Муравьи - Вербер Бернард - Страница 22

И, поскольку у муравьев есть чудесная возможность изменять ударом мандибулы форму своего жилища, каждый начал копать свой секретный коридор. Если один муравей сделал себе секретный проход в норке, это еще ничего, но когда проходов миллион, то это уже катастрофа. «Официальные» коридоры обрушивались, потому что их со всех сторон подрывали «частными» коридорчиками. Выходишь в свой секретный выход и оказываешься в настоящем лабиринте из «чужих» секретных коридоров. Дело дошло до того, что целые кварталы стали рассыпаться, ставя под угрозу само будущее Бел-о-кана. И тогда Мать наложила запрет. Больше никто не имел права копать лично для себя. Но как проверить все жилища?

№ 56 отодвигает несколько камней и открывает темное отверстие. Это там. № 327 осматривает укрытие и находит его великолепным. Остается найти третьего сообщника. Они выходят, тщательно заделывают дверь. Самка № 56 выделяет:

Подойдет первый попавшийся. Предоставь это мне.

И вскоре они видят большого бесполого солдата, волокущего кусок бабочки. Самка на расстоянии обращается к нему с эмоциональным посланием, в котором говорится о большой опасности для Племени. Она использует язык чувств с такой изысканной виртуозностью, что самец изумляется. Солдат немедленно оставляет свою добычу и начинает беседу.

Большая опасность для Племени? Где, от кого, как, почему?

Самка кратко обрисовывает ему катастрофу, постигшую первую весеннюю экспедицию. Ее манера выражаться полна чудесных ароматов. Уже сейчас в ней есть обаяние и авторитет королевы. Воин быстро переходит на их сторону.

Когда мы выступаем? Сколько нужно солдат, чтобы атаковать карликов?

Он представляется. Это бесполый муравей № 103683 летней кладки. Большой блестящий череп, длинные мандибулы, глаз почти не видно, лапки короткие. Это сильный союзник, к тому же еще и энтузиаст от рождения. Самка № 56 должна даже немного охладить его пыл.

Она объявляет ему, что в самом Племени есть шпионы, может быть, наемники, продавшиеся карликам. Они мешают белоканцам выяснить тайну секретного оружия.

Их легко узнать по характерному запаху скальных камней. Действовать надо быстро. Вы можете рассчитывать на меня.

Они распределяют зоны влияния. № 327 отправится попытаться убедить кормилиц солярия. Они в основном достаточно наивны.

№ 103683 соберет солдат. Если он сумеет собрать легион, это будет великолепно.

Я могу также расспросить разведчиков, собрать другие сведения о секретном оружии карликов.

Что же касается № 56, то она пойдет в грибницы и хлева, в поисках стратегической поддержки.

Встреча здесь же в 23 градуса тепла.

На этот раз по телевизору показывали передачу «Культуры мира», репортаж о традициях Японии:

«Японцы, островной народ, в течение веков привыкли жить в изоляции. Мир для них разделен надвое: японцы и все остальные, иностранцы с необъяснимыми обычаями, варвары, именуемые гайдзинами. У японцев всегда было очень обостренное национальное чувство. Например, если японец уезжает жить в Европу, он автоматически исключается из группы. Если он возвращается всего год спустя, то его родители, его семья не признают его больше своим. Жить среди гайдзинов — значит проникнуться „чужим“ духом, самому стать гайдзином. Даже друзья детства будут обращаться с ним, как с туристом».

На экране проплывали храмы и священные места Шинто. Бесстрастный голос продолжал:

«Их понятия о жизни и смерти отличаются от наших. Для них смерть человека не имеет особого значения. Они тревожатся только тогда, когда исчезает производящая ячейка. Чтобы привыкнуть к мысли о смерти, японцы создали культ борьбы. Даже малышей-первоклашек обучают в школе восточным единоборствам».

Два воина в одежде древних самураев возникли в центре экрана. Их торсы были закрыты черными выпуклыми щитами, головы увенчаны овальными касками, с двумя длинными перьями возле ушей. Испустив воинственный клич, воины бросились друг к другу и стали сражаться на длинных саблях.

Новый кадр: человек, сидящий на корточках, держит двумя руками короткий меч и упирается им себе в живот.

«Ритуальное самоубийство, „сеппуку“, также является одной из особенностей японской культуры. Нам, конечно, трудно понять…»

— Телевизор, все время телевизор! Он отупляет! Он забивает наши головы одинаковыми картинками. И показывают они к тому же какой-то бред. Вам еще не надоело? — воскликнул Джонатан, вернувшийся несколько часов назад.

— Оставь. Это его успокаивает. После смерти собаки ему приходится несладко… — механически сказала Люси.

Джонатан взял сына за подбородок.

— Ну что, толстяк, плохи дела.

— Тихо, не мешай.

— Ух ты! Как он стал с нами разговаривать!

— Не с нами, а с тобой, — уточнила Люси. — Ты не больно-то часто его видишь, вот и не удивляйся, что он с тобой холодноват.

— Эй, Николя, а ты сделал четыре треугольника из спичек?

— Нет, это мне не катит. Я телик смотрю.

— Ну, если это тебе не катит…

Джонатан с решительным видом начал манипулировать валявшимися на столе спичками.

— Обидно. Это… развивает.

Николя не слышал, все его мысли заняты передачей о Японии. Джонатан вышел из его комнаты.

— Что ты делаешь? — спросила Люси.

— Ты же видишь, я собираюсь. Я возвращаюсь туда.

— Что? О нет!

— У меня нет выбора.

— Джонатан, теперь скажи мне, что там внизу тебя так приворожило? Я ведь, в конце концов, твоя жена.

Джонатан ничего не ответил. Глаза его бегали, губы по-прежнему дергались в некрасивой гримасе. Устав с ним бороться, Люси вздохнула:

— Ты убил крыс?

— Когда я там, они держатся на расстоянии. А иначе я достану вот это.

Джонатан потряс большим кухонным ножом, который до этого долго затачивал. Взяв в другую руку галогенный фонарь, он направился к двери в подвал. За спиной у него был рюкзак с большим запасом провизии и его инструментами слесаря-взломщика. Едва слышно Джонатан бросил:

— До свидания, Николя. До свидания, Люси. Люси не знала, что делать. Она схватила мужа за руку.

— Ты не можешь вот так вот взять и уйти! Ты должен поговорить со мной!