемоданов и узлов устроил у задней стенки кабины удобное сиденье для девочек. По его совету, они уселись, тесно сжавшись, и укутались в большое пуховое одеяло Софьи Михайловны. Яков Иванович и доктор стояли рядом с машиной. Доктор все заглядывал в кабину, но в темноте ничего не мог разобрать.