Дело закрыто - Вентворт Патриция - Страница 48

Усилием воли она взяла себя в руки. Разумеется, висело. Стенные шкафы на то и придуманы, чтобы что-то в них вешать. В этот миссис Мерсер повесила свое пальто, и теперь оно тихо покачивалось в темноте, касаясь щеки Хилари. Она немного успокоилась, и тут же почувствовала очередную ледяную волну, проступившую холодным потом на лбу. В комнате раздался голос Мерсера.

— Опять чем-то недовольна? — грубо спросил он.

— Нет, Альфред.

Хилари представить себе не могла, каким образом миссис Мерсер удалось так быстро взять себя в руки. Ее голос звучал почти естественно. К несчастью, только почти.

— Нет, Альфред! — передразнил Мерсер. — Ничего другого я от тебя и не ждал. «Ты проболталась этой чертовой девке?» Нет, Альфред! «Ты встречалась с ней? Говорила? Видела, как она шныряет, вынюхивая, вокруг коттеджа?» Нет, Альфред! И каждый раз — каждый чертовый раз — это было «да, да, да!». Ты, проклятая размазня!

Хилари могла только догадываться, каких усилий стоило миссис Мерсер ответить:

— Я не понимаю тебя, Альфред. Я ничего такого не делала.

— Ну, конечно! Не делала! И в поезде, надо думать, ты с ней тоже не говорила?

— Я ведь уже объясняла тебе, Альфред: я только спросила ее о миссис Грей.

Миссис Мерсер явно начинала сдавать. Такое страшное напряжение было ей не по силам. Ее голос задрожал.

— И кой черт тебя дернул вообще с ней заговорить? Ну кто тебя об этом просил? Ведь дело было закрыто! Джеффри Грей преспокойно сидит в тюрьме! Если бы ты держала язык за зубами, все было бы в порядке. И как, интересно, я могу тебе после этого доверять?

— Я никогда ничего не говорила, клянусь тебе!

Голос Альфреда Мерсера упал до зловещего шепота:

— А почему тогда она потащилась в Ледлингтон? Что она делала на дороге в Ледстоу? И неужели она оказалась бы в том коттедже, если бы ты по доброте душевной не дала ей понять, что знаешь, как можно вытащить ее обожаемого мистера Грея из тюрьмы?

— Я ничего не говорила ей, Альфред. Ничего!

— О да! Ты никому ничего не говоришь. Если бы я сам не нашел следы ее ботинок за коттеджем, так бы и не знал, что она была там и что-то вынюхивала. И как, интересно, я могу знать, что именно ты в тот раз ей наговорила? Да я даже не могу быть уверен, что ты не сдала нас полиции!

— Я поклянусь на Библии! — в отчаянии вскричала миссис Мерсер. Ее голос сорвался, и она зарыдала.

— Заткнись! — бросил Мерсер. — Это тебе не поможет. Дверь закрыта, внешняя — тоже. Никто тебя не услышит, хоть ты тут оборись. Здесь и своих крикунов хватает — я тебе уже говорил. Потому-то мы сюда и приехали, Лу. Через лестничную площадку живет парень, который напивается минимум трижды в неделю, не считая воскресений, и после этого бьет жену, и, когда он ее бьет, она кричит как резаная. Так, мне говорили, кричит, что просто волосы встают дыбом. Только вчера обсуждал это на лестнице с одним парнем. Просто ужас, говорит, как кричит. А когда я спросил у него: «А что же соседи?», он рассмеялся и сказал: «Да они все уже привыкли». «Неужели даже полицию никто не вызовет?» — спрашиваю, а он отвечает: «Будто им делать больше нечего, чем в семейные дела лезть, а если бы вдруг и полезли, потом долго бы еще жалели». Так что криком тут не поможешь, Лу.

Наступила тишина. Потом что-то прошелестело по полу, и Хилари мысленно увидела картину, которую застала, войдя в комнату: миссис Мерсер, отступившую к стене и вцепившуюся в спинку кровати. Она так ясно увидела ее перекошенное ужасом лицо, будто дверцы шкафа были распахнуты настежь. Потом тишину нарушил жесткий голос Мерсера:

— Ну, хватит! Теперь будь умницей. Подойди сюда, сядь за стол и пиши, что я тебе скажу.

Хилари услышала, как у миссис Мерсер вырвался вздох облегчения. Она явно ждала другого. Замерев от ужаса, она приготовилась уже к боли и смерти, и теперь, когда ей приказывали всего-навсего подойти к столу и написать что-то, она ожила и, всхлипнув, начала дышать снова.

