Тайна темного подвала - Вентворт Патриция - Страница 6

Они пересекли холл и вошли в столовую. Там их ждала овсянка, кувшин молока и чай в старомодном чайнике с гигантской клубничиной на крышке.

— Не знаю, что ты обычно ешь на завтрак. Мы-то ограничиваемся овсянкой, но, я думаю, на кухне есть бекон и яйца, так что, если хочешь, позвони, и Томасина тебе все принесет. А потом, полагаю, нам следует заняться поисками твоего багажа. Где ты его в последний раз видела?

— Не помню…

Лилиан подняла глаза от тарелки, куда осторожно накладывала овсянку.

— Вот, это тебе. И молоко… нам приносят замечательное молоко. А вот сахар… ты ешь с сахаром?

— Нет, спасибо.

— Тогда соль — в общем, бери, что хочешь. Так о чем мы говорили? А, о твоем багаже. Где ты его видела в последний раз?

— Я… правда не знаю…

В столовую вошла Харриет и села напротив Энн. Потянувшись к стопке конвертов, она вытащила два, распечатала один из них и с головой погрузилась в чтение.

Лилиан продолжала щебетать:

— Мне всегда казалось, что не следует читать письма за завтраком. Мой папа тоже этого не любил. Конечно, он-то принадлежал к поколению тех, кому слуга приносил почту на подносе. И никто из нас не смел и помыслить о том, чтобы забрать свои письма до того, как папа просмотрит корреспонденцию. А о чем это я говорила, когда вошла Харриет? Ах да, о твоем багаже. Так что, ты сказала, с ним произошло?

— Я не знаю.

— Ну, мы должны это выяснить. А когда ты его в последний раз видела?

Энн ощутила привычное странное головокружение.

— Я не знаю…

В голосе Лилиан зазвенели резкие нотки:

— Дорогая моя, ты же должна знать, когда в последний раз смотрела на собственный чемодан!

Харриет подняла глаза от письма:

— Люсинда пишет, что все страшно подорожало.

На сей раз Лилиан вообще не обратила на нее внимания.

— Ты должна знать, когда в последний раз видела собственные вещи! — повторила она.

— Боюсь, я все-таки не знаю…

— Ты выкинула чемодан за борт?

За борт… Энн не помнила никакого судна или пассажиров и тем более того, что выкидывает за борт свой чемодан. Она робко проговорила:

— Кажется, я вообще ничего не помню.

Лилиан окинула ее странным взглядом.

— Весьма занятно. На твоем месте я бы не стала говорить подобных вещей. Не понимаю, что ты под этим подразумеваешь!

— Я и сама не понимаю. Я… я потеряла память.

Харриет, оторвавшись от письма, уже несколько минут прислушивалась к разговору. Слишком светлые глаза на смуглом, но без малейшего румянца лице, смотрели тревожно.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я не помню ничего вплоть до вчерашнего дня. Не помню, почему приехала сюда. Не знаю, кто я такая.

Теперь обе женщины не отрываясь смотрели на нее, каким-то странным взглядом.

— Не знаешь, кто ты такая? — медленно переспросила Лилиан. "

— Да.

— Тогда откуда у тебя сумочка с моим письмом?

Что-то в голосе, во взгляде Лилиан заставило Энн замереть. Уже приоткрыв рот, чтобы ответить, она вдруг снова закрыла его, словно сраженная внезапной немотой.

Страх, сомнение, осторожность — она не знала, что остановило ее. Или это было что-то более глубинное? То, что она знала раньше и, возможно, вспомнит опять? Но сейчас Энн отмахнулась от этих размышлений и с твердостью, удивившей ее саму, проговорила:

— Я обнаружила сумочку у себя в руках, когда шла по улице.

— И ты не знаешь, что ты Энн Фэнкорт?

Энн молча покачала головой. Потом добавила:

— Да, я действительно Энн. Но что касается фамилии Фэнкорт — об этом я ничего не могу сказать.

Слова эти произвели эффект разорвавшейся бомбы.

Потрясенные до глубины души, Лилиан и Харриет молчали, пытаясь осмыслить услышанное. Наконец Харриет выпалила:

— Ты что, не помнишь Джима?

Энн покачала головой, захваченная врасплох круговоротом самых разных мыслей.

