Из прошлого - Вентворт Патриция - Страница 34

Остаток дня мисс Силвер посвятила беседам. После ухода Фрэнка Эбботта пришла миссис Филд. Разговор о муже и пасынке облегчил ей душу и принес утешение.

— В некотором отношении они были очень похожи. Я не имею в виду все то дурное, что делал Элан. Надеюсь, вы меня правильно понимаете? Я хочу сказать, что они были похожи по характеру. Оба любили красивые и приятные вещи. Но Элана эта любовь погубила. Не обладая артистическим даром отца, он тем не менее был артистичной натурой. Для таких людей характерна непрактичность и небрежное отношение к деньгам. Поэтому я считала, что одалживать деньги ему нельзя. А еще он не умел отказывать людям. Пен — это мой муж — тоже не умел. Поэтому иногда возникали неловкие ситуации. Женщины были от него без ума. Он был так же красив, как Элан, да еще и талантлив!

Ему не хотелось обижать их, поэтому он попадал в неловкие ситуации. Вот почему я так расстроилась, когда Элан заявил, что хочет опубликовать письма отца.

Мисс Силвер сворачивала розовую кофточку.

— А он собирался это сделать? — спросила она, внимательно глядя на Эстер.

— Меня это так расстроило, — продолжала миссис Филд. — Понимаете, я была больна, и все бумаги мужа пришлось разбирать Элану. Там оказались письма от одной глупенькой девчушки. Она, кажется, вообразила себе, что влюблена в Пена, а он не сумел поставить ее на место. Он всегда говорил, что у девушек влюбленность — все равно что корь. Они должны переболеть ею, и все встанет на свои места.

— Значит, это случалось не раз?

— О да, — спокойно ответила Эстер. — Это было просто поклонение кумиру. Но я не могла убедить Элана, что публиковать эти письма жестоко. Люди всегда готовы поверить худшему. Элан не сказал мне, кто эта девушка, но я догадываюсь. Это было бы очень, очень жестоко. И зачем только Пен сохранил эти письма? Это было очень неосмотрительно с его стороны. Эти письма, будь они опубликованы, причинили бы ужасную боль ее… ее семье.

— Вы сказали «ее семье». А ей самой?

— Дело в том, что она погибла. Десять лет назад. Для Пена это было тяжелым ударом.

— От несчастного случая? — спросила мисс Силвер.

— О, я не знаю… кажется, это был несчастный случай. Она купалась и заплыла слишком далеко. Говорят, это была судорога… она утонула. Такая трагедия!

— Да, действительно! — отозвалась мисс Силвер.

Миссис Филд вздохнула:

— Не стоит сейчас думать о прошлых горестях. Дай бог перенести настоящие. Бедный, бедный Элан!

После этого разговора мисс Силвер поднялась в свою комнату, чтобы переодеться. Она надела черные чулки, которые носила летом, шелковые туфли, расшитые на носках бусинками, и темно-синее платье из искусственного шелка. Платье украшал массивный золотой медальон с рельефными инициалами ее родителей. Тугой пучок был забран в сетку, на лоб спадала длинная челка. Мисс Силвер не подозревала, что являет собой живую картинку из семейного альбома.

В гостиной, куда спустилась мисс Силвер, еще были опущены жалюзи, но уже чувствовалось свежее дуновение ветра. Миссис Тревер листала книгу, но было видно, что книга ее совсем не интересовала. На ней было платье, отвечающее всем причудам последней моды. Возможно, модель была не самая удачная, но вполне сносная по меркам миссис Тревер.

Эстер Филд тоже переоделась. Она облачилась в старое крепдешиновое платье черного цвета. В нем было удобно и прохладно. Надевая его, она думала, что современные обычаи не требуют соблюдения строгого траура, и это хорошо. Она вспомнила, что рассказывала ей свекровь. Когда умер ее отец, она и ее сестры полгода ходили в черных платьях с траурной повязкой, потом еще полгода просто в черном. Только после этого разрешалось добавить что-либо белое и постепенно от черного с белым переходить к серому, и только под окончание траура — к фиолетовым и сиреневым тонам. Теперь же во время траура люди не избегают даже ярких цветов. Однажды она сама видела молодую вдову в красных вельветовых брюках. Старые требования были суровы, но есть же и золотая середина. Если уж происходит такое ужасное событие, как смерть, не стоит бежать в магазин, но не стоит и надевать броских нарядов.

