Кольцо вечности - Вентворт Патриция - Страница 34

Глава 28

Было семь часов, когда миссис Бартон вошла в кабинет с обеспокоенным выражением липа.

— Мистер Грант, не знаю, что произошло, но Агнес исчезла.

Он оторвался от каталога сельскохозяйственной техники, в котором делал пометки. Некоторые машины оказались слишком дорогими, но часть он вполне мог купить — на деньги, полученные от Джеймса Рони.

— Исчезла?

Оскорбленным тоном миссис Бартон объяснила:

— Не знаю, что и думать. После чая она пробежала по коридору мимо кухни, одетая в пальто, и уехала на велосипеде. Я думала, она направилась на почту и скоро вернется, но уже семь, а посуда не помыта. Не знаю, что на нее нашло, и это мне не нравится — тем более после этих двух убийств. Где она могла задержаться?

Грант Хатауэй сразу все понял. Он застыл, повернув стул так, что свет падал ему на лицо. Пока миссис Бартон брала поднос, он сухо заметил:

— Вряд ли Агнес убили, но думаю, она не вернется. Она была в истерике с тех пор, как вы дали ей расчет. У нее нет друзей, к которым она могла уехать?

Миссис Бартон стало ясно, что Агнес потеряла всякий стыд. Она была шокирована.

— Насчет друзей не знаю, мистер Грант. Однажды она уезжала на чай в Лентон, к миссис Парсонс. Может быть, вы поужинаете здесь, сэр? У камина вам будет тепло и удобно.

Он кивнул, и миссис Бартон унесла из кабинета поднос.

Едва она ушла, Грант придвинул к себе телефон и набрал номер Эбботтсли. Как и час назад, трубку взяла Сисели.

— Алло!

— Это опять я. Фрэнк вернулся?

— Еще нет. Я же обещала, что он тебе перезвонит, — она слегка задыхалась.

— Прости за беспокойство.

— Грант, что происходит?

— Я бы сам не прочь узнать.

Издалека послышался слабый шум. К тому времени, как Сисели спросила: «Что ты имеешь в виду?», Грант услышал, что к дому подъехала машина. Снаружи донеслись голоса и шаги.

— Спокойной ночи. Кажется, у меня гости, — сказал он и повесил трубку.

Направляясь к двери, он вдруг задумался о том, удастся ли ему снова поговорить с Сисели и при каких обстоятельствах. Происходящее напоминало кошмарный сон, в голове у него вертелись строки, которые так пугали его в детстве: «И Юджин Арам бредет, закованный в кандалы…»

В то время Грант еще не понимал, что кандалы добавлены для пущей мрачности. Но открывая дверь инспектору Лэму, он внезапно осознал, что сегодня может близко познакомиться с этими самыми кандалами. С наручниками.

Через открытую дверь в дом хлынул холодный воздух. В тумане возвышалась фигура старшего инспектора Лэма, а за ним — кузен Сисели, Фрэнк Эбботт. Значит, до наручников дело дойдет нескоро: сначала придется выдержать допрос. Жизнь полна испытаний. Кто сказал, что после войны она стала скучной? Такую ситуацию сочли бы пикантной даже пресыщенные европейцы. Грант не сомневался, что Агнес привела в исполнение свою угрозу, и ее объяснения показались ему более чем убедительными.

Думая обо всем этом, он повел гостей в кабинет, проследил, как Лэм снимает пальто и шляпу и садится к письменному столу, отвергнув предложенное кресло. Лэм тут же приступил к делу:

— Вы ждали нас, мистер Хатауэй?

Грант еще не успел сесть, Он ответил обычным тоном:

— Я сам хотел видеть вас. Я дважды звонил в Эбботтсли, надеясь застать там Эбботта, а через него связаться с вами.

Лэм хмыкнул.

— Садитесь, мистер Хатауэй. Я только что из Лентона. Как вы, вероятно, уже догадались, у нас побывала ваша горничная Агнес Рипли. Она дала весьма серьезные показания, и я прибыл узнать, что вы можете сказать по этому поводу.

Грант придвинул стул. Все присутствующие сидели вокруг стола: мрачный инспектор, холодный и бесстрастный Фрэнк и Грант с вызывающим видом. Это было все равно что оказаться в тюрьме без адвоката. Если ему не удастся опровергнуть обвинения, о сделке с Джеймсом Рони можно забыть. Никто не доверит сына человеку, арестованному за два убийства. А ему нужны эти деньги — хотя бы для того, чтобы доказать Сисели, на что он способен.

