Муравьи - Вербер Бернард - Страница 48

Эдмон Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания»

Когда самка № 56, совсем недавно ставшая королевой, приходит в себя, то обнаруживает, что она лежит на большом галечном пляже. Несомненно, она спаслась от лягушек только благодаря быстрому течению. Она хочет взлететь, но крылья ее еще не высохли. Надо ждать…

Она аккуратно чистит усики, потом вдыхает окружающий воздух. Где это она? Только бы не на той стороне реки!

Она приводит усики в движение частотой 8000 тысяч вибраций в секунду. Есть намеки на знакомые запахи. Ей повезло: она на восточном берегу реки. Но нет ни одного путеводного феромона. Надо хоть немного приблизиться к центральному Городу, чтобы впоследствии иметь возможность присоединить свой будущий Город к Федерации.

Наконец она взлетает. Направление — восток. Но далеко она сейчас не улетит. Мускулы крыльев устали, она летит на бреющем полете

Они возвращаются в главный зал Гаэй-Тиоло. С тех пор, как № 103683 начал расспрашивать о термитах с Востока, его сторонятся так, словно он заражен алтенарией. Это его не смущает, ему надо выполнить свою задачу.

Вокруг белоканцы обмениваются трофаллаксией с гаэйтиолцами, одни пробуют новый урожай пластинчатых грибов, другие — молочко диких гусениц.

Потом, после разных запахов, разговор скатывается к охоте на ящериц. Гаэйтиолцы рассказывают о том, что недавно появились три ящерицы, терроризирующие стада тли с Зуби-зуби-кана. Они-то, скорее всего, и уничтожили два стада в тысячу голов каждое и всех сопровождавших его пастухов…

Тогда возникла паника. Пастухи пасли свой скот только в охраняемых проходах, вырытых внутри муравейника. Но вооруженная кислотой артиллерия сумела оттеснить трех драконов. Два из них ушли далеко. Третий, раненный, устроился на камне в пятидесяти тысяч голов отсюда.

Зубизубиканские легионы уже отрубили ему хвост. Надо быстрее воспользоваться этим и прикончить зверя, пока он не восстановил силы.

А правда то, что хвост у ящерицы отрастает заново? — спрашивает один разведчик. Ему отвечают утвердительно.

Но хвост вырастает не такой же. Как говорит Мать, никогда не находишь в точности то, что ты потерял. Второй хвост не имеет позвонков, он гораздо мягче.

Один из гаэйтиолцев сообщает и другую информацию: ящерицы чувствительны к колебаниям температуры еще больше, чем муравьи. Если они запаслись большим количеством солнечной энергии, быстрота их реакции фантастическая. И наоборот, когда им холодно, все их движения замедлены. Во время завтрашней атаки надо использовать эту особенность. Лучше всего было бы напасть на ящерицу на рассвете. Ночь заморозит ее, она будет в летаргии.

Но нас-то тоже ночь заморозит! — громко замечает один из белоканцев.

Нет, если мы будем защищаться от холода, как это делают карлики, — возражает другой охотник. — Наедимся сахара, напьемся спирта, чтобы пополнить запасы энергии, и обмажем панцири слюной улиток, она помешает калориям слишком быстро покинуть наши тела.

№ 103683 воспринимает эти рассуждения рассеянным усиком. Он думает о тайне термитника, о необъяснимых исчезновениях, о которых рассказал старый воин. Первый гаэйтиолец, тот, что показывал ему трофеи и отказался говорить о термитах, возвращается к нему.

Ты говорил с №4000?

№ 103683 отвечает утвердительно.

Ты не обращай внимания на то, что он тебе сказал. Ты говорил все равно что с трупом. Несколько дней назад его укусил ихневмон…

Ихневмон! № 103683 вздрагивает от ужаса. Ихневмон — это оса с длинным жалом, которая ночью протыкает внешний слой муравейника и находит там теплое тело. В него она откладывает яйца.

Это едва ли не самый страшный бич муравьиных личинок: шприц, появляющийся из потолка и на ощупь ищущий мягкую плоть, чтобы поместить в нее своих малышей. Те затем спокойно растут в приемном организме, пока не превратятся в прожорливых личинок, грызущих изнутри живое насекомое.

Так и есть: в эту ночь солдату № 103683 снится огромный хобот, преследующий его, чтобы отложить своих плотоядных детей!

Код в подъезде не изменился. У Николя были ключи, чтобы войти в квартиру, ему понадобилось только сорвать печати, наложенные полицией. С тех пор как исчезли спасатели, никто ни до чего не дотрагивался. Дверь в подвал оставалась широко открытой.

Электрических фонариков в приюте не водилось, и Николя, не раздумывая, начал мастерить факел. Он отломал ножку стола, прикрепил к ней плотный ободок из мятой бумаги и поджег. Дерево легко загорелось несильным, но стойким огнем. Он долго не погаснет и выдержит сквозняки.

Николя стал быстро спускаться по винтовой лестнице, держа в одной руке факел, в другой — перочинный нож. Решительный, стиснувший зубы, он чувствовал себя настоящим героем.

Он спускался и спускался… Лестница бесконечно вилась и уходила вниз. Ему казалось, что прошли уже долгие часы, он хотел есть, пить, но бешеное желание победить не оставляло его.

Он прибавил шаг, и в возбуждении начал испускать под тяжелыми сводами истошные крики, перемежая призывы к отцу и матери воинственными кличами. Он шел чрезвычайно уверенным шагом, уже автоматически перелетая со ступеньки на ступеньку. Неожиданно он оказался перед дверью. Он толкнул ее. Две своры дерущихся крыс пустились в бегство при виде вопящего и окруженного языками пламени ребенка. Самые старые крысы были озабочены: в последнее время «великаны» что-то сюда зачастили. Что бы это значило? И как бы вот этот не поджег убежища беременных самок!

Николя продолжал спускаться, он так торопился, что не заметил крыс… Ступеньки, ступеньки, какие-то надписи, которые он сейчас не будет читать. Вдруг раздался шум, и он почувствовал прикосновение. Летучая мышь вцепилась ему в волосы. Какой ужас! Мальчик попытался высвободиться, но противная тварь, казалось, приросла к его черепу. Он хотел прогнать ее факелом, но только сжег себе три пряди волос. Николя взвыл и бросился бежать. Летучая мышь продолжала сидеть на его голове, как шляпа. Она улетела только тогда, когда отпила немного его крови.