В черном платье Эстер почувствовала себя комфортно. Разговор с мисс Силвер подействовал на нее благотворно. Ей стало легче оттого, что она выговорилась.

Иногда проще излить душу перед посторонним человеком.

Кажется, она не сказала ничего лишнего… Раньше она никогда не говорила о Пене и Айрин, эта тема была запретной. Да и о чем тут говорить? Доброта Пена, поклонение Айрин — вот и все. И вообще, письма, которые хотел опубликовать Элан, могли быть от кого-то другого. Пен постоянно получал письма от женщин, но она знала, что они мало что значили для него. Сказать честно, об Айрин она сначала не подумала, но теперь не могла отделаться от мыслей о ней. Ей все время казалось, что бедная девушка здесь, в комнате, или в любой момент может открыться дверь, и она войдет. Ничего пугающего в этих мыслях не было, лишь тихая печаль, в которую со временем превращается горе. Поддавшись грусти, Эстер постояла у окна, откуда веяло свежестью. Бедная, бедная Айрин, такая красивая, молодая и такая трагическая смерть. Какие бы глупости она ни написала в своих письмах, теперь их никто не прочтет. Когда закончится весь этот ужас с Эланом, она сама разберет бумаги и сожжет письма.

А в затененной гостиной Мейзи Тревер предавалась своему любимому занятию. В лице мисс Силвер она нашла внимательного слушателя и теперь была совершенно счастлива.

Мисс Силвер, набирая петли для первой пары пинеток в тон розовой кофточке, внимательно слушала ее. Достаточно было произнести: «Вы с миссис Филд и леди Кастлтон такие давние друзья», — чтобы открыть ворота шлюза, а через них хлынул ничем не сдерживаемый поток слов.

Теперь, когда Мейзи пустилась в воспоминания о родителях Кармоны, мисс Силвер могла спокойно считать петли.

— Джордж Ли был красивейшим мужчиной! В Кармоне нет ничего особенного, но он был просто неотразим.

Все девушки были в него влюблены, — Мейзи смущенно засмеялась. — И я тоже. Теперь-то уже я могу признаться в этом. Все это было так давно! Но он любил Аделу и ни на кого больше не смотрел, пока она не отвергла его ради Джеффри Кастлтона, который был отличной партией. Ли уехал и с горя женился на Монике. Не знаю, что он после Аделы мог найти в ней. Она, правда, была довольно милой, но ведь Адела была само совершенство!

Мисс Силвер приступила к первому ряду.

— Иногда совершенство подавляет, — заметила мисс Силвер.

Голубые глаза Мейзи Тревер округлились.

— Я никогда об этом не задумывалась, но это вполне возможно. В Аделе, правда, чувствовалась какая-то жесткость. Может, из-за того, что она очень успешна. Все увлекало ее, и она всегда добивалась блестящих результатов. Танцы, теннис, плавание, фехтование — все ей давалось легко! Я вспоминаю, как кто-то сказал… не помню только кто… Дженнифер Рэй или Мери Бонд, а может, Джозефина Карстейрз. Мы все вращались в одном кругу, так что это могла быть любая из них… Только не Эстер, она никогда не говорит плохо о людях… Это кто-то другой… О, так о чем я говорила?

— Что-то насчет леди Кастлтон.

— А, да! Теперь вспомнила, кто это… Джин Элиот…

Она была безумно влюблена в Джорджа Ли и страшно ревновала его к Аделе. Так вот, Джин сказала… не сомневаюсь, это она: «Нельзя увлекаться сразу столькими вещами, да еще так серьезно, и иметь время на обычные человеческие чувства». И до известной степени это правда.

Адела ни с кем не дружила, никем не увлекалась, не влюблялась, как мы все. Просто пользовалась потрясающим успехом, а потом вышла замуж за наиболее подходящего человека. Джеффри был на дипломатической службе, ему прочили большое будущее, но он рано умер. Адела больше и не вышла замуж. Люди ее действительно не интересовали, одни только дела. Во время войны она занимала важный пост, сейчас выступает перед публикой, принимает участие в радиодебатах, и все такое прочее. А из людей, мне кажется, она по-настоящему любила одну только Айрин.