— Можно увидеть данные против меня показания? — спросил Грант.

Просмотрев протокол допроса, он нахмурился, вскинул голову и сказал:

— По-моему, она свихнулась. Моя экономка сегодня утром дала ей расчет. После чая она явилась сюда, в кабинет, и устроила сцену — хотела, чтобы я разрешил ей остаться.

— А почему ваша экономка дала ей расчет? Почему уволила ее?

— Об этом спросите у миссис Бартон — я в ее дела не вмешиваюсь.

— Так вы не знаете?

— Нет. И, по-моему, миссис Бартон не желает говорить об этом.

— Итак, мистер Хатауэй, перед вами заявление Агнес Рипли. Что вы можете сказать?

— Во-первых, не знаю, известно ли вам, что я был в отъезде.

— С половины девятого в воскресенье до одиннадцати утра в понедельник — да.

— Именно так. О двух убийствах я узнал, только когда Агнес упомянула о них сегодня днем, в пять часов.

— Вы вернулись домой в одиннадцать и беседовали с инспектором Смитом. Он спрашивал, что вы делали вечером в пятницу, восьмого января, а потом снял отпечатки ваших пальцев. Как, по-вашему, зачем?

— Я знал — точнее, слышал, — что по округе ходят какие-то нелепые слухи. По крайней мере, я считал их слухами. Поговаривали, что Мэри Стоукс будто бы видела труп. Но поскольку трупа так и не нашли, я пришел к выводу, что она все выдумала.

— Хм… так вы слышали эту историю?

— Да, от миссис Бартон и моей жены — последняя упоминала о ней вскользь. А она не сделала бы ничего подобного, если бы считала эту историю вымыслом.

— Вы решили, что инспектор Смит допрашивал вас в связи с этой историей? Тогда вы еще не знали об убийстве Мэри Стоукс?

— Ровным счетом ничего.

— И о трупе Луизы Роджерз, найденном в доме лесника?

— Я понятия не имел, что там нашли труп.

— Чем вы занимались после разговора с инспектором Смитом?

— Работал в поместье. Почти все это время я провел с пастухом. После ленча я ушел в амбар — мы чиним его, на ферме всегда полно работы. Затем я вернулся и начал убирать со стола — мне предстояло сделать много записей. А потом вошла Агнес и устроила сцену.

— А до этого никто не говорил вам, что в округе произошло два убийства?

— Нет — ни пастух, ни другие два работника, с которыми я говорил. И миссис Бартон тоже ничего не говорила Если хотите, можете спросить у них.

Лэм побарабанил по колену.

— Вернемся к показаниям. Так что же? Вы подтверждаете, что мисс Рипли сказала правду?

— Отчасти.

— Не могли бы вы уточнить, в чем именно она не права?

Грант перелистал протокол, просматривая каждый лис.

— Насчет разговора по телефону все верно.

— Луиза Роджерз действительно звонила вам и пожелала увидеться с вами?

— Да.

— И она приезжала к вам?

— Да.

— А что вы скажете о подслушанном Агнес Рипли разговоре в кабинете?

— Она все перепутала. Лучше я сам объясню вам, что произошло. Женщина, явившаяся сюда, была взволнована, сердилась, говорила на беглом английском, но с сильным иностранным акцентом. Неудивительно, что Агнес многое не поняла. Гостья подробно рассказала, как она бежала из Парижа, как попала под бомбежку — не знаю, где именно. Она добавила, что везла с собой много ценных украшений, и их, по ее словам, украл какой-то англичанин. Как только мне удалось перебить ее, я объяснил, что сожалею, но ее история не имеет ко мне ни малейшего отношения. Вообще-то я выразился не так прямо, но надеялся произвести тот же эффект. Тогда она выпалила совершенно безумную историю про то, что она разглядела и запомнила руку вора. Она заявила, что узнает эту руку, если увидит ее вновь. Я опять спросил, какое отношение это имеет ко мне. Она выразила желание увидеть мои руки, поэтому я выложил их на стол, и она пристально рассмотрела их. Это ее успокоило, и она уехала.

Фрэнк Эбботт записывал показания с бесстрастным выражением лица, которое сейчас очень напоминало портрет леди Эвелин из Эбботтсли. По его мнению, рассказ Гранта звучал вполне правдоподобно.