— Что мне писать, Альфред?

— Подойди и сядь. Я скажу что.

Хилари снова услышала шаркающие шаги — медлительные, усталые шаги по дощатому полу. Потом скрипнул стул, зашуршала бумага, и снова раздался голос Альфреда Мерсера:

— Напишешь, что я скажу, и не вздумай возиться с этим весь день. У тебя вполне прилично получается, когда захочешь. Если что-нибудь пропустишь или, наоборот, добавишь, пеняй на себя. Поехали. Сверху поставь число: двадцать седьмое ноября. Теперь с красной строки. «Я не могу больше этого выносить. Я совершила тяжкий грех и должна покаяться, чтобы мистер Джеффри Грей смог обрести наконец свободу».

Раздался скрип отодвигаемого стула и взволнованный лепет миссис Мерсер.

— Что ты задумал? Ты говорил, что сердце мне вырежешь, если я проболтаюсь.

— Ты будешь писать или нет? — заорал Мерсер. — Значит, нет. Видишь этот нож, Лу? Видишь? Он острый. Хочешь проверить, насколько он острый? Не хочешь. Тогда садись и пиши, что тебя велят.

Миссис Мерсер снова уселась. В комнате было так тихо, что Хилари слышала, как скользит по бумаге перо — едва различимый торопливый шелест. Голос Мерсера и тихий шелест пера, и снова голос Мерсера и тяжелое прерывистое дыхание его жены.

— Написала? Хорошо. Теперь дальше. «Я не хотела убивать мистера Эвертона. Мы с Альфредом давно уже любим друг друга, и он сказал, что женится на мне, если мы устроимся к мистеру Эвертону под видом семейной пары. Я согласилась, но Альфред все откладывал и откладывал свадьбу, и однажды мистер Эвертон все узнал…»

Хилари услышала медленный протяжный вздох.

— Да что же это такое? — прошептала миссис Мерсер.

— Узнаешь, когда напишешь, крошка, — ответил ее муж. — Написала: «однажды мистер Эвертон все узнал»? Ладно. Поехали дальше. «Мистер Эвертон был очень рассержен, но как раз в тот день приехал из Шотландии его племянник Берти, и ему было не до нас. Альфред сказал, что все уладит, и подал заявление, но было уже поздно. Мистер Эвертон сказал, чтобы мы уходили, и что уволить нас — его прямой долг. Поэтому я пошла и взяла в нижнем ящике комода пистолет, который мистер Джеффри забыл там при переезде. Это было шестнадцатого июля. На ужин мы пригласили нашу соседку, миссис Томпсон. Проходя мимо двери кабинета, я услышала, что мистер Эвертон звонит Джеффри Грею и просит его немедленно приехать. Я решила, что он хочет рассказать ему о нас с Альфредом. Это случилось в восемь часов вечера. Я тут же поняла, что мне следует делать. Теперь я знала, во сколько должен был появиться мистер Джеффри. Когда пришло время, я сказала, что мне нужно разобрать постель, взяла пистолет…»

— Альфред! — это был скорее выдох, чем восклицание, и он тут же сменился слабым испуганным вскриком.

— И еще получишь, если не перестанешь напрашиваться. Ну! Готова? «…пистолет мистера Джеффри». Написала? Хорошо. «Я спрятала его под фартук и вошла в кабинет. Я умоляла мистера Эвертона сжалиться надо мной и никому не рассказывать о нас с Альфредом, но он не пожелал и слушать, а потом назвал меня плохим словом, и я в него выстрелила».

Хилари услышала, как прошуршал по столу лист бумаги, который с силой отпихнула от себя миссис Мерсер.

— Я не стану! Я не стану этого писать! Меня повесят! — обезумев от ужаса, прошептала она.

— Для этого хватит и того, что ты уже написала, — сказал Альфред Мерсер. — Только ты напрасно беспокоишься, Лу. Никто тебя не повесит. У них просто не получится, потому что, когда ты допишешь эту бумагу и поставишь свою подпись, ты выпьешь кое-что из бутылки, которую я принес, ляжешь спать и больше никогда уже не проснешься.

— Я не стану! — прошептала миссис Мерсер. — Не стану!

— Ах, не станешь? Ну, тогда… — Теперь он говорил так тихо, что Хилари не могла расслышать ни слова. До нее доносились только отрывистые резкие звуки. Вот точно так — хрипло и тяжело — дышит загнанное в угол животное.

Потом раздался визг миссис Мерсер и ее прерывистый задыхающийся голос:

— Не надо! Не надо, я все сделаю!