— Нет… нет…

И снова услышала голос Харриет:

— Но это же твой муж!

Энн показалось, будто в комнату ворвался ледяной ветер, закружил ее и унес куда-то далеко-далеко. А через мгновение она снова была здесь, в столовой, под сверлящими взглядами Лилиан и Харриет.

— Но это-то я должна помнить, — произнесла она.

— Конечно должна! — отрезала Лилиан. — Попробуй успокоиться и попытайся все вспомнить!

Глава 7

Джим Фэнкорт, целиком погрузившись в собственные мысли, устремил невидящий взгляд на унылую, безнадежно плоскую равнину, которую слегка оживляли лишь серые ряды тополей. Надо надеяться, что с Энн все хорошо… Выяснить это, не подвергаясь риску, он не мог. А риска им уже и так хватало. Интересно, сколько времени им придется ждать развода? И как только, черт возьми, он мог уступить Бородейлу!

Этот риторический вопрос Джим задавал себе уже в сотый раз. Перед глазами его возникло отчаянное лицо Бородейла, в ушах снова зазвучал его слабый шепот: «Спаси ее… увези ее отсюда… Ради бога… пусть она уедет…»

Джим выполнил просьбу. И теперь все так, как есть, Бородейл мертв, Энн — жива и замужем за ним, Джимом. Так, по крайней мере, ему кажется. Что ж, он свалял дурака и теперь должен за это расплачиваться. Бородейл мертв, а он теперь в ответе за Энн. А ведь он даже почти не помнит ее лица. Когда он пытается вообразить его, то видит лишь маску ужаса, а не подлинные черты.

Никакого крика она не подняла, но напугалась сильно. А потом Бородейл умер, и Джим посадил Энн на тот американский самолет, и она улетела. Главное — добраться до Лондона, а потом все устроится.

Конечно, Лилиан и Харриет — не самая веселая компания, но в Чантризе ей, по крайней мере, ничего не грозит, ей лучше там дождаться его приезда. Он дал ей письмо, велев отправить его из Лондона, и рассказал, куда идти И у миссис Бердсток она будет в безопасности. Да ничего с ней не может случиться! О чем волноваться? Глупо забивать себе этим голову. Джим загнал мысли об Энн в самую глубину сознания и принялся думать о Лемингтоне. Он должен встретиться с ним, как только сам доберется до Лондона. Им необходимо обсудить стратегию дальнейших действий. Жизненно необходимо! Энн это тоже касается.

Можно попросту оставить ее дожидаться в Чантризе, а можно представить, как… Нет, это плохая идея. Так и на виселицу недолго попасть. К тому же это никак не состыкуется с будущим разводом. Нет, никаких идей, без Энн все выстраивается так логично и убедительно. Да, так и следует действовать — спрятать Энн подальше, сделать вид, будто ее и нет. Теперь, что касается Лемингтона…

Еще пять минут назад Джим не мог вспомнить лица Энн, и вдруг ее образ сам собой всплыл в его памяти.

Изящная, маленькая фигурка, каштановые волосы, карие глаза переполняет ужас, голос дрожит… а Бородейл хрипит на последнем издыхании: «Увези ее… ради бога…»

Хватит все это перемалывать! Он ведь спас Энн? Спас.

Проживи Бородейл еще хоть один день, Джиму было бы известно больше, чем теперь. Впрочем, и из того, что есть, можно многое понять. Что Энн — дочь Бородейла, это очевидно, они очень похожи. А если, как подозревал Джим, мать ее русская и они с Бородейлом так и не вступили в брак — по крайней мере, в такой брак, который признают в России, — то остальное вывести не сложно.

Дочь русской считается русской, даже если у нее английский отец. Даже если отец и мать сочетались браком. У них там свои законы. Но он даст десять к одному, что никакого венчания вообще не было.

С тоской оглядываясь назад, Джим пытался понять, какого черта он вообще ввязался в эту историю. Все произошло так стремительно. Рушится скала, Бородейл теряет последние силы, девушка трясется от ужаса. Джим содрогнулся, охваченный отвращением. Да он-то здесь при чем? Женитьба? Что за чушь! Этот номер не пройдет, по крайней мере, в Англии. Придется посоветоваться с адвокатом. Энн не посадили бы в самолет, если бы она не поклялась, что Джим ее законный супруг.